Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

время держал в успокоительных объятиях отец, сразу встрепенулась, со слезами потянулась к избраннице:

— Эллейв! Збира напала на тебя? Она тебя ранила?!

Тирлейф поднялся, уступая место Эллейв, и та села возле Онирис, а Ниэльма усадила к себе на колени.

— Всё в порядке, радость моя. Збира пошумела немного, но всё уже позади.

— Не волнуйся, сестрица, это всего лишь царапина, скоро заживёт, — вставил Ниэльм.

— Так она всё-таки ранила тебя?! — вскричала девушка.

Эллейв ущипнула мальчика и сказала строгим шёпотом:

— Кажется, кто-то недавно хвалился, что, в отличие от Эрдруфа, умеет держать язык за зубами, м-м? — И, одной рукой обнимая Ниэльма, второй она сгребла и притянула к себе Онирис. — Успокойся, успокойся, родная. Пустячная царапина, не более. Твоя матушка сама перевязывала меня и может подтвердить.

Темани во второй раз пришлось подтверждать, что рана совсем не опасная. А Ниэльм желал знать:

— Сестрица, как ты себя чувствуешь? Ты уже поправляешься?

— Да, мой хороший, мне уже лучше, — пробормотала девушка.

Мальчик перебрался в объятия Онирис и получил поцелуй также и от неё. Он выглядел счастливым и довольным, устроившись между сестрой и её избранницей, а те со смехом поцеловали его одновременно: одна — в одну щёку, вторая — в другую.

— А можно, я после вашей свадьбы поселюсь с вами? — спросил он. — Вы же переедете в новый дом, да? Можно мне жить с вами?

Онирис с Эллейв озадаченно переглянулись.

— А как же матушка с батюшкой? — заметила Эллейв. — Они ведь будут скучать по тебе. Да и ты по ним, наверно, тоже.

— А я буду их навещать! — придумал Ниэльм. — Ну, можно, можно, можно? Ну, пожалуйста!

— Дружок, поживём — увидим, — подытожила Эллейв. — Пока ещё ничего не ясно.

— А когда будет ясно? — нетерпеливо заёрзал мальчик.

— Давай наберёмся терпения, мой родной, — со смешком сказала Эллейв, целуя его в кудри над лбом.

— Ну, я здесь, пожалуй, лишняя, — с горьковатой усмешкой проронила Темань. — Я пойду к себе. Обедать не хочу, аппетит пропал.

Она повернулась и медленно пошла прочь. Онирис вздохнула, провела по лицу ладонью и обратилась к отцу:

— Батюшка, верни её, пожалуйста.

Тирлейф выскользнул за дверь следом за Теманью и вскоре привёл её назад — нервную, плаксиво морщащуюся, сопротивляющуюся. Онирис протянула к ней руку.

— Матушка, иди сюда. Сядь рядом и обними меня.

Поломавшись немного, Темань всё же подсела к ней с другой стороны и приняла в свои ладони её протянутую руку. Поцеловав её в щёку, Онирис сказала:

— Матушка, прекрати вот это всё, ладно? Ты не лишняя и никогда не будешь лишней.

— Да как же не лишняя, когда даже мой сын не хочет со мной жить? — невесело усмехнулась та.

— Он ещё пока не решил окончательно, — засмеялась Эллейв и взъерошила светлые кудри мальчика. — Видишь, Ниэльм, матушка очень огорчится, если ты её покинешь.

— А если вы не будете переезжать и станете жить с нами? Тогда мы все будем вместе! — придумал Ниэльм выход.

— Это непростой вопрос, дружище мой. — Эллейв ласково ущипнула его за нос и потрепала за ухо. — Должно пройти некоторое время, прежде чем он решится.

Обед прошёл без Збиры и без Онирис с Эллейв: первая всё ещё сидела в конюшне под охраной братьев, и еду ей принесли туда, а влюблённые предпочли обедать вместе в комнате Онирис, поскольку той предписывалось лежать в постели весь день. Они ни мгновения не раздумывали, просто не хотели расставаться ни на минуту. Как бы Темань ни желала оттеснить, всеми правдами и неправдами оттереть Эллейв от дочери, разлучить их под предлогом необходимости полного покоя для Онирис, у неё ничего не выходило, власть с катастрофической неумолимостью утекала из её рук, как песок сквозь пальцы. Она с отчаянием понимала, что ничего не может сделать, не может противостоять мягкой, уверенной силе Эллейв, робеет и тушуется перед ней. На все её доводы Эллейв находила контрдоводы — логичные, учтивые, неоспоримые. Хватка у неё была просто волчья — не разжать, не вырваться, не победить. По крайней мере, в честной схватке.

Вечером вернулась Бенеда. Узнав о случившемся, она одобрила решение Дуннгара временно подержать разбушевавшуюся Збирдрид под арестом; навестив дочь на конюшне, она провела с ней суровую беседу. Предложение Эллейв о своего рода испытательном сроке, в течение которого она постарается показать себя с лучшей стороны, костоправка тоже нашла здравым.

— Не спеши говорить «нет», голубушка, — сказала целительница Темани. — Дай Эллейв время, приглядись к ней получше. Хотя я уже и сейчас вижу: славная она и честная. Онирис она и вправду крепко любит. А вижу я поболее многих, уж поверь... Понимаю, что не хочется тебе дочурку отпускать, но этот день рано или поздно всё равно настал бы. Она не может быть вечным дитятком, вечной маменькиной малюткой, пора ей и на свою собственную дорожку вступать.

Она видела сердце Темани как на ладони, угадывала все глубинные движения души, ничего нельзя было от неё скрыть. Темань с усталым вздохом проговорила:

— Хорошо, я подумаю.

7. Укрощение строптивого и прощальный разговор

Збирдрид просидела под арестом на конюшне до следующего утра. Решение об её освобождении принимала родительница.

— Ну что, остыла? Больше не станешь буянить? — сурово спросила она.

— Не буду, — буркнула Збирдрид.

— Не слышу раскаяния, — хмыкнула Бенеда.

— А мне и не в чем раскаиваться, — дерзко ответила Збирдрид, с вызовом поблёскивая волчьими искорками в глазах. — Самое меньшее, что эта негодяйка заслуживает — это быть вышвырнутой из нашего дома долой! Подальше от Онирис!

— Так, дорогуша, — хмурясь, проговорила костоправка. — Кого вышвыривать, а кого оставлять, в этом доме решаю я. Вот когда построишь свой да своей семьей обзаведёшься — тогда и будешь хозяйкой под своей крышей, а тут не командуй. Давно пора, кстати. Хватит тебе парней по кустам сношать, а то мне уже все матушки в округе жалуются — дескать, дочурка твоя наших сыночков всех перепортила-перетоптала, а в мужья так и не позвала! И у нас, и в Нижней Генице, и в Грённинге, и в Кальдурглюкке, и даже в Орменсдаале, в этой дыре — везде твоя слава гремит! Жалуются также матушки, что после этого сынки их