Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Одновременно с этим подобный отчет для Сената подготовил и генерал А.Н. Бахметьев. В нем подчеркивалась необходимость проведения тщательного расследования в Балтском уезде, доверив его «благонадежным чиновникам». Бахметьев обращал внимание на незначительное количество шляхты, подтвердившей свое происхождение, в списке тех, кто получал право голоса, и напомнил, что на всех предыдущих выборах голосовали шляхтичи, получившие право голоса вопреки указу от 3 марта 1805 г. Значительное место в отчете генерал отводил описанию коварства «полу-дворян», которые, «желая воспользоваться должностями, изыскивали средства к внесению себя в дворянские книги под разными предлогами», и приводил примеры используемых ими уловок. Одни договаривались с богатыми помещиками о фиктивной продаже земли и получении восьми дымов, хотя бы в вечное пользование. По мнению генерала, такие бумаги были недействительны. Другие заявляли, что одолжили деньги и пользовались ипотекой, которая якобы случайно состояла из восьми дымов, или хвастались вымышленными дарственными. «Хотя впрочем совершенно известно, – заключал генерал, – что дворяне сии, в самом деле ни имения не купили, ни сумм под заклад не давали, ни пожизненных записей не получили, но произошло всё сие на одной только бумаге по согласию с помещиками». Поскольку представленные генералом факты носили, скорее всего, достоверный характер, это делает правдоподобной гипотезу о существовании шляхетской солидарности не только между крупными и мелкими помещиками, но и даже между помещиками и безземельной шляхтой. Предлагая провести в Литинском и Балтском уездах перевыборы, генерал не имел иллюзий относительно других уездов и считал, что эти два примера являются основанием для того, чтобы в остальных уездах оставить на выборных должностях тех, кто был избран на предыдущих выборах.

8 марта 1815 г., после консультации с императором 11 февраля 1815 г., Сенат подтвердил повсеместную отмену выборов 1814 г. в Подольской губернии и оставил на выборных должностях тех, кто получил голоса на выборах 1811 г., приказав провести переизбрание в Балтском уезде. Новый министр внутренних дел Осип Козодавлев обратился 15 марта в Сенат с предложением провести такие же перевыборы и в Литинском уезде, представив также обширный анализ законодательного обоснования выборов.

Он уточнил, что на должностях, полученных в результате выборов 1811 г., могут быть оставлены лишь те лица, избрание которых полностью соответствует закону, а в ответе Бахметьеву он добавил, что в случае недостатка шляхтичей для исполнения судебных функций можно привлечь людей из губернского правления, а если и в этом случае людей будет не хватать, то следует обратиться к чиновникам Герольдии323. И хотя дело не дошло до непосредственного привлечения петербургских чиновников для участия в «автономном» шляхетском управлении, эта угроза сыграла свою роль и подготовила почву для будущих действий.

Дальнейшего хода это дело не получило и в ноябре 1815 г. было отложено. Однако подольские выборы еще долгое время будут оставаться, как мы еще увидим, предметом особого внимания властей.

В связи с этим делом стоит также вспомнить еще об одном эпизоде. В сентябре 1815 г., согласно сообщению командующего подольскими войсками, мелкие шляхтичи попытались отстоять те скромные места, которые они получили на выборах в Литинском уезде. Многие из них не имели никакого представления о российских законах и заявляли о законности своего избрания. Они соглашались, что не имеют достаточного количества земли, но утверждали, что платят налог со 150 рублей дохода. Больше всего удивляет их убежденность в том, что они «служат» – при том, что они не понимали, какой смысл вкладывался в это слово государственными органами. Некоторые писали, что во время войны несли службу на местах или за рубежом, не уточняя, на чьей стороне! Для них служба ассоциировалась с выполнением поручений или небольших хозяйственных обязанностей, именно этим была заполнена их жизнь, связанная с крупными помещичьими имениями. Они говорили, что принимали участие – видимо, в качестве экономов или управляющих – в наборе рекрутов, поставляли скот для армии и т.п. Находясь в растерянности, они обвиняли авторов доносов, которые фактически вытеснили их из шляхетского сословия. Винили, к примеру, нового предводителя Щенявского, который полностью зависел от крупного землевладельца Липского, или члена ревизионной комиссии Бжозовского, который был свояком графа Орловского324… И это действительно была правда; таким образом, польская аристократия пыталась предстать перед царской властью в качестве истинных защитников /»настоящей» шляхты.

В Волынской губернии в окружении губернатора и сенатора М.И. Комбурлея также с большим недоверием относились к польской шляхте, шляхетским собраниям и судам, однако это не имело каких-либо последствий, поскольку Комбурлей и его заместитель О.Д. Хрущев, который оказался замешанным в крупном деле о взяточничестве, были вынуждены оставить занимаемые должности в конце 1815 г. После этого в губернии какое-то время был период безвластия, которым не преминула воспользоваться местная шляхта, чтобы заявить о себе во всеуслышание. Сначала губернию недолго возглавлял Сен-При, затем ее временно доверили двум полякам: председателю 2-го департамента Житомирского суда Домбровскому и генералу Станиславу Потоцкому, потом – сенатору Ф.Ф. Сиверсу, который прибыл туда для проведения расследования, и, наконец, в период с 13 апреля 1816 г. по 1824 г. Волынь в первый раз возглавил губернатор-поляк, граф Б. Гижицкий, тесно связанный с царской властью: он имел звание генерал-майора российской армии и был зятем богатого помещика графа Илинского, губернского предводителя шляхты в 1816 – 1817 гг., в свое время дружившего с Павлом I. Если добавить к этому, что после смерти в 1813 г. графа Т. Чацкого его место инспектора школ Правобережной Украины занял беспокойный граф Филипп Плятер, то мы сможем почувствовать разницу в положении между Волынью и Подольем и понять милость Петербурга к верхушке волынской шляхты.

Это неожиданное выдвижение на должности поляков, которому способствовала общая благоприятная атмосфера и общая амнистия 30 августа 1814 г., заставило негодовать сторонников «истинно русской» политики. Такие друзья Комбурлея, как графиня Старожилова, даже тайком расспрашивали путешественников о состоянии умов и хотели узнать подробности об отставке Комбурлея, причину которой они видели в польском заговоре. Статский советник Опытов охотно подтверждал эти предположения в письме из Вены, написанном в июле 1818 г., т.е. как раз тогда, когда русское консервативное общество было шокировано речью императора в Варшаве, где вновь шла речь об объединении «прежних польских губерний» с Царством Польским. Свидетельства этого путешественника интересны тем, что они во многом откровеннее официальных отчетов представляют стереотипы, подпитывавшие определенное общественное мнение, выразителями которого были, к примеру, Шишков и Карамзин, мнение по сути своей националистическое (даже если на тот момент такого понятия еще не существовало)325. Опытов рассказывает в письме, что по дороге в Вену он останавливался в Бердичеве, Житомире, Дубне и Радзивилове, «чтобы, разведав о бывшей на Волыни в 1815 и 1816 годах революции, доставить Вам обстоятельное сведение, каким образом сей моральный переворот обратился на пагубу толикого числа невинных людей, а в том числе и Ваших родственников». Автор письма углубляется в историю, чтобы показать, что Волынь всегда была краем изменников: это в Овруцкой земле убили князя Олега, в Кременце Лжедмитрий I принял монашеский постриг, а затем при поддержке польских бояр «взбунтовался против нашей Отчизны»; в Остроге же сохранилась церковь, где он вступил в брак с Мариной Мнишек. В Новогроде и Староконстантинове, сообщал далее Опытов, польские землевладельцы доверили православные храмы «жидам». Во время гайдамацкого бунта в Житомире в 1768 г. было убито 10 тыс. крестьян, «грекороссийского исповедания единоверцев наших», а в Луцке и Владимире «при последнем издыхании Польши» комитеты повстанцев уничтожали разносчиков газет, торговцев и православных священников. Автор письма указывал на то, как вели себя местные жители во время войн в 1798, 1799, 1806, 1807, 1809 и 1812 гг. и какое количество своих детей они послали в Княжество Варшавское «единственно для поднятия оружия противу Русских». Автор письма подчеркивает, что нет ни одной семьи, где не оплакивали бы или не носили траур по детям, братьям или родственникам, «погибшим в сражениях противу России», а после амнистии беглецы, не зная стыда, возвращались к своим семьям, готовые совершить новые преступления…

Далее автор письма пытался доказать, что со времени присоединения польских территорий все действующие губернаторы были заражены республиканским духом и ненавистью ко всему русскому. Обвинения посыпались на головы Кречетникова, Тутолмина, Шереметьева и ряды последующих губернаторов, тогда как «в Житомире балы и вечеринки, а по деревням от мужиков плач и вопль». Опытов напрямую указывал имена нескольких помещиков, в том числе А. Стецкого, который позволил умереть голодной смертью десяткам крестьян. Особое же внимание он обращал на действовавших представителей губернской власти: Б. Гижицкого, который отличился тем, что запряг православного священника в плуг, и Г. Илинского, устраивавшего попойки в своем замке в Романове. Эти сплетни, повторяемые на протяжении 10 – 15 лет, свидетельствовали об особой ненависти, которую питали к полякам друзья Комбурлея и все те, кто не мог понять причин милостивого отношения верховной власти к Волыни в тот период.