Время предательства - Луиза Пенни

Снова и снова старший инспектор Гамаш просматривал этот кадр. Лишняя шапочка оставалась на экране считаные мгновения, перед тем как вылететь из руки Мари-Ариетт за границы кадра.

Они прильнули к экрану.

Но определить сумели лишь то, что шапочка светлая. В черно-белом изображении цвет не виден. Зато теперь они разглядели рисунок. Нечеткий, расплывчатый, но угадываемый.

– Ангелы, – сказала Мирна. – Та самая шапочка. – Она взглянула на шапочку, которую держала в руке. – Шапочка ее матери.

Но Гамаш смотрел не на остановленную в полете шапочку, а на лицо Мари-Ариетт. Что вывело ее из себя?

– Вы позволите воспользоваться вашим телефоном?

Мирна поднесла ему аппарат, и Гамаш набрал номер.

– Я проверила свидетельство о смерти, шеф, – ответила на его вопрос инспектор Лакост. – Они все точно мертвы. Виржини, Элен, Жозефин, Маргерит. И теперь Констанс. Пятерняшек Уэлле больше нет.

– Ты уверена?

Шеф редко сомневался в результатах ее поисков, поэтому она помедлила, прежде чем ответить:

– Я знаю, мы думали, будто одна из них еще жива. Но я нашла свидетельства о смерти и записи о захоронении. Все они упокоились на одном кладбище близ их дома. У нас есть доказательства.

– У нас имелось доказательство того, что всех девочек принял доктор Бернар, – напомнил ей Гамаш. – Доказательство того, что Исидор и Мари-Ариетт продали девочек правительству Квебека. Доказательство того, что Виржини умерла в результате случайного падения, но теперь мы подозреваем, что все было совсем не так.

Инспектор Лакост поняла его мысль.

– Они были очень скрытными людьми, – медленно проговорила она, обдумывая слова Гамаша. – Я полагаю, это возможно.

– Они были не просто скрытными, а патологически скрытными. Видимо, им было что скрывать. – Старший инспектор немного помолчал. – Если все они мертвы, то возможно ли, что за их смертями стоит нечто большее, чем нам известно?

– Как с Виржини? – спросила Лакост. Мысль ее работала, пытаясь попасть в русло его рассуждений.

– Если они солгали об одной смерти, то могли солгать и об остальных.

– Но зачем?

– Зачем люди лгут нам? – спросил он.

– Чтобы скрыть преступление, – ответила Лакост.

– Чтобы скрыть убийство.

– Вы думаете, они были убиты? – спросила она, не сумев скрыть удивление. – Все?

– Мы знаем, что Констанс убили. И что Виржини умерла от несчастного случая. Но что нам на самом деле известно о смерти Виржини? – спросил старший инспектор. – Официально считается, что она умерла вследствие падения с лестницы. Мы имеем показания Элен и Констанс. Однако отчет доктора и первоначальные полицейские протоколы свидетельствуют о другом.

– Oui. О самоубийстве.

– Но возможно, и это было не так.

– Вы думаете, ее убили Элен и Констанс?

– Я думаю, мы приближаемся к истине.

Гамашу показалось, что они наконец вломились в дом Уэлле. Они с Лакост блуждали в темноте, но он чувствовал, что еще немного – и тайна этой несчастной семьи будет раскрыта.

– Я пересмотрю свои записи, – сказала Лакост, – и покопаюсь в старых документах, нет ли там хотя бы намека на то, что сестры умерли неестественной смертью.

– Хорошо. А я проверю приходские записи.

Он имел в виду записи о рождении и смерти. Старший инспектор знал: он найдет сделанную аккуратным почерком священника запись о рождении пятерняшек. Но вот сколько там будет записей о смерти?

Старший инспектор Гамаш приехал прямо в криминалистическую лабораторию Квебекской полиции, оставил там шапочку и распорядился, чтобы к концу дня ему представили данные экспертизы.

– К концу дня? – переспросил эксперт.

Но старшего инспектора уже и след простыл.

Гамаш поднялся в свой отдел и успел к самому началу летучки. Ее проводила инспектор Лакост, но присутствовать соизволили лишь несколько агентов. Когда вошел старший инспектор, Лакост встала. Агенты поначалу остались сидеть. Но, увидев его суровое лицо, тоже поднялись.

– Где остальные? – резко спросил Гамаш.

– На заданиях, – ответил один из агентов. – Сэр.

– Я спрашиваю у инспектора Лакост. – Он повернулся к ней.

– Им было сообщено о летучке, но они не явились.

– Мне нужны их имена, – сказал Гамаш и уже собрался уходить, но вдруг остановился и обвел взглядом застывших агентов.

Несколько секунд он смотрел на них, потом как будто обмяк.

– Идите по домам, – наконец сказал он.

Этого они не ожидали – на их лицах проступили удивление и неуверенность. Лакост тоже была поражена, но постаралась не показать этого.

– По домам? – переспросил один из агентов.

– Уходите, – приказал старший инспектор. – Делайте что хотите, только чтобы вас здесь не было.

Агенты переглянулись, ухмыляясь.

Он повернулся к ним спиной и пошел к двери.

– А наши дела?

Гамаш остановился. Вопрос был задан молодым агентом, которому он пытался помочь несколько дней назад.

– Ваши дела продвинутся хоть немного, если вы останетесь?

Вопрос был риторический.

Он знал: эти агенты, торжествуя, разнесут по всему управлению новость о том, что со старшим инспектором Гамашем покончено. Что он сдался.

И сейчас оказал им очень большую услугу, подтвердив это. Фактически остановив работу отдела.

– Считайте это рождественским подарком.

Они даже не пытались скрыть радость. Заговор удался. Они поставили великого старшего инспектора Гамаша на колени.

– Идите по домам, – повторил он усталым голосом. – Я тоже скоро ухожу.

Он вышел из отдела с прямой спиной, высоко подняв голову. Но шел медленно. Раненый лев, который хочет прожить еще один день.

– Шеф? – услышал он за спиной голос инспектора Лакост.

– В мой кабинет, пожалуйста.

Они вошли в его кабинет, Гамаш закрыл дверь и жестом пригласил ее сесть.

– Есть что-нибудь новое по делу Уэлле? – спросил он.

– Я еще раз поговорила с соседкой, хотела узнать, бывали ли у сестер гости. Она сказала мне то же, что и первым следователям. Никто к ним не приходил.

– Кроме нее самой, насколько я помню.

– Один раз она к ним заходила, – подтвердила Лакост. – Выпить лимонаду.

– Ей не казалось странным, что ее никогда не приглашали внутрь?

– Нет. Она сказала, что по прошествии нескольких лет привыкаешь ко всяким чудачествам. Некоторые соседи чересчур любопытные, некоторые любят вечеринки, некоторые ведут спокойную жизнь. Район старый, люди живут там десятилетиями, и сестры прожили там много лет. Ни у кого это не вызывало вопросов.

Гамаш кивнул и немного помолчал, играя с авторучкой.

– Ты должна знать, что я подаю в отставку.

– В отставку? Вы уверены?

Лакост вгляделась в его лицо, прислушалась к интонациям голоса. Неужели он серьезно?

– Я напишу прошение об отставке и подам его сегодня вечером или завтра. Оно вступит в силу немедленно по подаче. – Он выпрямился на стуле и несколько мгновений разглядывал свои руки, заметив, что дрожь исчезла. – Ты долго проработала со мной, инспектор.

– Да, сэр. Насколько я помню, вы нашли меня на мусорной свалке.

– Ты пробивалась тем, что найдешь в мусорных бачках. – Он улыбнулся.

Эти слова были не очень далеки от истины. Старший инспектор Гамаш взял ее к себе из отдела тяжких преступлений в тот день, когда она собиралась увольняться. Не потому, что не умела работать. Не потому, что напортачила. А потому, что она была другая. Коллеги застали ее на месте особо жестокого преступления, совершенного против ребенка, – она стояла, склонив голову и закрыв глаза.

Изабель Лакост совершила ошибку, сказав правду, когда ее спросили, что она там делала.

Она медитировала, посылала мысли жертве, заверяла ее в том, что та не будет забыта. С этого времени другие агенты превратили жизнь Изабель Лакост в настоящий ад. Наконец ее терпение кончилось. Она поняла: ей пора уходить.

И она была права. Она только не знала, куда ей идти.

Старший инспектор Гамаш услышал про медитацию и захотел встретиться с молодым агентом, посмешищем для всей Квебекской полиции. Когда она пришла в кабинет своего босса с рапортом об увольнении, то навстречу ей из большого кресла поднялся совсем другой человек. Она сразу же узнала его. Видела старшего инспектора Гамаша в академии и по телевизору. Читала о нем в газетах. Один раз она оказалась с ним в кабине лифта, так близко, что ощутила запах его одеколона. Аромат был такой привлекательный, такой мощный, что она почувствовала притяжение к этому человеку и чуть не вышла вместе с ним из лифта.

Когда она явилась в кабинет своего босса, старший инспектор Гамаш поднялся из кресла и слегка поклонился. Поклонился ей. В нем было что-то старомодное. Что-то нездешнее.

Он протянул руку и представился: «Арман Гамаш».

Она пожала протянутую руку, чувствуя легкое головокружение. Она не очень понимала, что происходит.

С тех пор они были вместе.

Не в буквальном смысле, а профессионально, эмоционально. Она бы пошла за ним, куда бы он ни позвал.