Храмы Невского проспекта. Из истории инославных и православной общин Петербурга - Архимандрит Августин (Никитин)

«Вся санктпетербургская публика ожидала 28-го дня июня с крайней нетерпеливостью, – пишет Гарновский. – Между прочим, носились в ожидании оного слухи, будто бы присланы в Сенат заключающие в себе объявление народу разных милостей указы, которые не прежде распечатать велено, как 28-го июня, по окончании молебствия. Не было в городе того, который бы не ожидал каковой ни есть милости, толкуя об оных каждый по собственным догадкам. В самый день 28-го июня собралось в Казанскую церковь, так же и окружило оную, великое множество народа, мнимого объявления милостей ожидавшего. Но (так) как нельзя было публиковать того, что тогда здесь еще не существовало, то все разбрелись по домам, утешая друг друга, что объявление таковое отсрочено до Петрова дня; а поелику и в Петров день ничего публиковано не было, то начали говорить, что милостивые манифесты объявлены будут по прибытии Ея императорского Величества сюда сентября 22-го дня. Действительное получение потом манифеста, в печатных копиях с сим курьером подносимого, решило каждого судьбу, исключая ожидавших чинов»[772].

Во время Русско-турецкой войны (1787–1791 гг.) под сводами Казанского собора нередко совершались молебны во славу русских воинов. В записках А.В. Храповицкого (1749–1801), статс-секретаря Екатерины II, сообщается о тех баталиях, в которых турки терпели поражение. В записи от 16 октября 1787 г. читаем: «С удовольствием сказывали, что с 30-го сентября на 1-е октября отбиты турки от Кинбурна; Суворов два раза ранен и не хотел перевязываться до конца дела; похвалена храбрость его. Турок побито больше 4000. 17 октября. При Дворе и в Казанской (церкви) был благодарный молебен и читали реляцию»[773].

Летопись побед русского оружия продолжает полковник Михаил Гарновский. В своем сообщении от 13 августа 1789 г. он писал: «Шестого числа сего месяца получено известие о разбитии турок под Фокшанами… 9-го числа поутру Двор переселился сюда, и того же дня было в Казанской церкве за помянутую победу благодарственное молебствие в присутствии Государыни и Их Императорских Высочеств, нарочно для сего приезжавших из Гатчины, куда они к вечеру опять возвратиться изволили»[774].

Русско-турецкая война шла к концу, и очередную победу русской армии отпраздновали в Казанском соборе. 11 июля 1791 г.

А.В. Храповицкий записал в своем дневнике: «…(прибыл) курьер: князь Репнин 28 июня разбил в 80 тыс. (войск) визиря при Мачине, взял лагерь и 40 пушек. Еще курьер привез ключи Анапы и сообщил, что 26 июня турки оставили Суджук-кале. 13 июля. Ездили для молебствия в Казанскую церковь»[775].

К концу XVIII в. население Петербурга значительно возросло, и храм, прежде без труда вмещавший приход, стал тесен. Это заметил аббат Жоржель в своих записках, писавший: «Собор Казанской Богоматери, где находится икона Святой Девы, которую считают чудотворной, построен на берегу Екатерининского канала и выходит на самую красивую улицу С.-Петербурга. В этой церкви торжественно собирается императорский двор при праздновании блестящих побед; она не велика и недостаточно поместительна; она представляет прямоугольник; над алтарем возвышается купол; на другом конце храма находится башня с колокольней, где устроены часы. Эта церковь построена посредине обширного, покрытого травой двора и окружена стеной фута в три вышиной, над которой возвышается деревянная окрашенная решетка»[776].

Аббат Жоржель – выходец из Франции; покинув родину после революции 1789 г., он нашел прибежище в германском приорстве Мальтийского ордена (св. Иоанна Иерусалимского). Присутствуя за православным богослужением, он невольно сравнивал его с католическим: «Алтарь Казанского собора окружен вызолоченной балюстрадой и занавесами с золотой, серебряной и шелковой бахромой. За этой балюстрадой помещается алтарь, а позади занавеса находится жертвенник, престол со Святыми Дарами и священники. Занавес открывается в момент пресуществления, и перед присутствующими появляются Святые Дары: только в этот момент можно видеть совершающего таинство священника. В эту минуту все присутствующие падают ниц и поднимаются только после причастия»[777].

Записки аббата Жоржеля представляют особую ценность и потому, что он был одним из последних иностранных авторов, посетивших Казанский собор до его перестройки в начале XIX в. Вот еще несколько строк, посвященных описанию храмового интерьера: «Казанский собор очень богато украшен: государи щедро одаряли его драгоценностями, – сообщает о. Жоржель. – В торжественные дни я видел там более тысячи горящих свечей, кроме множества зажженных лампад из золота или серебра, которые пылают перед алтарем»[778].

Еще одно сообщение о Казанской церкви до ее перестройки можно найти в «Описании Санкт-Петербурга» И.Г. Георги. Он упоминает про «церковь Казанский Богоматери на Невской перспективе и по правому берегу Екатерининского канала… Колокольня над церковью деревянная и с покрытым жестью шпицем имеет вышины 28 сажен, – пишет немецкий автор. – На колокольне бьют часы в колокол по стенным часам, в церкви находящимся. В сей церкви отправляются летом благодарственные молебствия за благополучные приключения при дворе и в государстве»[779].

Годы правления Павла I (1796–1801 гг.). Закладка нового собора (1801 г.)

В ноябре 1800 г. император Павел I повелел воздвигнуть вместо церкви Рождества Богородицы великолепный соборный храм во имя Казанской иконы Божией Матери. Проект строительства собора утвержден 14 ноября 1800 г. императором Павлом I. Была создана комиссия по построению собора, председателем которой стал президент Академии художеств граф А.С. Строганов.

Однако этому предшествовал конкурс проектов. Одним из участников конкурса стал французский архитектор Тома де Томон (T omas de T omon), только что прибывший в Россию (1799 г.) Как отмечал И. Грабарь, «первым выступлением Томона в Петербурге было его участие в конкурсе, объявленном в 1799 г. для постройки Казанского собора. Проекты его, план, фасад и разрез сохранились в собрании Эрмитажа»[780]. (Томону не суждено было стать победителем в этом конкурсе, но через несколько лет по другому его проекту (1803 г.) построено здание Биржи на Васильевском острове).

Деревянные модели храма представили на рассмотрение такие знаменитые зодчие, как Н.А. Львов, Джакомо Кваренги (1744–1817) и А.Н. Воронихин (1759–1814). (Будучи крепостным крестьянином, в 1786 г. он получил от графа А.С. Строганова отпускную грамоту).

Дальнейшая судьба этих моделей сложилась по-разному. Модель проекта Казанского собора Львова в 1795 г. передали в Эрмитаж, откуда в 1800 г. она вернулась в Академию художеств. Модель Кваренги также хранилась в Академии художеств. Конкурс суждено было выиграть деревянной модели Воронихина, и она заняла почетное место в экспозиции Академии художеств. Коллекция подобных моделей выставлялась в залах Академии, и собрание постоянно пополнялось. Однако в 1868 г., «при недостатке места», состоялось собрание членов Совета и профессоров Академии художеств «для рассмотрения моделей разных зданий». И приняли роковое решение: «Модели несуществующих зданий, как лишенные значения, исключить из музея»[781]. (В советские времена еще бы добавили: «Путем утилизации».) В коллекции Академии художеств из «казанских» осталась лишь «модель раздвижная Казанского собора по проекту Воронихина», и еще в 1910 г. отмечалось, что она «имеется на лицо»[782].

В 1800 г. составление проекта поручили архитектору А.Н. Воронихину. Проект напоминал здание парижского Дома инвалидов с подражанием фасаду собора св. апостола Петра в Риме (в уменьшенном масштабе). Одним из главных помощников Воронихина при постройке Казанского собора был архитектор из Пуры (итальянская Швейцария) Марко Руджия (1754–1834)[783]. О конкретных деталях строительства сообщает граф А.И. Рибопьер. По его словам: «Павел I начал стройку Казанского собора; план составил русский архитектор Воронихин; он же строил его под руководством обер-камергера графа А.С. Строганова. Павел и тут спешил, понукая рабочих; однако ему не пришлось достроить собор: он был окончен при Александре Павловиче»[784]. Строители Казанского собора жили в казармах на Конюшенной площади.

Павел I отпустил большие суммы на строительство нового храма. По словам Г.Р. Державина, в начале 1801 г.: «В два месяца тогда сверх всех штатных и остаточных сумм издержано было более 6 миллионов рублей на посылку в Индию донских казаков, на строение Казанской церкви и прочие подобные затейливые издержки»[785].

С возведением Казанского собора торопились, и, во избежание длительных перерывов, пришлось изыскивать «внутренние резервы». Верстах в 35 к востоку от Петербурга, при впадении речки Тосны в Неву, в свое время построили загородную резиденцию императрицы Екатерины II. (В 1785 г. Екатерина II утвердила проект дворца для Пеллы, он строился до 1793 г. по проекту архитектора Старова.) Император Павел I при своем вступлении на престол приказал разобрать это сооружение, и строительный материал пошел на постройку Казанского собора и Михайловского замка[786].