Штормовое предупреждение - Чжу Шаньпо

Я категорически отвергла его просьбу. Я убедительно попросила его снять мой чемодан, потому что я тороплюсь. Он не хотел. Я подвинула стул и попыталась спустить его сама. Но не смогла дотянуться. Я изо всех сил приподнялась на цыпочки. Стул был шаткий, и когда я свалилась, Жун Чуньтянь подхватил меня и обнял. Он почувствовал, что я упала не потому, что стул покачнулся, а потому, что я, кажется, заболела. Мой лоб был раскаленным, как уличный кирпич под палящим солнцем. Все мое тело охватил жар. Я почти дымилась.

Красавица, поэзия, гармонь

Жун Сятянь каждое утро неизменно вставал спозаранку. Потому что он шел в столовую к поэту Дуаню. Если он выходил позже, то приходилось идти за ним в дикобразий питомник. Поэт Дуань там работал. Каждый раз, проходя мимо мастерской по ремонту часов в переулке Пипаган, Жун Сятянь всегда останавливался и кричал на балкон второго этажа: «Глухня Пи, я хочу жениться на Красотке Юй».

Но он не дожидался появления Глухни Пи и поспешно уходил. Это было больше похоже на шуточное приветствие, которое не требовало ответа.

Дочь Глухни Пи, Красотка Юй, работала в столовой и каждый день продавала у входа пампушки. Вокруг нее клубился горячий пар. Она делала неповторимую взрывную прическу, каждый ее волосок был закручен вверх, как будто опаленный огнем; ярко-красным были намазаны не только губы – ногти она также покрыла красным «лаком».

Жун Сятяню нравился запах хрустальных баоцзы[39], который всегда исходил от ее тела. Красотка Юй сама была как хрустальный пирожочек, при виде которого чувствуешь себя голодным.

– Жун Сятянь, ты что, опять ходил приставать к моему папе? – сурово спросила Красотка Юй.

– Не было такого… – ответил Жун Сятянь. – Не было.

Красотка Юй видела, что Жун Сятянь солгал, поэтому метнула баоцзы, а Жун Сятянь ловко поймал их, мигом засунул в рот, а затем, пританцовывая, прошел через боковую дверь верхней столовой, обошел огород и взобрался на ветхое, аварийное трехэтажное здание. Поэт Дуань жил в крайнем левом углу верхнего этажа.

Настоящая фамилия Красотки Юй – Пи, а полное ее имя – Пи Дань. Красотка Юй – это прозвище, которое ей дал поэт Дуань. Прозвище оказалось удачным. Никто больше не называл ее настоящим именем, и даже Глухня Пи звал ее Красотка Юй. Глухня Пи – ее отец. К слову о глухоте, никакой он был не глухой, просто делал вид, что не слышит некоторых слов, притворялся сбитым с толку. Это была «избирательная» глухота, про себя-то он все понимал. Он пообещал обручить Красотку Юй с Ду Вэем, продавцом сахара, табака и алкоголя из снабженческо-сбытового кооператива, чтобы они поженились, когда Красотке Юй исполнится двадцать лет. В прошлом году ей стукнуло восемнадцать. Ду Вэй был маленького роста, как двенадцати- или тринадцатилетний пацан, и когда он стоял за прилавком магазина без подставки для ног, из-за прилавка торчала одна голова. И это был не самый большой его недостаток. Ду Вэй страдал эпилепсией, и каждый раз перед приходом тайфуна у него случался припадок. А как только случался припадок, он валился на землю и не мог подняться, дергался всем телом, закатывая глаза и пуская пену изо рта, пугая людей до полусмерти. А Жун Сятянь считал себя самым красивым парнем в Даньчжэне, другого такого не сыщешь, и с тем, что Глухня Пи обещал Красотку Юй Ду Вэю, смириться не мог. Но он не сказал: «Свежий цветок воткнули в коровий навоз», он сказал: «Это словно весенним дождем орошать пустыню Сахара».

Метафора Жун Сятяня была дефективной, но он гордился ею, полагая, что это стихотворная строка, – он произнес ее перед тем, как пойти на поклон к поэту Дуаню, чтобы тот учил его. Это талант, это одаренность, во всем Даньчжэне только он и поэт Дуань могли придумать такую изящную метафору. Однако Ду Вэй не был пустыней, у него водились сахар, табак и вино, а Пи Лифэн говорил, что это лучшие вещи на свете. Когда дело доходило до подобных вещей, Жун Сятянь считал, что как раз Пи Лифэн и есть непреодолимая пустыня Сахара.

Пи Лифэн не был лишен здравого смысла, в свое время он сказал Жун Сятяню:

– Если каждый месяц будешь приносить мне пять цзиней[40] сахара, четыре бутылки крепкой гаоляновой водки и три пачки сигарет «Хунмэй», я соглашусь выдать за тебя Красотку Юй.

Вот уже три года подряд Ду Вэй ежемесячно поставлял Глухне Пи пять цзиней сахара, четыре бутылки крепкой гаоляновой водки и три пачки сигарет «Хунмэй».

– Я дам тебе чистую долговую расписку и через десять лет обналичу всю основную сумму и проценты. Сделаю как сказал, сойдет?

– Вот через десять лет и приходи, – сказал Глухня Пи.

Слова Глухни Пи были очень похожи на то, что в свое время сказал Жун Яо помещик Лю Лю. Такая штука, как судьба, – тоже передается из поколения в поколение.

– Через десять лет у Красотки Юй и Ду Вэя будет уже десять детей. Можешь быть посговорчивее?.. – сказал Жун Сятянь.

Глухня Пи подумал немного и сказал, не то чтобы нельзя, про сахар, табак и алкоголь можем и забыть, но если будешь брать Красотку Юй, придется брать ее вместе с младшим братцем.

Младший брат Красотки Юй – дурачок, настолько глупый, что Глухня Пи даже не потрудился дать ему имя, поэтому все звали его Дурачком Пи. Целыми днями он бездельничал, да и не способен был ни на что серьезное, только бегал в здравпункт, чтобы посмотреть, как медсестра Чай Хэ ставит больным уколы. Крики пациентов приносили ему радость. Чай Хэ была самой красивой медсестрой в больнице. Дурачок Пи таскался за ней целыми днями, прилип – не прогонишь, но он слушался приказов Чай Хэ, в состоянии был прибирать, носить больных на спине и брить им головы – все это Дурачок Пи мог делать. Дурачок Пи помогал Чай Хэ во всем, что она делала. Конечно, за исключением уколов.

Глухня Пи беспокоился не о Красотке Юй, а о Дурачке Пи. Если он рано или поздно умрет, то как жить Дурачку Пи?

Жун Сятянь не хотел жить с дурачком. А Ду Вэй был готов. Он часто ходил в здравпункт забрать Дурачка Пи, покупал ему фруктовое мороженое и угощал конфетами. Дурачок Пи радостно называл его «зятем». Однако взгляд у Глухни Пи был острый, и он прекрасно видел, что Ду Вэй на самом деле не искренне собирается взять Дурачка Пи в придачу к Красотке Юй, да и эпилепсия Ду Вэя также была его головной болью.