Штормовое предупреждение - Чжу Шаньпо

вниз, чтобы отдать его окруженной клубами пара Красотке Юй. Поэтическое творение было свежо, как хлеб. Жун Сятянь глубоко вдохнул запах хрустальных баоцзы, а затем ушел – обдумывать следующее стихотворение. Он безумно влюбился в написание стихов. Я видела, как он дома каждый день листает словарь и вдохновенно строчит стихи на лучшей бумаге. Потом он зачитывал их мне и спрашивал, хорошо ли написано. Я не говорила, что хорошо, и что плохо не говорила. Я просто не думала, что он вообще годится для Красотки Юй, так что все его усилия напрасны.

Иногда поэт Дуань также слагал стихи для Красотки Юй, отчего Жун Сятянь настораживался.

– Почему ты пишешь стихи не для Ли Дань, а для Красотки? – спросил Жун Сятянь.

– Я хочу, чтобы она почитала настоящие стихи, – ответил поэт Дуань.

– Разве то, что я пишу, не настоящие стихи? – спросил Жун Сятянь.

– Нет, – ответил поэт Дуань. – Это куча дерьма.

Жун Сятянь не считал свои стихи кучей дерьма, напротив, он считал, что превзошел учителя, и полагал, что пишет стихи еще лучше поэта Дуаня. Чтобы помешать поэту Дуаню подделать его почерк и преподнести стихи Красотке Юй, Жун Сятянь попросил Глухню Пи вырезать для него личную печать, даже бóльшую, чем официальная печать городского правительства, и теперь, поставив ярко-красный отпечаток на рукописи стихотворения, он отдавал его Красотке Юй. Так поэт Дуань уже не смог бы притвориться им. А кроме того, так рукопись стихотворения выглядела более торжественно.

Глухня Пи умел не только ремонтировать часы, но и гравировать печати – и официальные, и личные. Гравировка на дереве была такой же аккуратной, как типографская печать в книге, один в один. Однажды Жун Сятянь выложил большие деньги и попросил Глухню Пи выгравировать для него печать «Центральный военный комитет». Глухня Пи не согласился, он внезапно широко раскрыл глаза и уставился на Жун Сятяня:

– Ты что, в армию собрался? Ох и дерзкий же ты, мечты твои бредовые!

У Жун Сятяня не было таких великих амбиций, он просто хотел под видом Центрального военного комитета ответить на письмо Жун Цютяня. Тот уже почти свихнулся в ожидании этого ответа.

Глухня Пи взвесил полученные от Жун Сятяня деньги и искренне сказал, этих денег хватит, чтобы выгравировать официальную печать Министерства обороны США, я могу для тебя сделать, что ты хочешь, но ты должен пообещать не мобилизовывать американские войска для нападения на Китай.

В конце концов Жун Сятянь пожалел денег и выгравировала только одну личную печать, с надписью почерком чжуань[43] «Жун Сятянь». Увидев рукопись стихотворения с личной печатью Жун Сятяня, Красотка Юй глянула на нее мельком и выбросила в мусорное ведро. Жун Сятянь достал ее обратно и спросил, почему она так поступила. Красотка Юй ответила, что написано намного хуже, чем у поэта Дуаня. Это оказалось большим ударом для Жун Сятяня.

Жун Сятянь смиренно пришел к поэту Дуаню и спросил:

– Когда я смогу писать настоящие стихи?

– Когда Ли Дань согласится выйти за меня замуж, – ответил поэт Дуань. – Тогда ты сможешь писать настоящие стихи.

С тех пор, каждый день закончив декламировать для Ли Дань стихотворение, он сурово спрашивал ее:

– Когда ты согласишься выйти замуж за поэта Дуаня?

– Подожди, пока я умру, – отвечала Ли Дань. – Как умру, до меня очередь решать уже не дойдет.

Жун Сятянь слово в слово пересказал это поэту Дуаню. Поэт Дуань внезапно поник, как иссохшая виноградная лоза. Жун Сятянь с горечью спросил:

– Что теперь делать? Нельзя ведь просто так поставить крест на наших усилиях?

Когда поэт Дуань колебался, он становился похож на тихого и подавленного дикобраза.

– Теперь подождем тайфуна, пусть тайфун решает нашу с ней судьбу, – сказал он.

А времени Жун Сятяню Красотка Юй отмерила не слишком щедро. Она пригрозила ему, если не станешь настоящим поэтом до прихода тайфуна, я пересплю с Ду Вэем.

Тайфун в том году пришел очень рано. Не дожидаясь, пока поэт Дуань признает Жун Сятяня «настоящим поэтом», Красотка Юй переспала с Ду Вэем. Это ему рассказал Дурачок Пи. Он сказал, что дело происходило на кухне, прямо напротив его двери, Ду Вэй прижал Красотку Юй к куче дров и они повязались, как две собаки. Красотка Юй еще приказала Дурачку Пи придержать кухонную дверь и не впускать Глухню Пи. Дурачок Пи также рассказал об этом медсестре Чай Хэ. Чай Хэ сунула ему две противозачаточные таблетки и велела немедленно отдать их Красотке Юй. Но Дурачок Пи развернулся и съел их сам.

Все усилия пошли прахом, да еще и лицо было потеряно. Жун Сятянь собирался избить поэта Дуаня, но в конце концов передумал и решил в последний раз прочитать стихотворение от его имени. Когда тем утром он, преодолевая ураганный ветер, примчался на станцию культуры, то обнаружил на огненном дереве повешенного. Сначала он решил, что это Ли Дань, но, подойдя поближе, узнал поэта Дуаня. На шее у него была белая нейлоновая веревка, голова склонилась набок, конечности поникли, и все его тело раскачивалось туда-сюда на ветру. А Жун Сятянь заорал, перекрикивая тайфун. Ли Цяньцзинь и случайно проходивший мимо ветеринар Инь вместе спустили поэта Дуаня с огненного дерева. Тело его уже остыло. Инь Сюань надавил ему на грудь обеими руками, с силой ударил, а затем наклонился, прижав ухо к сердцу, и вслушался. Ли Цяньцзинь в панике не знал, что делать, и беспрестанно спрашивал: «Слышно что-нибудь?»

Ветеринар Инь раздраженно ответил:

– Да, звук очень громкий, но это не сердцебиение, это ветер.

Тайфун начался вчера в полночь. Выбивал каждое окно, чтобы сообщить нам, что он здесь. По мнению ветеринара Иня, поэт Дуань повесился, когда пришел тайфун. Он был человеком, бесконечно восхвалявшим тайфуны. За исключением стихотворений, написанных для Полумордой, все остальные были посвящены тайфунам. Он написал гору стихов, посвященных тайфунам и наводнениям, и утверждал, что описал их больше любого другого поэта в мировой истории. Он обрисовывал форму тайфуна. Он говорил, что тайфуны похожи на островерхие горы, на покрытые пышной листвой деревья, на древние сизые кирпичи, на скамейки, на простыни, на дома, на бульдозеры, на густой дым, на кнуты, которыми помещики секут бедных… Тайфуны бывают прямоугольные, квадратные, треугольные, в форме стрел, ромбов, яиц и скрепок, и поэтому, когда тайфун обрушивается, ощущения у каждого разные. Я верила, что поэт Дуань прав, потому что тайфун должен быть именно таким, как он описал.

Даньчжэнь располагался на южной оконечности Китая, он слишком далеко, к тому же меньше кунжутного семени, его невозможно найти на карте мира. «Моя задача такова: пусть весь мир узнает о существовании Даньчжэня, – говорил поэт Дуань. – У