Штормовое предупреждение - Чжу Шаньпо

верхушку огненного дерева и приземлились на черепичный покров маслопресса. Ли Цяньцзинь принес лестницу, взобрался на гребень крыши и хотел достать их, но крыша обвалилась и рухнула в масляный цилиндр. Ли Цяньцзинь не переживал настолько лютого позора и унижения со времен «культурной революции». Он был так зол, что бил себя в грудь и топал ногами, но не смел бранить Жун Сятяня, поэтому уселся у ворот культстанции и заплакал. Никто не решился утешить его, не говоря уже о том, чтобы остановить Жун Сятяня.

Никто не знал причины, по которой Ли Дань досталось на орехи. После того как Полумордую избили, ее лицо стало значительно уже. Ее заносчивость и элегантность давно испарились, как у побритой овцы.

Однако неожиданно Жун Сятянь собрался жениться на Полумордой.

Дату свадьбы определяли в прошлом месяце. Ли Цяньцзинь обошел всех «мастеров даты» в Даньчжэне, выбрал благоприятный день и приготовился выдавать Полумордую замуж. Незадолго до дня свадьбы Жун Сятянь, немного поколебавшись, отправился в столовую к Красотке Юй. Та была уже замужем за Ду Вэем, и ее живот выпирал так, словно она съела тридцать хрустальных баоцзы.

– Красотка Юй, – сказал Жун Сятянь, – если бы поэт Дуань не умер, ты бы вышла за меня?

Какое отношение это имело к поэту Дуаню? Она ведь любила не его. Но Красотка Юй твердо сказала: «Да».

Жун Сятянь наконец-то был удовлетворен и с радостью занялся организацией своей свадьбы.

Однако поговаривали, что Полумордая тайно ходит на свидания вслепую и флиртует с бандитами, которые часто сновали в видеосалоне. Это очень разозлило Жун Сятяня, и он попросил меня проследить за Полумордой и собрать улики. Если доказательства будут неопровержимыми, Ли Дань должна была получить более суровое наказание. Я и правда стала для него шпионить. Ли Дань либо находилась в видеосалоне, либо просто уходила домой спать. Не было никаких свиданий вслепую, никакого флирта ни с какими бандитами, все было прилично и невинно. Жун Сятянь никак не мог успокоиться и приказал мне продолжать слежку.

В конце этой весны, однажды утром, на культурную станцию пришел молодой человек, высокий и худощавый, как поэт Дуань, с волосами, закрывавшими лицо. На первый взгляд он действительно был похож на поэта Дуаня. У него была только одна рука, левая. Он нес пластмассовое ведро, в котором из воды торчала длинная деревянная палка. Он встал под огненным деревом и вынул палку, и тогда все увидели, что это писчая кисть.

– Я могу приходить сюда только по утрам, – сказал леворукий юноша.

Никто не понял, что он имел в виду, и только когда он окунул палку в воду и начал писать на залитой бетоном земле, стало ясно, что отлитые из воды слова не переживут полуденного солнца.

Он написал на земле дюжину стихотворных строк. А непосредственно под заглавием написал имя автора: Дуань Сун.

Дуань Суном звали поэта Дуаня.

Окружавшие его зеваки восхищались от всей души: какой у него красивый почерк! Даже красивее, чем у Ли Цяньцзиня.

Ли Цяньцзинь молчал, и его взгляд был прикован к кисти в левой руке юноши. Каждое написанное им стихотворение неизменно вызывало шквал восхищения. Воодушевленный одобрением леворукий юноша на одном дыхании исписал целое ведро воды, испещрив стихами весь пол культстанции. Все они принадлежали перу поэта Дуаня – одно за другим, ровно и четко, лоскутно переплетаясь. Леворукому юноше не нужно было читать рукопись, как будто все стихи поэта Дуаня были у него в голове. Однако строфы быстро испарились, оставив лишь расплывчатые водяные пятна. Ли Дань крадучись пришла посмотреть на водяные знаки, она рассматривала стихи, как будто хотела запомнить их до того, как слова полностью исчезнут.

Леворукий юноша хотел переписать с того места, где исчезли водяные следы, и снова встал под огненным деревом. Он попросил Ли Дань принести воды. Та с радостью согласилась и взяла ведро. Спустя некоторое время она с трудом притащила леворукому юноше полведра воды. Мы все думали, что он поблагодарит Ли Дань, но он взглянул на нее и спросил:

– Почему твое лицо вполовину меньше?

Ли Дань не ответила, просто склонила голову и с улыбкой смотрела, как он пишет.

С тех пор леворукий юноша каждое утро приходил на культстанцию, чтобы водой писать на земле стихи. Очень пунктуально. Стоило Ли Дань встать с постели, она уже видела на земле аккуратно и красиво выписанные стихи. Некоторые исчезли, некоторые мерцали водными бликами. Леворукий юноша не поднимал глаз и ни на кого не смотрел, он просто писал. Когда слова высыхали и исчезали, он возвращался и писал заново. Стоило выглянуть солнцу, он подхватывал ведро и кисть и ретировался. Никто не знал, откуда он взялся и где живет. Судя по акценту, кажется, не в Даньчжэне.

Однажды Жун Сятянь встал перед леворуким юношей, схватил его за волосы и обратил его лицо к себе.

– Кем ты приходишься Дуань Суну? – строго спросил Жун Сятянь.

– Я и есть Дуань Сун, – спокойно ответил леворукий юноша.

У Жун Сятяня и Ли Дань от ужаса волосы встали дыбом. Но Жун Сятянь слышал от поэта Дуаня, что в далеком городе Циншуйчжэнь у него есть «родственная душа», человек, который очень восхищался его талантом и часто приходил в дикобразий питомник, чтобы поговорить о литературе и идеалах. Вероятно, это был именно он. Жун Сятянь пригрозил ему:

– Давай-ка не будем тут в духов-демонов играть. Если снова притащишься в Даньчжэнь, я тебе оставшуюся руку откручу!

Но леворукий юноша по-прежнему появлялся на культстанции, как обычно, и каждый день покрывал землю стихами, по-прежнему помеченные авторством Дуань Суна. Оказывается, за всю свою жизнь поэт Дуань написал столько стихов! И каждая строка был полна философии и фантазии. Даже после смерти его стихи ослепительно сияли на земле культурной станции, сверкая ярче солнца.

Запугивание не удалось, и Жун Сятянь обратился к насилию. Схватил юношу за левую руку и попытался сбить с ног. Но обнаружил, что юноша необычайно силен, и он обеими руками никак не может удержать одну его руку, более того, был зверски отброшен в сторону, пошатнулся и чуть не упал. Жун Сятянь больше не смел подходить к нему. Ли Дань отговорила его – негоже оскорблять инвалида. Жун Сятянь отвечал за видеосалон и не хотел ссориться с инвалидом со странным характером, вот и все.

Три года назад в город приезжал человек, потерявший ноги, он сидел на небольшой тележке (маленькой доске с четырьмя приделанными колесиками) и ездил, отталкиваясь руками, по улице Мангодацзе. Он выпрашивал милостыню. Владелец ветеринарной аптеки Хэ Чансунь не дал ему денег, а только маленький пакетик корма для свиней и в насмешку сказал, хватит тебе на поесть разок. В итоге той ночью ветеринарную аптеку подожгли, и Хэ