День Благодарения - Илья Витальевич Горячев

заметил ту оторопь, что измяла лицо его спутника. – Её дефрагментация. А для этого людей необходимо тщательно отсортировывать, и тем из них, кто является дельным – помочь. Оппоненты занимаются тем же. У них только цели и критерии отбора другие.

Где-то сверху гулко заухала сова. Ави поднял глаза к кроне дуба в поисках птицы.

– Смотри, а совы всё же остались, значит, не всё ещё потеряно, – он глянул на массивный стальной хронометр на запястье, – нам следует активнее двигаться, через двадцать минут нам нужно быть на Вашингтон-стрит – не хочу даже знать, во что они её переименовали, – нас ждут у собора Холли-Кросс. Пройдём через кладбище Гранари. – Он энергично зашагал, сжимая трость правой рукой ровно посередине, так что она даже не касалась земли.

Клод не отставал:

– Мистер Фридман, зачем вам трость? Вы же не пользуетесь ею, да и хромоты у вас нет. За вами сложно угнаться.

– Трость – атрибут джентльмена, а я культивирую образ. Мелочи важны и для твоего самоощущения и для восприятия тебя окружающими. К тому же в прошлом трости носили совсем не из-за проблем с ногами. Примерно во второй половине девятнадцатого века открытое ношение оружия стало моветоном, по крайней мере, здесь, на Восточном побережье. Его заменила трость. Это своего рода рудимент. Но стильный и функциональный.

Широкими шагами они шли по тёмному парку, практически на ощупь. Минут через пять впереди замерцали огоньки тусклых фонарей – кладбище Гранари кое-как, но всё же освещалось.

– Стоп, – сказал Ави, когда они вынырнули из тьмы и зашли на территорию старого мемориального кладбища. Пару мгновений он сканировал местность взглядом и, выбрав направление, уверенно указал тростью, – туда!

У заросшего мхом, вросшего в землю каменного надгробья они остановились. Ави присел на корточки, достал из внутреннего кармана раскладной нож и маленький холщовый мешочек с вшитой у горловины тесьмой. Он воткнул нож в сухой подмерзший грунт и, зачерпнув на лезвие, как на совок, полоску земли, ссыпал её в мешочек и, затянув тесёмки, бережно завязал его, после чего убрал во внутренний карман пальто. Клод с недоумением наблюдал за его действиями. Наконец, Ави поднялся на ноги и пояснил:

– Под этим камнем лежит Кристофер Сайдер… Молодой человек одиннадцати лет, как писала тогда «Бостонская газета», убитый «красными мундирами» 22 февраля 1770 года. С его гибели началась цепь событий, приведшая к Американской революции. Именно Кристофера Сайдера, Томас Джефферсон имел в виду, когда писал, что древо свободы время от времени следует орошать кровью патриотов… – Он повернулся к Клоду. – Ты суеверен?

Тот отрицательно помотал головой.

– Я тоже нет, но верю в традиции, ритуалы и артефакты. Сегодня Кристофер Сайдер может ещё раз помочь своей стране. Помолись, чтобы у нас всё получилось сегодня.

Глава 21

Хромая утка

В темноте слабоосвещённая Вашингтон-стрит выглядела очень неуютно, даже враждебно. В воздухе стоял едкий запах гари. Остовы заколоченных и обгоревших домов, слепые провалы окон, бродяги и джанки, валяющиеся прямо на заплёванном тротуаре, горы мусора и шныряющие крысы в проулках. Заброшенные, разрушающиеся здания, затянутые плотным слоем граффити, словно татуированная боевой раскраской морда «муравья» из «Мара Сальватручча». Саут-энд стремительно терял черты, присущие цивилизованному городу – с юга район мягко, но настойчиво поджимал Чайна-таун, с востока наползало гетто, где обосновавшиеся там жители признавали власть исключительно «Чёрных пантер», а вдоль Тремонд-стрит, откусывая солидные куски парка Бостон-коммон, росла дикая буйная фавела, подконтрольная «Сынам Ацтлана». Оставшиеся в Саут-энде немногочисленные ирландские и польские семьи перебирались как можно ближе к влачившему жалкое существование полицейскому участку, чья зона патрулирования съёжилась до нескольких улиц и пары переулков, и соседнему с ним собору Холи-Кросс. Опустевшие жилые здания ныне служили своеобразным буфером, их захватили анархо-сквоттеры, квир-коммунисты, адепты техно-вуду и просто опустившиеся на самое дно личности. Не удивительно, что «осы», по крайней мере, те, кто выглядел, как представители всеми презираемого бывшего среднего класса, после захода солнца старались без крайней необходимости не появляться на пустынной и мрачной Вашингтон-стрит. В каменных джунглях они стояли в самом низу пищевой цепочки.

– Ну и Гувервилль![103] – Ави с интересом вертел головой и разглядывал окрестности, благо его любопытство охраняло с десяток человек с бульдожьими повадками, что стянулись в кольцо, после того как они с Клодом вышли из парка. Два джипа неторопливо катились рядом по проезжей части, объезжая совсем уж глубокие колдобины и сгоревшие остовы машин.

Редкие прохожие, напуганные горящими габаритами не частых здесь автомобилей, заранее переходили на другую сторону улицы или ныряли в подворотни: опыт подсказывал им, что лучше не проходить мимо сплочённой группы людей. Чревато. Законы выживания в гетто.

– Вот то, с облупившимся фасадом, гватемальское здание, – Клод вполголоса комментировал окружающий постапокалиптический пейзаж, – а во-он то – сальвадорское.

Вокруг одиноко стоящей восьмиэтажной когда-то офисной башни сновали какие-то юркие тени, слабо заметные в отсветах яркого фонаря над входом, подходы к которому были перекрыты мешками с песком, наваленными полукругом.

Где-то вдалеке гремела музыка «ранчеро», слышались азартные возгласы и крики разочарования.

Ави свёл брови:

– Что это там? Вряд ли соседи в бейсбол играют, как думаешь?

Клод напряг слух, на мгновение задумался, потом взмахнул указательным пальцем:

– Тут за углом, – Клод указал в сторону переулка, где вдоль тротуара стояли стволы облезших, полузасохших де-вевьев с прибитыми к ним козьими головами, – мексиканские colonias. Наверняка, петушиные бои, они обожают их.

– Это как смешивать масло и воду, – задумчиво протянул Ави, когда они прошли ещё сотню ярдов.

– Вы о чём, сэр?

– Я говорю, что мы не можем жить вместе с ними… Я уже и забыл каково это… Эти ощущения от прогулки по мегаполису… Помню, как наши люди бежали из больших городов в начале века, стыдливо объясняя свой переезд в пригороды, а потом ещё дальше – в сельскую местность, криминальной обстановкой и плохими школами – всё, что угодно, лишь бы не называть вещи своими именами, причём не только вслух, но даже самим себе…

Он замолчал… Дальше шагали в тишине. Через несколько минут среди тёмных, изломанных граней полумёртвых зданий, обрамлявших заросшую металлоломом Вашингтон-стрит, проступил контур величественного, мрачного Холи-Кросс.

– Да-а, давненько я всё же в город не выбирался… – протянул Ави, когда они уже подходили к собору.

Укутанный тенями массивный готический Холи-Кросс был окружён забором из сетки-рабицы, поверх которой была щедро намотана спираль колючей проволоки. По углам периметра стояли столбы с мощными прожекторами, направленными вдоль забора. Каждые десять ярдов на сетке были прикреплены грозные предупреждения, напечатанные на жестяных табличках лимонного цвета,