Последний выстрел - Эмма Пиньятьелло

– Да, знаю, ты маленький испуганный мальчик, который не может выразить свои чувства. Тогда пиши на запотевшем стекле.

Грей так сильно стиснул зубы, что Макс испугалась – а вдруг треснут.

– Наркотики. – Он отвел глаза. – В моей постели нашли наркотики.

– Ну понятно же, что не твои.

– Почему ты так решила? По-твоему, я недостаточно крут, чтобы сесть на иглу?

– Я видела твой холодильник. Это не холодильник наркомана. К тому же… – она крепко сжала рулевое колесо, – у тебя все под контролем.

Это была догадка, но его молчание подтвердило ее правоту. Она повернулась и посмотрела в окно. Ветер крепчал, деревья качались в предштормовом танце, небо посерело, и воздух потяжелел, обещая скорый дождь. А вот коровы на ближайшем поле продолжали спокойно жевать траву. Какая чертовски простая, идеальная жизнь. Если, конечно, не считать того, что их, скорее всего, в один прекрасный день загонят в грузовик и отвезут во Фримантл на скотобойню.

Макс вспомнила, что читала о протестах и выступлениях Фрэнки в защиту животных. По крайней мере, младшая Барбарани определенно заслуживала ее симпатии.

Она понимала, за что Грей их любит и почему так стремится их уберечь. Понимала это странное чувство – готовность броситься на защиту того, кто сам вряд ли шагнул бы вперед ради тебя.

Грей глубоко, словно собирался закричать, вздохнул. Она обернулась к нему, но он все еще смотрел в окно.

– Мы проводили тренировочные сборы в Вагга-Вагга, и там на подругу Александры напали. Вот откуда я ее знаю. Дело хотели замять, но я отказался.

– И ты рассказал, как все было?

– Да. – Грей по-прежнему не смотрел на нее. – Они допросили ее и парня, которого обвиняли. Оба все отрицали. На следующий день прошла проверка комнат, и в моей подушке нашли таблетки, которых я никогда раньше не видел.

– То есть тебя наказали за то, что ты поступил так, как и должен был.

– Меня наказали за то, что я не проявил лояльность. Тебя наказали за то, что ты поступила правильно.

Сердце дрогнуло и остановилось.

– Ты не можешь знать, правильно я поступила или нет. – Даже я сама не знаю.

– Не могу? – с вызовом спросил Грей и поднял брови. Кровь горячей волной прилила к кончикам пальцев и другим частям тела, которые она предпочитала игнорировать. Никто и никогда не говорил, что она поступила правильно, даже ее адвокат. Такое могли бы сказать родители или лучший друг.

Какая несправедливость, что человек, который едва терпел ее присутствие и не испытывал к ней никаких чувств, был, возможно, единственным в мире, кто мог ее понять.

– Когда меня уволили, – продолжал Грей, – я не знал, что делать. У меня не было никакой специальности, мне некуда было идти, и я вернулся домой. Джованни принял меня так, словно я и не уходил. Его не интересовало, за что меня уволили. Никто не получает от Джованни Барбарани второго шанса, но мне он его дал.

Чутье подсказывало ей, что на этом стоило бы остановиться подробнее. Благотворительность никак не вязалась с тем, что она знала о Джованни. Неужели Грей никогда не задумывался о мотивах магната, восстановившего его в должности главного фиксера?

Перед ее глазами проплыло лицо Виттории и записка с ароматом ее духов.

Есть вещи, о которых не знает даже Грейсон Хоук.

Он повернулся к ней с горящими глазами.

– Если бы я только мог…

– Мог что?

Последовавшее молчание было самым долгим в ее жизни.

– Не важно.

Он приподнялся с сиденья, и ее сердце замерло, как зимнее озеро.

– Дальше поведу я.

29

Грей

Если бы я только мог рассказать тебе все.

Если бы только отец был жив и я мог спросить, что сделала мама.

Если бы только можно было развернуться и поехать в противоположном направлении, просто ехать и ехать.

Были и другие варианты, но он установил барьер из свинца и пуленепробиваемого металла, чтобы через него не прорвались мысли о Макс Конрад. Она – коллега. Напарница. Да, привлекательная. Да, умная. Она – женщина, которой он за последние двадцать четыре часа рассказал больше, чем кому-либо после смерти отца.

Такой женщиной едва не стала Софи, но он не говорил с ней о той ночи, хотя она была там. Особенно потому, что она была там. Вскоре после той ночи она опубликовала статью о Барбарани.

Одна лишь мысль о Софи заставляла его сжаться в комок с ощущением, что мозг Грея замер и его вывернет наизнанку. Теперь он не чувствовал уже ничего. Хотя нет, в носу как будто застрял запах яблок и корицы, а с пассажирского сиденья то и дело доносилось раздраженное ворчание, когда его спутнице не удавалось удобно расположить ноги.

Я бы их расположил, и даже точно знаю как…

Черт! Он хлопнул ладонью по рулю.

За занавесом волос сверкнули зеленые глаза.

– Кенгуру?

Он постучал пальцем по рулю.

– Тень – ложная тревога. Что ты смотришь?

Из ее телефона слышались крики и приглушенные возгласы. Он предложил ей свои наушники, но она отказалась. Его все раздражало, с чего бы?

– Я все еще изучаю эту «Семейку Брэди»[21]. Пытаюсь как можно лучше подготовиться к сегодняшнему вечеру.

– Не доверяешь моей информации?

– Думаю, ты слишком близок к ним и не можешь быть объективным.

– Объективным в отношении чего? Либби сказала, что удар нанесет Скиннер. Что ты узнаешь, просматривая наставления Томазо по дегустации вин?

Макс положила ноги на приборную панель.

Грей их сбросил.

Она повторила попытку.

– Ты знаешь, что Фрэнки была на том митинге против изменения климата, где они в итоге забросали скотобойню бомбами?

– Да, знаю. Думаю, она не ожидала, что все так плохо закончится.

– Ты имеешь в виду бомбы или освещение в СМИ?

Он пристально посмотрел на нее.

– Разумеется, бомбы. Неужели ты думаешь, что мне важнее репутация Барбарани, чем чья-то жизнь?

– Ну…

Он замер.

– Ты притворился частным детективом, чтобы Рейвены рассказали тебе о дочери. Ты взял у них деньги.

Он вздохнул.

– Я же не рискую при этом ничьей жизнью, а пытаюсь раскрыть убийство.

– Это обесценивает память о ней. Они доверились нам, а ты взял у них деньги.

У него перехватило дыхание.

– Ради бога, я не собираюсь оставлять эти деньги себе. Неужели ты думаешь, что я так и сделаю?

– Иногда я не знаю, что о тебе думать.

И как это понимать?

Он задержал дыхание и крепко сжал руль, чтобы успокоиться. Спорить с ней сейчас – значит отвлекаться от цели. Прошлая ночь была