Охота - Эндрю Фукуда

На крыше ее не видно. Озадаченный, я подхожу к краю.

Вот она, вдалеке, идет, погруженная в мысли.

Через несколько минут я снаружи, спешу к ней по кирпичной дорожке. Свидетельства разгула этой ночи разбросаны повсюду: бумажные тарелки, шпажки от шашлычков, бокалы, пустые бутылки, даже лужицы рвоты. Когда я оказываюсь близко от нее, она останавливается и ждет меня.

— Привет, — слегка улыбается она и берет меня за руку.

— Надеюсь, нас никто не увидит.

— Вряд ли, все перепились до бессознательного состояния.

— Надеюсь. Что с тобой?

— Кое-что не давало мне покоя, пришлось прогуляться, чтобы слегка прочистить голову. — Она сжимает мою руку. — Рада, что ты пришел. Пойдем, — говорит она, направляясь к Куполу.

Держась за руки, мы с ней идем под светлеющим небом. Наши ладони совпадают так, будто были сделаны друг для друга, наши руки привычно переплетаются. Мы слегка склоняемся друг к другу. Легко забыть, что это за день. День, который закончится кровавой бойней Охоты.

Мы останавливаемся перед Пуповиной.

— Открой, — говорит она.

Внутри, прямо в центре конвейерной полосы, лежит большой конверт. Я поворачиваюсь к Пепельному Июню, и она кивает, пристально глядя мне в глаза.

Я беру конверт в руки. На нем большими буквами оттиснуто:

Срочно. Открыть немедленно.

— Я так и думала, что оно уже будет здесь. Это письмо, в котором говорится о том, что Купол якобы неисправен. То, что должно выманить их в Пустоши. То, что превратит их из тщательно оберегаемых домашних животных в ничего не подозревающую добычу. То, что сделает Охоту возможной. То, что их убьет.

Я смотрю на нее, потом перевожу взгляд на письмо.

— Зачем ты мне это показываешь?

— Я была несправедлива с тобой, Джин. — Я пытаюсь возразить, но она качает головой. — Нет, это важно, так что дай мне сказать. Я чувствую, что могла заставить тебя принять решение, о котором ты можешь пожалеть.

— Дело не…

— Нет, Джин, послушай. Я не хочу, чтобы ты думал, что тебя во что-то втянули. Так что я решила дать тебе еще один шанс. Чтобы ты смог как следует все обдумать и решить, чего ты действительно хочешь.

— О чем ты?

— Если ты положишь письмо обратно, Охота будет. И мы с тобой будем. Но ты можешь не класть его туда, можешь разорвать его на мелкие клочки. Тогда геперы останутся живы. Тебе решать. Решать действительно тебе.

— Если я порву его, Охоту просто перенесут. На несколько дней, в любом случае не больше чем на неделю. Я так долго не продержусь, меня сто раз успеют раскрыть до этого момента.

— Знаю, — произносит она.

— Зачем ты это делаешь?

— Затем, — говорит она, с трудом управляя голосом, — что из-за этого ты можешь страдать всю жизнь. И я не смогу жить, зная, что виновата в этом. Но сейчас все в твоих руках в прямом смысле слова. Выбирать тебе.

Я смотрю на большой пухлый конверт и качаю головой. Я не могу решить.

— Не делай этого, — произношу я, но она отводит взгляд, закусывая губу, ее глаза блестят от слез. Я смотрю на Купол, на глиняные хижины под его защитой. Думаю о геперах, которые спят в своих кроватях за все еще закрытыми дверями и окнами, о том, как поднимаются и опускаются в такт с дыханием их грудные клетки, как пульсирует кровь у них под кожей.

Восходящее солнце выглядывает из-за гор на востоке. Через Пустоши протягивается оранжевая полоса. Лучи касаются вершины Купола и, преломляясь, бросают блики на поверхность пруда. Наступил рассвет.

Пепельный Июнь не может смотреть на меня, ее взгляд мечется то вправо, то влево. Я пристально гляжу на нее, ожидая, когда наши глаза встретятся. Оранжевое сияние рассвета придает ее каштановым волосам оттенок пламени. И наконец ее зеленые глаза, блестящие сквозь завесу слез, как бриллианты, почти нестерпимо, останавливаются на мне.

Все, больше ничего не нужно. Я побежден, обращен в ее веру. Теплое сияние рассвета, самая красивая девушка в мире, возможность вместе с ней начать жизнь, о которой я не смел и мечтать.

— Хорошо, — шепчу я, открываю дверцу и кладу письмо обратно в Пуповину. Дверца закрывается с похоронным стуком.

После этого мы быстро уходим, не желая, чтобы нас заметил какой-нибудь вставший спозаранку гепер. Как бы ни хотелось нам провести день вместе, мы решаем все-таки разойтись по своим апартаментам. Приказ Директора, чтобы мы спали — или, строго говоря, проснулись — по отдельности, кажется довольно суровым, и, несмотря на то, что все спят и никто нас не заметит, лучше не привлекать его внимания. Кроме того, нам нужно хорошо соображать, когда начнется Охота, и следовало бы хоть немного поспать, а вместе мы точно не уснем.

— Мы все делаем правильно, — произносит она перед воротами Института.

— Я знаю, — говорю я ей, говорю я себе.

— Не нужно провожать меня до комнаты, отсюда я сама доберусь. Солнце встало, так что нам лучше не открывать дверь чаще, чем нужно.

— Хорошо.

— Увидимся через несколько часов. Присоединимся к охотникам в начале Охоты. К этому времени все начнут понимать, что здание не заперто. Все рванут за геперами, а мы где-нибудь спрячемся.

— Хорошо, — хмурюсь я.

— Что такое?

— Хотел бы я знать, где сейчас охотники. Нам уже должны были сказать, где мы должны собраться к началу Охоты.

— Не беспокойся, уверена, про нас не забудут.

— Хорошо.

— О, кстати, если ты придешь ко мне и меня там не окажется, зайди в центр управления. Я буду там — отключать механизм закрытия дверей или искать на мониторах место, где нам лучше всего спрятаться.

Я обнимаю ее, долго не желая разрывать объятия. Мы устали, но сердца наши бьются все с той же силой. Наконец она приоткрывает дверь и проскальзывает внутрь. Дверь за ней закрывается бесшумно и быстро.

Через несколько минут я оказываюсь в библиотеке. С легким щелчком захлопывается дверь, и я жду, чтобы мои глаза приспособились к темноте. Прохожу в глубину здания. Темно так, что все равно, открыты у меня глаза или нет. Наконец я вижу маленькую светлую точку в основном зале. Это отверстие, просверленное в ставне. Луча пока нет, солнце еще нескоро поднимется достаточно высоко. Сейчас это просто светлая точка, которая глядит прямо на меня.

Усталость водопадом обрушивается мне на плечи. Я ощупью пробираюсь к ближайшему дивану. Не требуется слишком много времени, чтобы заснуть. Едва я опускаюсь на подушки, веки закрываются, как тяжелый театральный занавес, и я с головокружительной скоростью проваливаюсь в сон. В последнюю секунду перед полной отключкой я понимаю: что-то не так. Но уже слишком поздно, и я засыпаю.