'Москва' над Берлином - Борис Николаевич Масленников

— нет. Мы недоумеваем: что ж это такое творится — там, в районе передовой, ожесточенные бои идут, немцы наступают и вроде как в глубь нашей обороны продвигаются, мы бездельничаем? Непонятно…　

Но вот, 12 июля все прояснилось: и объект-цель был определен, и команда на вылет поступила. Всем полком — тремя девятками — мы нанесли мощный бомбовый удар по местам сосредоточения войск противника.　

Когда подлетали к цели и все мое внимание было направлено на наблюдение за воздухом, дабы быть готовым пулеметным огнем сорвать возможные атаки фашистских истребителей на наши самолеты, я стал невольным свидетелем первого в моей боевой практике массированного налета своих бомбардировщиков на одну цель: с разных сторон, в одном и том же направлении, куда устремились и наши три эскадрильи, шли колонны тяжелых бомбардировщиков Ил-4 — я насчитал три таких колонны. Лучи восходящего солнца, проходя через невидимые в своем вращении лопасти винтов, образовывали перед двигателями каждого самолета блестящие прозрачно-голубые, с бликами солнечных зайчиков, диски… Внушительная и по красоте, и по скрытой внутри самолетов этих колонн мощи наблюдалась картина…　

Надо сказать, что бомбовый удар по цели мы нанесли отменно. Высокий войсковой начальник, на командном пункте которого офицер нашей дивизий осуществлял наведение самолетов на цель, как нам стало известно, заявил примерно следующее: «Передайте большое спасибо вашим летчикам. После такого налета наши части беспрепятственно, без потерь прошли переднюю полосу обороны немцев».　

Что ж — было приятно. Приятно и то, что наш полк потерь не понес, все экипажи благополучно вернулись на свой аэродром.　

Уже после войны мне довелось узнать, что боевое применение наших бомбардировщиков преднамеренно задерживалось Верховным Главнокомандованием до 12 июля — до перехода войск Брянского фронта в наступление по плану операции «Кутузов», успешное проведение которого окончательно похоронило надежды гитлеровского вермахта поправить свои дела на Восточном фронте начатой ими 5 июля операцией «Цитадель».　

А тогда нам было не до этого. Мы просто воевали.　

На другой день — 13 июля — полк снова получил боевую задачу: нанести бомбовый удар по позициям противника в районе пункта Колгановка, что в сорока километрах восточнее города Орла.　

Вначале все было нам обычно: взлетели, собрались в боевой порядок, пошли к цели по маршруту… А потом…　

Передо мной газета ивановских шефов нашего полка «Меланжист», за 18 августа 1990 года. В этой газете, в статье, посвященной 45-летию Победы, ветеран полка Гена Климас — участник того рокового для полка боевого вылета, а он был в то время, как и я, сержантом и стрелком- радистом — вспоминает, что было потом:　

«В начале июля 1943 года 6-й авиаполк принимал участие в грандиозной битве на Курской дуге. Особенно памятным был день 13 июля 1943 года…　

…На свой аэродром под Тулой из девяти самолетов эскадрильи вернулись только два, да и то со значительными повреждениями от зенитных снарядов и огня истребителей противника…»　

Такому горестному финалу этого боевого вылета способствовала низкая — до 800 метров — облачность, сплошь покрывшая небо в районе цели, отчего наши эскадрильи вынуждены были идти на цель на высоте около 700 метров и, естественно, являлись удобной мишенью для зенитной артиллерии гитлеровцев, чем последние в полной мере и воспользовались. А когда пораженные зенитками, охваченные огнем, рушились на орловскую землю наши самолеты и боевой порядок эскадрилий прямо-таки на глазах разваливался — многие избежавшие поражение от зенитных снарядов бомбардировщики стали легкой добычей «мессеров».　

«В тот день, — пишет Гена, — вернулся на свой аэродром и экипаж Семена Яковлева…»　

И я там, в этом экипаже, был. И я в том грозном орловском небе летал. И мы вернулись все побитые, как говорится — «нос в крови». Но все-таки сделали нужное дело. Мы внесли какой-то вклад в дело разгрома фашистов под Орлом.　

Опять это роковое число 13

Да… А время идет. И война продолжается. И мы продолжаем воевать. Фрицев бомбить. Но — уже ночью. Одиночными самолетами. По целям, расположенным в Приднепровье. Вон куда наши фашистов сдвинули — аж к самому Днепру.　

И вот 13 октября экипажу Семена Яковлева — нашему, значит, экипажу, который уже обжился в полку, понюхал пороху и имел немалый опыт ночных боевых вылетов, ставится задача: повести ночью на цель «необстрелянный», прибывший с Дальнего Востока, экипаж летчика Виктора Талалаева.　

Как потом стало известно, этот экипаж был не только «необстрелянный», но вдобавок — неслетанный, наспех собранный. И вот такой экипаж мы должны были повести ночью на цель — железнодорожную станцию Шилов. Это между Могилевом и Оршей. Так сказать, дать ему — экипажу — вывозной боевой полет ночью.　

Ну что — взлетели. К нам справа пристраивается самолет Талалаева. И мы в сумерках, перед наступлением темноты, летим, чтобы ночью выйти на цель.　

Ну, летим и летим. Как обычно, я работаю по рации с аэродромом. Воздушный стрелок Валитов стоит в турели, на моем рабочем месте во время стрельбы, наблюдает за воздухом. И вдруг у нас, у нашего самолета, открываются бомболюки и уходят вниз все бомбы. Что такое? По моим расчетам, до цели лететь еще не менее часа. А тут еще чувствую — самолет почему-то боком двигается. Мне ведь доводилось быть в машине, когда она летит не так, как надо… Я сразу переключаю переговорное устройство на внутреннюю связь и слышу голос штурмана Миши Демарева:　

— Тихо… Спокойно, Сеня, спокойно… Держи так… Держи так… Спокойно… Смотри не завали самолет… Держи так…　

Включаюсь в разговор, спрашиваю:　

— Что случилось, командир, в чем дело…　

— Мотор сдал, — отвечает, — передай на аэродром, что будем возвращаться. И Талалаеву — чтобы на цель шел самостоятельно…

Все…　

А я, как уже говорил, до этого работал на рации. Стучал левой рукой — я ж левша — телеграфным ключом то, что требовалось сообщить на землю. И, чтобы передать команду своего командира экипажу Талалаева, переключил работу рации в телефонный, режим, установил на передатчике фиксированную волну связи с экипажем в воздухе и ору: «Идите на цель самостоятельно, мы возвращаемся на свой аэродром!»　

Не принял ведомый экипаж нашей команды… Это я уж потом уточнил…　

Почему?　

Может, их радист был чем-то занят во время моей передачи. А возможно, я допустил ошибку какую-то, что-то сделал не так при перестройке рации… Уж в больно сложном положении мы оказались: бомбы сбросили неизвестно где, самолет летит на одном моторе — доберемся ли до аэродрома?.. Да и полны тревоги голоса летчика и штурмана… Поэтому — горячка, паника не паника, не