Посол эмира - Клыч Мамедович Кулиев

офицера. Мы долго говорили о том о сем, и, лишь когда совсем стемнело, я остановил проезжавший мимо фаэтон и поспешил домой.

Открыв дверь, мама сказала, что меня дожидается какой-то незнакомец. Действительно, не только мама, на и я не знал этого человека. Едва я вошел, он довольно тяжело поднялся из кресла, учтиво осведомился о здоровье… И голос, и манеры его говорили об уверенности в себе; национальный белый костюм из самой простой ткани был свежим и выглядел даже нарядно. Поверх белой рубахи — черный чекмень.

Лицо его обрамляла густая черная борода, а большие карие глаза смотрели так спокойно, будто он был завсегдатаем в нашем доме, своим человеком.

Что-то сразу насторожило меня, я ощутил беспокойство. Не садясь, чтобы тем самым не дать возможности усесться незнакомцу, я спросил:

— Простите, с кем имею честь?

Он мягко улыбнулся и на чистом персидском языке сказал:

— Гостя не принято расспрашивать стоя. Может, присядем?

Беспокойство мое нарастало с каждой секундой, но что я еще мог сделать, если не предложить гостю сесть, не усесться напротив него и не просить слугу принести чай?

Незнакомец всматривался в меня пристально и изучающе и даже не пытался это скрыть. Когда слуга вышел, он заговорил все тем же непроницаемо-спокойным тоном:

— Вы меня не знаете, однако я вас немного знаю, — удивительно, не правда ли? — Он достал из кармана завернутую в старую газету фотографию, газету скомкал в кулаке, а фотографию передал мне через стол. — Узнаете?.. Помните, где вы были сфотографированы?

Да, я прекрасно помнил!

Две женщины вульгарного вида — мои случайные знакомые по Вана — прижимались ко мне с обеих сторон, а на столе перед нами стояли бутылки, рюмки, бокалы… Все это было мастерски запечатлено на снимке. В общем, хмельная компания! Одна из женщин даже положила голову на мое плечо, а я как-то глупо, бессмысленно улыбался, будто и впрямь радовался этому застолью, которое, как сейчас уже стало совершенно ясно, было спровоцировано в расчете на дальний прицел.

Усмехнувшись, будто не произошло ничего сколько-нибудь значительного или просто интересного, я перебросил фотографию незнакомцу и спросил:

— Ну и что? Я вас слушаю.

Тот усмехнулся в свою очередь, но в усмешке этой таилось какое-то торжество.

— Вы не ответили, однако, на мой вопрос: где вас фотографировали? Когда и где?

Я вскипел. Это что — допрос? Да по какому праву?..

— Слушайте, — сказал я, — что вам, собственно, надо? Зачем вы явились в мой дом?

— Зачем? — переспросил он. — Да просто за тем, чтобы сказать: один ваш приятель хотел бы с вами встретиться. Если можно — сейчас. Я провожу вас. Если нет — завтра.

— Но вы — кто? Вы ведь тоже не ответили на мой вопрос!

— Да, действительно! — словно спохватился он и поспешил исправить оплошность: — Я капитан Фрезер. Запомните, пожалуйста: капитан Фрезер! Надеюсь, что отныне нам придется встречаться довольно часто.

Его уверенность, его ледяное спокойствие, стеклянный взгляд его глаз, — все это едва не вывело меня из равновесия. «…Отныне нам придется встречаться довольно часто…» Он разговаривал со мной как с платным агентом! По всему чувствовалось, что визит этот был частью тщательно разработанного плана и Фрезер не имеет ни малейшего намерения оставить меня в покое.

В раздумье я подошел к окну, машинально отдернул штору… Напротив нашего дома стояли какие-то двое, словно бы простые пешеходы, остановившиеся, чтоб обменяться новостями. Но это безусловно были люди Фрезера! Безусловно! Не зря нас предупреждали, что на днях в Кабул прибыли опытные английские разведчики, которых интересует, в первую очередь, предстоящая миссия в Москву, и потому возможны самые непредвиденные провокационные акции.

Я постарался совладать с собой, вернулся к столу, сел и спросил так, будто вопрос мой продиктован простым любопытством, не более того:

— Ну, а если я не захочу с вами встречаться? Что тогда? Тогда вы передадите эту фотографию в полицию?

Незнакомец странно, по-кроличьи, дернул носом.

— Ну что вы! — воскликнул он. — Фотография — чепуха! Я принес вам ее просто на память… — Он закурил сигарету и, выпустив первый клуб ароматного дыма, уставился в мои глаза. — Слушайте, господин капитан, — продолжил он уже другим, более серьезным тоном. — Вы только что были по ту сторону границы. Вы сами убедились, что происходящее там — не пустая угроза; пушки могут грянуть не сегодня, так завтра. На войне, сами понимаете, ничем не приходится гнушаться, никакими средствами. Шалость, мягкотелость и прочие категории — все это глупость! И потому… — Он предостерегающе поднял руку, будто хотел отвести ею от меня опасность. — И потому, — продолжил он, — если вы станете отказываться от встречи, мы найдем способы, чтобы она тем не менее состоялась.

— Это что же? Шантаж? — спросил я.

— О нет! Чистейшая правда! И, если хотите, — предостережение. Вот взгляните в окно, взгляните еще раз, если вы не заметили там наших людей. Ну, видите теперь? Так вот: две гранаты, три-четыре шальных пули — и вашей семьи как не бывало! И вас в том числе, это уж само собою разумеется…

— Ну, а дальше? — спросил я. — Что дальше? Неужели этого достаточно для осуществления ваших планов?

— Нет, конечно, нет! Но хоть от одного нашего врага мы избавимся. Да еще и от такого, который едет в гости к большевикам! — Незнакомец снова дернул носом. — Когда собираетесь в путь?

Я промолчал. Я мучительно искал выход из положения, хотя выходов, по сути, было всего два: либо решительно отказаться от предложенной встречи, либо же идти. Логика подсказывала, что, конечно, следовало сказать «нет» и посоветовать моему гостю «для прогулок подальше выбрать закоулок». Но ведь он не отвяжется! Стало быть, надо искать какой-то обходной маневр.

Вошел слуга, пригласил к ужину, но я лишь отмахнулся от него, не до ужинов было сейчас. А гость сказал:

— Пожалуйста, идите… Я подожду.

У меня просто дыхание перехватило от ярости. Этот надменный тон, это милостивое разрешение — «пожалуйста, идите»… Сколько раз по ту сторону границы я едва не проглатывал собственный язык, не имея права сказать то, что рвалось из души! Но здесь, дома… Неужели и под родной крышей я должен извиваться, хитрить, приспосабливаться?..

Гость не молчал.

— Напрасны ваши сомнения, — сказал он. — Пора бы понять: во всем повинен эмир! Если бы он не оказался в большевистских сетях, не пришлось бы и вам скитаться по ту сторону границы, и мне скрываться под чужим небом. Он, он один повинен во всем! — повторил Фрезер и несколько раз кряду дернул носом. — Сегодня человечеству грозит единственная опасность — большевизм. Его нужно вырвать с корнем, потому что более коварного врага у нас нет. Но и приспешников