Хромые кони - Мик Геррон

она ответила, но она дала понять, что нечто находится в разработке. Нечто направленное не столько против БНП, сколько против всего, как она выразилась, «ультраправого движения». А ты прекрасно знаешь, кого еще они имеют в виду.

— И она сказала это при тебе?

— Они меня не видели.

— Погоди, первая замглавы МИ-пять объявляет о предстоящей операции против БНП, против ультраправых организаций и делает это в баре?

— Ну, они там все были поддатые… Дело в другом. Именно это и произошло. В данный момент происходит. Ты что, новости не смотришь, что ли?

Пи-Джей окинул его холодным взглядом.

— Ну этот пацан в подвале… — пояснил Хобден.

— Я знаю, что ты имеешь в виду. То есть ты полагаешь, что это оно и есть? Это все — операция Конторы?

— А по-твоему, это чистое совпадение, что ли? За мной устанавливают слежку именно сейчас, на меня совершается покушение именно в тот день…

— Если это так, — сказал Пи-Джей, — то это самая косячная спецоперация из всех, о которых я слышал, включая высадку в заливе, мать их, Свиней!

Он посмотрел на бутылку в руках и начал оглядываться в поисках еще одного стакана. Ближайшим кандидатом на эту роль оказался винный бокал, стоящий у мойки в ожидании помывки. Плеснув в него водки, он поставил бутылку рядом.

— Так ты поэтому мне названивал?

— Ну а сам-то как думаешь, умник?

Пи-Джей влепил ему пощечину, и эхо рикошетом разлетелось по кухне.

— Поогрызайся мне еще, мозгляк! Забыл, с кем разговариваешь? Ты — газетный пачкун, к которому приличные люди теперь на выстрел не подойдут. Я — верноподданный член кабинета министров ее величества… — Он оглядел намокшую манжету. — Ну вот, облился из-за тебя…

— Ты меня… ударил? — спросил Хобден голосом, дрожащим, как горошина в свистульке.

— Ну ударил. Нервы и все такое. Только, ради бога, давай без истерик. — Он подлил водки Хобдену в стакан. Хобден, конечно, жаба та еще, однако жаба далеко не безмозглая. Он сплоховал, позабыв об этом. Тем не менее Пи-Джей был вне себя от ярости. — То есть ты звонил мне потому, что полагаешь, будто эта… это… этот спектакль устроило МИ-пять в целях дискредитации правых и что за тобой якобы ведется слежка, и при всем при этом ты мне звонишь? Ты совсем, нахер, башку потерял?

— Мне нужно было кому-то рассказать. Кому мне еще было звонить?

— Только не мне.

— Мы с тобой давно знаем друг друга…

— Мы с тобой не друзья, Роберт. Запомни это хорошенько. Да, в своих статьях ты всегда был объективен по отношению ко мне, и я признателен тебе за это, но давай посмотрим правде в глаза: на сегодня ты, мать твою, никто, и ассоциироваться с тобой я теперь не могу никаким боком. Так что ты обратился не по адресу.

— А к кому мне следует обратиться?

— К своим друганам из Британской патриотической партии не пробовал?

Багровый след от пощечины на лице Хобдена потемнел.

— К друганам? К моим друганам?! Кого, по-твоему, они в первую очередь обвинили, когда тот список слили в Сеть? Половина угроз, которые я теперь получаю, исходит от тех, кого я поддерживал! По их мнению, во всем виноват я и, если бы не я, к ним никто не стал бы цепляться. Потому что нам всем прекрасно известно, кто слил этот список в интернет. Та же самая левацкая шайка, которая докапывается до меня и сейчас.

— Возможно. Однако я все равно не понимаю, почему ты решил заявиться ко мне на дом посреди ночи…

— Потому что это надо остановить.

* * *

— Рассказывай, — сказал Лэм и щелкнул зажигалкой перед лицом Тавернер, словно пригрозил.

Она наклонилась к язычку пламени. Седьмая за сегодня. Наполнять легкие дымом становилось привычным занятием. Она выдохнула.

— Ты когда-нибудь задумывался, почему мы занимаемся тем, чем мы занимаемся?

— Третий час ночи, Тавернер. У меня минус два сотрудника. Может, давай сразу к делу?

— За время, прошедшее с Седьмого июля, было предотвращено пятнадцать терактов, Джексон. Чистая правда. Об этом во всех газетах написано.

— Тем лучше для нас.

— На одиннадцатой полосе, внизу.

— Если ты хотела стать звездой, то, возможно, ошиблась, поступив на секретную службу.

— Я сейчас не о себе лично.

Джексон Лэм подозревал прямо противоположное.

— Наши провалы освещаются в прессе куда шире, чем наши успехи. Уж кому-кому, а тебе это должно быть известно. Сомнительное досье? Оружие массового поражения? Ну там Шестерка облажалась, но, думаешь, кого-то это волнует? — Она заговорила быстрее, слова сыпались одно за другим, и за каждым тянулся дымный след. — Недавно был опрос. Сорок с чем-то процентов считают, что Пятерка так или иначе приложила руку к гибели Дэвида Келли[12]. Сорок с чем-то процентов! Как ты думаешь, каково мне читать такое?

— И ты решила действовать, да? Погоди, дай угадаю. Ты состряпала тухлый сценарий, по которому некая неофашистская группировка похищает мусульманского мальчика и грозится отрезать ему голову на «Ютьюбе». Но этого не происходит благодаря тому, что один из них оказывается внедренным сотрудником госбезопасности. В самый последний момент Пятерка освобождает несчастного заложника и под международные медийные фанфары заявляет о себе как об организации чрезвычайно эффективной и не щадящей ничего ради достижения поставленных целей. — Он выдохнул струйку дыма. — Я угадал?

— Тухлый сценарий?

— Ты серьезно? Один труп уже есть, плюс полутруп в реанимации, и все это лишь потому, что ты пытаешься избежать огласки в прессе. И кстати, позволь тебе напомнить, что оба — мои сотрудники. Или, вернее, были.

— С Сид Бейкер вышло плохо. Извини.

— Я тронут.

— Моди, судя по всему, сам наступил себе на яйца, и никакой ответственности за него я нести не собираюсь. Но что касается Сид Бейкер — я извиняюсь.

— Я впишу эти слова в график процедур над ее койкой. Ну, в табличку, где отмечают замену катетеров. Черт возьми. Ты действительно считала, что это все сработает?

— Все еще может сработать.

— Бред. Твое шапито начало разваливаться еще до начала представления. Объясни про Хобдена. В чем его опасность?

— Я не вполне уверена насчет его опасности.

— У нас тут не фехтовальный матч. Ты попросила выкрасть его файлы и домашний мусор. Зачем?

На секунду она приложила ладонь ко лбу. Когда она снова взглянула на Лэма, ему показалось, что кожа у нее почти прозрачная. Вены натянуты на голую кость. Тронь одним пальцем — и рассыплется.

— Тебе известен Дейв Спенсер? — спросила она.

— Писака из «Гардиан»?

— Был когда-то. Выперли. В общем, да, он самый. Мы с ним друзья. Странно, правда? Я — и левацкий