Хромые кони - Мик Геррон

из-под контроля, и от него можно было ожидать любого фокуса. В вопросе Лэма, известно ли ей, как он оказался в Слау-башне, крылась угроза — напоминание о том, на что он способен. Если сегодня ночью все пойдет не по плану, Лэм не станет затруднять Псов ликвидацией последствий. Он сам заметет все следы раз и навсегда.

И на этот случай ей требовался запасной вариант.

Она выудила из кармана мобильный, набрала номер. Ответили ей лишь после пяти гудков.

— Это Тавернер, — сказала она. — Прошу прощения за беспокойство. Но у меня только что состоялся довольно странный разговор с Джексоном Лэмом.

Все еще разговаривая по телефону, она пошла по тропинке вдоль канала и вскоре растворилась в тенях.

* * *

Было поздно; поздно, и все же веселье в доме не стихало. Чему поспособствовала дорожка-другая. Пи-Джей решил пока оставить это без внимания, но в ближайшие несколько дней поговорить с причастными лицами, и поговорить весьма серьезно. Будучи в оппозиции, можно позволять себе некоторые маленькие шалости, а в правящей партии — шалости и побольше, однако, войдя в состав кабинета, следовало придерживаться определенных правил. Никто из желторотых причастных лиц, разумеется, и рядом не стоял с Пи-Джеем по статусу, но воображать, будто он ничего не заметит, было с их стороны проявлением вопиющего неуважения.

Но все это могло подождать. После того как Хобден ушел, Пи-Джей с полчаса еще размышлял, оценивая сильные и слабые стороны его версии, и в конце концов решил, что она, скорее всего, достоверна. Даже в нынешнем мире, где теории заговоров возникают и расползаются по Сети быстрее, чем прыщи по лицу блогера, Пи-Джею не составило труда поверить в то, что кто-то в МИ-5 действительно состряпал весь этот Гранд-Гиньоль, и это вызывало даже некоторое уважение. Не столько битвы на невидимом фронте, сколько реалити-шоу в прямом эфире — вот путь к сердцу публики. А по эффекту реалистичности мало что может сравниться с реальным кровопролитием.

Он покамест не решил, как следует повести себя в данной ситуации. При всех зловещих прорицаниях Хобдена Пи-Джей полагал, что электорат все же способен отличить картинку правого движения, нарисованную правящим классом, от самопальной шайки, собранной на коленке в трущобах для малоимущих. К тому же, если следовать умозаключениям Хобдена, разницы в таком случае не было никакой: ультраправые при любом раскладе будут представлены кровожадными психами. А поскольку лично Пи-Джею было абсолютно все равно, что там грозило какому-то гражданину во втором (в лучшем случае) поколении, а также поскольку в один прекрасный день он надеется занять пост, на котором сильные спецслужбы станут его личным приоритетом номер один, все указывало на то, что сейчас не стоит совершать никаких телодвижений; он даже пальцем не шевельнет.

С другой стороны — фотография. Если только она существует. В обстановке конфиденциальности собственных размышлений не было смысла отрицать, что некогда эта фотография действительно существовала, однако можно ли было все еще говорить о ней как о чем-то существовавшем — это уже совсем другой вопрос, решение которого потребовало в свое время изрядных затрат, принятия довольно многочисленных обязательств и организации одного эпизода насилия; в итоге вопрос, теоретически, был тогда решен окончательно. Принимая во внимание, сколько времени прошло с тех пор, представлялось маловероятным, чтобы сохранился еще один экземпляр снимка, но даже если бы он как-то объявился, то навряд ли попал бы к Хобдену, так как других претендентов, куда более страстно желающих заполучить его, оказалось бы в достатке. Даже если оставить в стороне связи Хобдена среди ультраправых, его журналистская карьера была в равной степени примечательна как сенсационными разоблачениями политических махинаций, так и напыщенным высокомерием самого разоблачителя, и, до того как он превратился в изгоя, власти предержащие ходили вокруг него на цыпочках. Тот факт, что всего он явно не знал, указывал на маловероятность блефа с его стороны: будь у него хоть доля сомнения в том, что смерть Николаса Фроста во время одного из маршей Национального фронта была на самом деле чем-то иным, нежели тем, чем казалась, он обязательно упомянул бы об этом в разговоре. Значит, следует допустить, что фотография все-таки существует. А также и то, что она находится в распоряжении Хобдена. Какими последствиями это грозит в данной ситуации? Под «данной ситуацией» подразумевалась ситуация Пи-Джея. Что нужно делать?

Нужно латать прорехи. Он поднялся из-за стола и с извиняющимся видом помахал в сторону супруги, беззвучно артикулировав: «Телефон». Она подумает, это что-то касающееся ситуации с заложником, чем оно, разумеется, и было. Именно этим.

Себастьяна он нашел на лестничной площадке второго этажа, где тот сидел, глядя на пустынную улицу. Одним из прозвищ Себастьяна было «фактотум». Пи-Джею также приходилось слышать «мажордом», «ординарец» и даже «Бэтмен». Последнее, кстати, неплохо подходило. Правосудие в плаще. Темные делишки во имя высшего блага. Под «высшим благом», естественно, подразумевалось благо Пи-Джея.

Если фотография существует, то… Да, члену кабинета, безусловно, нужно следовать определенным правилам, но одно из них, фундаментальное, как раз и требовало ни в коем случае не допускать ситуации, когда тебе приставляют нож к горлу.

Когда-то власти предержащие ходили вокруг Хобдена на цыпочках. Сегодня его можно просто раскатать в лепешку. Но сначала необходимо залатать прорехи: пустить слушок, как и просил Хобден. Сам Пи-Джей не водил знакомств с личностями, обитающими на задворках общества, но в этом не было нужды. Для этого у него был ординарец.

— Себастьян, — сказал он, — вам предстоит сделать несколько звонков.

12

Тело Джеда Моди, освещенное тусклой лампочкой под потолком, так и лежало на межэтажной площадке. Не обращая на него внимания, Лэм поднялся к себе в кабинет, где первым делом повесил на место пробковую доску. Затем он отпер ящик стола и вытащил оттуда обувную коробку. В коробке лежал обернутый в тряпку «хеклер и кох». После краткого осмотра при свете чертежной лампы Лэм сунул оружие в карман плаща, отчего плащ несколько скособочился. Оставив коробку на столе, а лампу включенной, Лэм вернулся вниз.

— Где ствол? — спросил он.

— У меня, — отозвался Ривер.

Лэм протянул пухлую ладонь, и Ривер сдал оружие, которое тут же нырнуло Лэму в карман, причем Ривер заметил, что плащ странным образом вроде как стал сидеть чуть получше.

Лэм бросил взгляд на Моди:

— Значит, присматриваешь тут, да?

Мертвец не ответил.

С Лэмом во главе все покинули здание. Едва выйдя на улицу, Лэм закурил. На свежем воздухе облачко дыма выглядело почти белым.

— Кто еще на колесах?

На колесах оказалась Луиза Гай.

— Из вас