Хромые кони - Мик Геррон

несущиеся куда-то облака, а нависшие крыши напротив снова грозили обрушиться.

После очередного открытия двери обмена репликами не состоялось. Лощеный просто сделал шаг в сторону, всем своим видом напоминая человека, которому выпало изображать «неприязнь» в шарадах после сытного ужина.

Хобдена провели в цокольный этаж мимо гостиной, из-за прикрытых дверей которой доносилось беспечное бормотание довольства. Он даже не помнил, когда в последний раз его приглашали на званый ужин, хотя имя его наверняка все еще всплывало в застольных беседах.

Внизу располагалась кухня размером примерно с квартиру Хобдена и с более тщательно продуманным интерьером: дерево и сверкающая эмаль, а по центру — островок из мраморного монолита величиной с гроб. Беспощадное верхнее освещение обнаружило бы малейшее пятнышко жира или каплю пролитого соуса, однако, несмотря на недавно завершенный ужин, здесь ничего подобного не наблюдалось; мерно гудела посудомойка, на прилавке аккуратным рядком выстроилось столовое стекло: все являло тщательно срежиссированную фотоиллюстрацию раздела «после вечеринки» из каталога-справочника по респектабельному быту. Со стальных крюков свисали сверкающие ковшики и сотейники, из которых каждый имел строгое предназначение: для варки яиц, для приготовления болтуньи и так далее. На полке разместился ряд бутылок с оливковым маслом, расставленных согласно регионам-производителям. Глаз у Роберта Хобдена был по-прежнему журналистский. В зависимости от того, кто был героем профильного очерка, весь этот антураж можно было представить либо как истинное подтверждение добропорядочной обывательской стабильности, либо как заказанный одним махом по почте реквизит, призванный именно такое впечатление создать. Однако очерков он теперь не писал. А если бы и писал, то их нигде бы не печатали.

Лощеный стоял в дверях, явно не желая оставлять Хобдена без присмотра и не скрывая этого.

Хобден прошел в дальний конец помещения, оперся задом на мойку.

Очерков он больше не писал, но если бы писал и если бы хозяин дома был героем такого очерка, то начать следовало бы, несомненно, с имени. Питер Джадд. Или Пи-Джей, как его называют близкие друзья и все остальные. Всклокоченный и моложавый для своих сорока восьми лет, с лексиконом, полным архаических восклицаний вроде «сущий вздор!», «ерундистика!», «лопни мои глаза!», Питер Джадд давно и прочно занял нишу вполне безобидного правака старой закалки (чем снискал популярность у широких британских масс, державших его за прикольного юродивого), а чтобы обеспечить себе доход помимо депутатского, стал платной затычкой в каждой медийной бочке; и любимцем публики в жюри конкурсов и телевикторин, поскольку это гарантировало снисхождение к таким невинным шалостям, как перепихи с нянькой собственных детей, сокрытие доходов от налоговой в особо крупных размерах и доведение до истерики лидера собственной партии внезапными репризами. «Прекрасное, черт побери, местечко! — заявил он как-то во время официального визита в Париж. — Возможно, в следующий раз за него и стоит повоевать». Однако далеко не все те, кому доводилось с ним работать, считали его туповатым клоуном, а те, кому доводилось наблюдать его в припадке гнева, подозревали в нем дальновидного и хитрого политика, но в общем и целом Пи-Джей вполне комфортно расположился в образе, который либо создал для себя сам, либо имел от рождения: непредсказуемый крендель с всклокоченной шевелюрой и великом. Он с такой прытью ворвался на кухню, что лощеный тип поспешно отскочил в сторону, чтобы не смели ненароком.

— Роберт Хобден!

— Пи-Джей.

— Роберт… Роб… Роб! Как поживаешь, старина?

— Все путем, Пи-Джей. Ты как?

— Ох, прости… Себастьян, будьте любезны принять у Роберта плащ.

— Я ненадолго.

— Достаточно надолго, чтобы снять плащ! Вот и ладушки, и чудненько… — Последние слова были адресованы лощеному типу, которого, очевидно, звали Себастьяном. — А теперь можете нас оставить.

Кухонная дверь затворилась. Пи-Джей продолжил тем же самым тоном:

— Ты совсем уже? Какого хера ты сюда приперся, мудило ты многогрешное?

* * *

Это вызвало воспоминания о тех суровых временах, когда с задания можно было не вернуться. Он-то, разумеется, всегда возвращался, но были и те, которым не удавалось. Зависело ли это от задания или же от конкретного человека — можно было только гадать.

Сегодня он планировал вернуться. Тем не менее — одно тело на полу, другое на больничной койке… Довольно многочисленные потери, учитывая, что никакой операции не проводится.

Встреча была назначена у канала, там, где обрывается пешеходная дорожка, а вода исчезает под сводами длинного туннеля. Лэм выбрал данное место потому, что количество подходов сюда было ограничено, а Диане Тавернер он не доверял. По этой же причине сам он явился загодя. Второй час ночи был на исходе. Четвертинка луны то и дело выглядывала из-за проплывающих облаков. В доме на противоположном берегу горели все окна, во всех трех этажах, а из сада доносились разговоры и смешки курильщиков. Кто-то устраивал вечеринки посреди рабочей недели, а Джексон Лэм тем временем вел счет потерям из числа собственных сотрудников.

Она появилась со стороны Энджела, возвестив о своем приближении перестуком каблучков по дорожке.

— Ты один?

Он широко развел руками, словно иллюстрируя необъятный идиотизм вопроса; при этом рубашка выпросталась из штанов, и ночной холодок царапнул брюхо.

Она смотрела мимо, на поросший деревьями откос, поверх которого шла дорога. Затем снова перевела взгляд на него:

— Что за игры? Что все это означает?

— Я одолжил тебе сотрудника. А теперь она в больнице.

— Я в курсе. Мне очень жаль.

— Ты сказала «начальная школа». Чуть сложнее заточки карандашей. В результате она поймала пулю в голову.

— Послушай, Лэм, то задание — вчерашнее дело. Я не понимаю, какое оно имеет отношение к тому, что с ней произошло…

— Не трудись. Ее подстрелили у Хобдена на пороге. Джед Моди подстрелил. Намеренно или нет — другой вопрос. То есть ты не только одалживаешь моих сотрудников, но и ведешь подрывную деятельность на моей территории. Ты дала Моди мобильный. Что еще? Чего ты ему наобещала? Путевку в светлое будущее?

— Перечитай устав, Лэм. Ты отвечаешь за Слау-башню, и, видит бог, никому в голову не придет покушаться на твою зону ответственности. В то время как я возглавляю оперативное управление, а это значит — распоряжаюсь штатными сотрудниками. Всеми сотрудниками. Включая твоих и чьих угодно, понятно?

В ответ Джексон Лэм пернул.

— Господи, какой же ты все-таки омерзительный тип.

— Да, мне говорили, — сказал он. — Хорошо. Понял. Это не моего ума дело. А как насчет трупа у меня на лестнице? Может, мне следует вызвать Псов?

Если до сих пор ему не удавалось завладеть ее вниманием, то теперь, несомненно, удалось.

— Моди?

— Ага.

— Мертв?

— Как птичка додо.

На другом берегу кто-то из курильщиков рассказал особенно уморительный анекдот.