Рыцарь Шато д’Ор - Леонид Влодавец

Андреа выждала до последнего мгновения и с непостижимой быстротой сдвинула лук вперед, так что ее колени очутились между кибитью и тетивой, наложила стрелу и… Монах, видя это, в отчаянии метнул в Андреа меч, но промахнулся: сталь вонзилась в куст, не задев девушку. Вз-з-зить!… Стрела ударила монаху в горло, и тело его, брякая кольчугой, скатилось вниз по склону. Силы оставили Андреа, и она, упав навзничь, надолго потеряла сознание…

РОМАНТИЧЕСКОЕ УТРО

Оставим ее в таком плачевном состоянии, обнадежив читателя, что покамест ничего плохого с ней не случится. Перенесемся поближе к Шато-д’Ору, на противоположную сторону реки, в глухую чащу леса, туда, где в непроходимом ельнике располагалась замшелая и полусгнившая охотничья избушка, неведомо когда и для чего построенная. Тщетно искать в этом ельнике следы пребывания людей. Здесь уже давно не ступала нога человека. И вряд ли во всей марке наберется человек десять, которые знали бы об этой избушке. Но даже те немногие, кто знал о ней, во всяком случае большинство из них, весьма удивились бы, узнав, что сейчас, в этот предутренний час, в избушке кто-то есть. В избушке действительно были люди: в полумраке смутно белели распростертые на возвышении, похожем на некую бесформенную кучу, нагие тела. Они были наги, как тела прародителей человечества, и сплетены так, что разобрать, где кончается одно и начинается другое, было чрезвычайно трудно. Однако, приглядевшись, можно был различить, что тело, лежащее внизу, принадлежит женщине, а другое, возлежавшее на первом, — мужчине. Ни поза, в которой они находились, ни движения, которые они совершали, не оставляли сомнений относительно характера происходившего. Мужчина лежал, чуть подогнув колени, а ноги женщины нежно вздрагивали и колыхались по обе стороны его бедер. Руки их, сплетенные в единое кольцо, жадно прижимали их друг к другу. Лица любовников (а о том, что это были любовники, а не муж и жена, мы думаем, уже все догадались) были отвернуты друг от друга и искажены гримасами страсти. Они лежали щека к щеке и неровно, сдавленно дышали. Тело мужчины совершало соответственные инстинктивные ритмичные движения, темп которых уже подходил к предельному. Что еще? Ах да: на голове мужчины была свежая повязка.

Предрассветные сумерки рассеивались, в узкие прорубы, заменявшие окна в этой обители любви, брезжил рассвет. Теперь все лучше становилось видно, что на земляном полу избушки навалена куча еловых лап, прикрытых сверху медвежьими шкурами, что по всем углам разбросаны предметы дамского и мужского туалета, а также отдельные детали рыцарского вооружения. Только, пожалуй, меч, обнаженный, как и его хозяин, не случайно лежал на своем месте. Скорее всего, он был специально положен поблизости от правой руки мужчины. Видимо, сей рыцарь не хотел остаться безоружным, если его захватят врасплох… В то самое время, когда над лесом по верхушкам елей заблестели первые лучики восходящего солнца, в полутьме избушки раздался томный и сладкий вздох, за ним другой, громче и тверже… Любовники завершили свою чудесную игру к обоюдному и глубокому удовлетворению. Они расслабленно, лениво и даже несколько пресыщенно поцеловались и провели усталыми руками по утомленным телам прощальную экскурсию.

— Божественная… — промурлыкал мужчина, слегка подаваясь назад и освобождая тело своей возлюбленной от того, что ее уже давно не тяготило.

— До скорого свидания, мой гладенький, приходи еще!.. — с сюсюкающим ироническим трепетом в голосе произнесла женщина, игриво препятствуя движению изымаемой из нее плоти. Надо полагать, что и слова ее относились не к мужчине в целом, а лишь к какой-то, хотя и весьма существенной, его части.

— А не довольно ли, милая красотка? — спросил мужчина достаточно громко — услышь его кто-нибудь из знакомых, он без труда узнал бы голос Иоганна фон Вальдбурга. — Ведь, по-моему, это уже пятый раз…

— Ты преувеличиваешь, мой милый Гансик, — притворно-обидчиво произнесла женщина, плавно потягиваясь и изящно погружая пальцы в пышные мягкие волосы, золотистым облаком окутывавшие ее голову. — Всего четыре…

— Я сбился со счета, Альбертина, — виновато произнес Вальдбург. — Должно быть, удар твоего братца совсем отшиб мне память…

— Да уж! — сказала Альбертина, посмеиваясь. — Скажи спасибо, что ты вообще пришел сюда с головой…

— У твоего братца тоже был шанс потерять голову, — заметил Иоганн, — просто я немного не дотянулся…

— Тогда бы наша встреча не состоялась! — усмехнулась Альбертина. — Пришлось бы готовиться к похоронам… А так ты дотянулся только концом меча, у него совсем небольшой порез вот здесь…

И она указала Иоганну на свою пышную грудь, где чуть ниже ключицы белела тряпица, приклеенная каким-то прочным клеем.

— Опять налепила? — усмехнулся Вальдбург. — Болеешь за братца? Неужели и вправду это ему помогает?

— Так говорит знахарка. Мы же с ним близнецы. Нас мать и купала, и лечила, и секла вместе… Если я чем-нибудь порежусь, то бабка ему налепляет эти штуки и мне заодно… Все проходит быстрее…

— Уж знаю, — досадливо поморщился Иоганн. — Еще в самый первый раз, когда я тебя раздел совсем… Помнишь, тогда твой брат свалился с коня и ободрал спину на лопатке. Ты тогда тоже ходила с такой штукой, а я все пытался ее сковырнуть.

— Ее можно срезать только с мясом, — усмехнулась Альбертина, — или зная наговор… Она отпадет сама, как только у брата заживет рана.

— Может, ты и голову себе завяжешь, чтобы у меня все побыстрее прошло, например, новое ухо выросло? — ехидно предложил Иоганн.

— Дурачок! — прыснула Альбертина. — Сказано ведь тебе, это помогает только брату… А потом, ты ведь эту рану получил не из-за меня…

— Ну, ну, — виновато пробормотал Иоганн, — ты ведь уже простила меня, правда… Конечно, Агнес мне нравилась, и я к ней сватался, но все уже в прошлом… Да у меня с ней ничего и не было.

— А чего же ты на нее пялился за столом?

— Да сказал же, просто хотел твоему братцу пощекотать нос…

— Вот и остался без уха! — резюмировала Альбертина. — Смотри же, меня-то ты еще обманешь, но вот Бога и моего брата — ни за что! Помяни мое слово, если он дознается, что ты заводишь шашни с Агнеской, он снесет тебе башку.

— Ну, это мы еще посмотрим, — несколько самоуверенно сказал Иоганн. — Я не из тех, кто так просто прощает обиды…

— Господи! — всплеснула руками Альбертина. — Неужто тебе так жаль своего уха и клочка волос, которые тебе стесал Альберт, чтобы ради сомнительного удовольствия расквитаться с ним опять рисковать головой?! Ох, миленький мой, да какой же ты неуемный!