Живодерня - Сергей Арно

Но старуха успела перехватить летящий в лицо кулак рукояткой своей инвалидной палки, резко отвести его в сторону, – кулак с размаху врезался в открытую дверцу; после чего она, изловчившись, пнула драчуна в живот. Заказ, взвыв от боли, успел-таки скверно выругаться и грянулся на асфальт между машиной и поребриком мостовой.

Харя, все это время тщетно старавшийся запихать упорного Илью в салон автомобиля, увидев, что товарищ его вышел из строя, оставил Илью в покое и повернулся к настырной старухе.

Старуха уже перескочила на мостовую и была в двух шагах от Хари.

– Уу!.. – замычал тот и бросился на бабусю.

Но тут же нарвался на боковой хук с правой. На сломанной челюсти удар прозвучал негромко, но чувствительно. Харя одной рукой схватился за повязку, а другой старался поймать вертлявую старуху; но та вдруг зацепила Харю за шею рукоятью своей палки, дернула на себя изо всех своих старушечьих силенок, в этот же момент ногой нанесла удар куда-то в область Хариного паха. Толстяк тут же рухнул на колени.

Старушенция, вероятно по старческой рассеянности, неожиданно пронесла палку назад, и оказалось, что сделала это вовремя, потому что очухавшийся Заказ наскочил на резиновый набалдашник инвалидной клюки и согнулся, как от резкого приступа гастрита. Но старуха прежде решила закончить со стоящим перед ней на коленях Харей.

Она нанесла ему по больной челюсти сокрушительный удар ногой – что-то глухо хрустнуло, треснуло, и Харя всей своей огромной тушей обрушился на мостовую.

Только тогда бабка обернулась к Заказу, который уже принял стойку каратиста и зло глядел на старуху, шепча в ее адрес скверные ругательства.

Очки с бабушки во время потасовки упали и лежали разбитые рядом с телом Хари, но зрение у нее не ухудшилось. Она сделала два быстрых шага к Заказу и произвела резкий обманный удар ногой. Заказ поймался на хитрость – отступил от удара; в этот момент бабуся подцепила его за опорную ногу рукоятью палки и с силой поддела вверх – Заказ всплеснул в воздухе руками (словно хотел воскликнуть: "Не может быть! Да что вы говорите!") и всей массой своего тренированного тела хрустко и весело сел на асфальт. Но бабка добивать его не стала, а вместо этого повернулась к стоявшему тут же Илье.

– Ну как ты, мнучек? – спросила она.

Казалось, замер весь Невский, следя за проделками старухи-ниндзя.

Но подлый Заказ, увидев спину противницы, вскочил и со скверными ругательствами бросился на нее.

Старушка отскочила. Но вдруг подпрыгнув, красиво выброшенной вперед ногой в сером чулке нанесла сокрушительный удар пяткой в лицо Заказа. Тот опять всполохнул руками и, удачно оказавшись спиной к перилам мостика, перегнулся через них и неторопливо, как в замедленной киносъемке, стал валиться через перила… Это было незабываемое по красоте и эффективности зрелище. Внизу раздался плеск воды…

Несколько капель попало на лицо Ильи.

– Пойдем, мнучек, они тебя больше не обидят,-беря Илью под руку, сказал Сергей, сгорбившись и опять принимая немощный, подагрический старушечий облик.

Илья, не очухавшийся еще от потрясения, машинально переставлял ноги.

– Что это было?

– А они, мнучек, просто не знали, что лжекитаец (он же Малюта) съеден древним народом. Теперь будут знать! Ну где там дама твоего сердца? Можешь представить меня как свою любимую бабушку.

– А это недоразумение, – веселея, сказал Илья, мотнув назад головой, – мы будем считать напоминанием о ночном кошмаре.

ЧАСТЬ IV

Глава 1

ТАЙНА ОРТОПЕДИЧЕСКОГО САПОЖКА

Илья с Сергеем подошли к зданию, где располагалась организация, в которой работала Жанна.

На обычно людном, полном автотранспорта Невском проспекте наблюдалось странное затишье. На проезжей части не было ни одного автомобиля. Вдалеке (в стороне Московского вокзала) чернела густая шевелящаяся толпа народа. Прохожие останавливались и с тревогой смотрели на катящуюся по Невскому проспекту людскую массу.

– Вот в этом здании, кажется. На третьем этаже…

Они вошли в парадную и стали подниматься по лестнице.

"Вот, сейчас я ей скажу… Да, скажу ей…" – вертелось в голове у Ильи. Но что он будет говорить этой красивой женщине, он никак не мог определить. В своей жизни он раз тридцать признавался в любви, но сейчас… Сейчас было совсем другое дело. Теперь Илья понимал, что все то было ненастоящим.

Сверху послышались шаги: кто-то спускался вниз. Не замедляя движения, Илья поднял лицо вверх и увидел в другом лестничном пролете… тот самый ортопедический сапожок, который видел уже не раз. Но сейчас обладатель сапожка не убегал, а спускался им навстречу. Илья остановился и стал ждать. Сергей тоже остановился.

Перед ним оказалась стройная женщина в черном брючном костюме… Илья не сразу узнал ее, а когда узнал, сердце его бешено заколотилось. Это была Жанна, и ортопедический сапожок принадлежал ей.

Увидев Илью с незнакомой старушкой, Жанна очень сконфузилась. Краска ударила ей в лицо. Она закусила губу…

– Извините, Илья, я спешу, – смущенно проговорила она и, торопливо припадая на больную ножку, заспешила мимо замеревших друзей вниз.

Илья отступил, давая ей дорогу, проводил ее взглядом и некоторое время стоял, изумленно глядя ей вслед.

– Да-а… Надо же так, – вздохнул рядом Сергей, имея в виду уродство такой молодой красивой женщины. Он уже догадался, что направлялись они к ней. – Ты расстроен?

– Я?!! – Илья повернул к Сергею восторженное с совершенно сумасшедшими глазами лицо. – Я расстроен?!! Да такой женщины я никогда не встречал! Это же само очарование. Ведь ортопедический сапожок подчеркивает ее совершенство. Только наличие красоты и уродства в одном – вот совершенство. Ведь я искал ее всю жизнь… Бог создает такое раз в тысячелетие!..

Так говорил совершенно ошалевший от счастья Илья. Сергей смотрел на него с нижней ступеньки и слушал.

– Ну, теперь, внучек, пойдем, пожалуй,-сказал Сергей, увидев, что Илья поугомонился.

Они спустились по лестнице и вышли на Невский проспект. Но как же он переменился за время их отсутствия!

Самый главный проспект в городе запрудила демонстрация сексуальных меньшинств.

На палках несли большие портреты Чайковского, Уайльда, неразлучных Маркса и Энгельса, известных политических деятелей, депутатов думы, членов правительства… Густая многотысячная демонстрация меньшинств казалась двухъярусной. Первый ярус – мелкая безбрежная народная сексуальность, и второй – огромная всеобъемлющая сексуальность на высшем уровне, от которой, казалось, никуда не спрячешься.