Гладиатрикс - Рассел Уитфилд

— Что-то сомнения меня гложут, — глухо проговорила Пенелопа сквозь шлем. — Не стать бы посмешищем.

То, что Палка заставил ее выступать в качестве мирмиллона, то есть «рыболова», уже стало предметом для шуток.

Вооружение такого бойца нельзя было назвать ни тяжелым, ни легким. Голову мирмиллона защищал богато украшенный шлем, снабженный полным забралом, правую руку и плечо прикрывал кожаный рукав. Однако самым главным средством его обороны был крупный изогнутый щит, который Пенелопа держала на левой руке. Ее торс оставался открытым, чтобы в случае ранения зрители увидели как можно больше крови. Полные груди эллинки, конечно же, были обнажены для всеобщего любования.

— Даже не задумывайся. — Лисандра похлопала ее по плечу. — Вид у тебя грозней некуда!

Пенелопа залилась краской смущения, заметной даже под шлемом.

— Ну да… — сказала она.

Глашатай выговорил положенные слова, под звуки труб распахнулись ворота жизни. Пенелопа решительно вскинула голову и шагнула через порог на арену.

Ее выставили против тяжеловооруженной воительницы, называвшейся гопломахой. Щит у соперницы был круглый, а шлем — весьма старомодный, увенчанный гребнем. Такие в стародавние времена носили прославленные греческие гоплиты. Крупная стрелка, прикрывавшая нос, и массивные нащечники не давали рассмотреть лицо воительницы. Для зрителей обе соперницы оставались, в общем, безликими. Пенелопа присмотрелась к смуглой коже гопломахи и решила, что та, вероятно, была из какого-то восточного племени. И точно, ее представили зрителям как Дракку из Сирии.

Рабы-служители поднесли женщинам мечи. Они подняли их, салютуя Фронтину, повернулись одна к другой и прикрылись щитами.

Пенелопа шершавым языком облизала пересохшие губы. Товарки считали ее шумной и развязной болтушкой, но сейчас ей было откровенно не по себе.

«Еще бы, — подумала она, делая шаг навстречу Дракке. — Надо быть полной дурой, чтобы выходить на арену и самодовольно ожидать легкой победы».

Рыбачка вспомнила один из первых уроков в гладиаторской школе, когда Катувольк велел им разить соломенные чучела. Она представила себе, что сейчас ей предстоит выполнить такое же упражнение, и устремилась вперед. Ее крепкие ноги живо набирали разгон, расстояние между противницами быстро сходило на нет.

Однако сирийка была вовсе не безответной соломенной куклой. Она приготовилась достойно встретить соперницу.

Щиты с громким треском врезались один в другой, толпа восторженно закричала. Меч Пенелопы сверкнул, опускаясь, но лишь лязгнул по краю щита-гоплона, которым орудовала Дракка. Сирийка крякнула от усилия, ударила в ответ и вскользь достала коренастую гречанку сбоку по голове. Металл не поддался, но у Пенелопы зазвенело в ушах. Она заскрипела зубами и подала щит вперед, стараясь оттолкнуть более легкую соперницу.

Но Дракка оказалась слишком хитра. Она не стала отвечать силой на силу, лишь чуть повернулась, пропустила мимо тычок Пенелопы и заставила ту потерять равновесие. Эллинка шатнулась вперед, и клинок провел кровавую черту на ее спине. Зрители встретили первую кровь взрывом ликования. Пенелопа вскрикнула, настигнутая болью, но все-таки отмахнулась мечом, стараясь хотя бы отогнать Дракку. Пот заливал ей лицо, глухой шлем не давал вздохнуть полной грудью, все же она вовремя повернулась, чтобы встретить нападающую сирийку.

Пенелопу внезапно охватила ярость. Она издала боевой клич и устремилась вперед. Клинок рыбачки врезался в дерево щита гопломахи. Пенелопа удвоила усилия, стараясь вовлечь Дракку в соревнование на выносливость. Она была уверена в своем преимуществе. Теперь ее совсем перестала донимать боль, зато начали брать свое долгие месяцы изнурительного учения. Она вдруг ощутила такую свободу духа и тела, с которой не могло сравниться ни одно мгновение земного блаженства, пережитое ранее. Меч был живым продолжением руки островитянки. Разум, тело и дух женщины пребывали в полной гармонии, упивались яростью битвы, предугадывая движения соперницы.

Вот когда Пенелопа как следует поняла слова Лисандры о свободе, которую обретаешь в бою. Ее сила не знала пределов. Она ощущала себя богиней-воительницей во плоти, явственно видела прорехи в защите Дракки и вовсю пользовалась ими. Сирийка приготовилась сделать очередной выпад, и меч Пенелопы метко ужалил ее в плечо. Толпа оценила то, как она исправила свою первоначальную ошибку, и громкими криками погнала ее вперед.

Пенелопа заставила противницу пятиться, осыпая ее щит градом ударов. Она знала, что каждая такая атака отнимала у сирийки толику силы. Щиты весили немало, и Пенелопа предвидела, что врагиня устанет быстрее ее самой. Мысленно она даже поблагодарила Палку, Нестасена и Тита за неистовую муштру. Эта самая муштра наполнила тело рыбачки необыкновенной силой. Пенелопа до сих пор и не подозревала, что способна на такое. Мышцы работали слаженно, никакой усталости не было и в помине.

Дракка все реже и медленней заносила свой меч, бешеные выпады заставляли ее отступать все дальше. Пенелопа наддала еще, понимая, что почти вымотала соперницу. Она ударила своим щитом в ее щит и лишила сирийку равновесия. Та чуток промедлила с защитой, и тогда Пенелопа ударила. Меч островитянки со свистом устремился вперед, прямо к открытому горлу гопломахи.

Дракка стремительно пригнулась и с бешеной силой пырнула Пенелопу в живот. Та судорожно напряглась и закричала, ощутив внутри себя острое железо, пронзавшее внутренности.

Зрители взорвались криком, но всего громче звучал вопль торжества. Сирийка праздновала победу. Из раны хлестала кровь, заливая обеих противниц. Дракка провернула меч в ране, лезвие скрежетнуло по ребрам, и Пенелопа опять закричала. Когда боль превзошла всякое вероятие, гопломаха выдернула клинок, и рыбачка рухнула на песок, отчаянно зажимая ладонями рану. Она свернулась в комок, задыхалась и блевала внутри тесного шлема. Мучение заслонило весь мир.

Через несколько бесконечных мгновений грубые руки подхватили ее и потащили куда-то. Сознание Пенелопы ненадолго прояснилось, и она успела понять, что ей даровали миссио.

В открытом проявлении чувств нет особых достоинств. Человеку приличествует сдержанная невозмутимость вне зависимости от обстоятельств. Слишком сильные и явные переживания о ближнем — это слабость. Одна из спартанских истин гласила, что воинам должны быть присущи товарищество и любовь, но если боги решали забрать к себе кого-то из братьев или сестер по оружию, то этот тяжкий час следовало встречать с суровой торжественностью и честью.