Гипотеза любви - Али Хейзелвуд

груди. Его теплое дыхание ласкало кожу, которой он только что касался языком, кончиками пальцев он дотронулся до резинки ее трусов, погрузился под тонкий хлопок.

— Кажется, я передумал, — пробормотал он.

Она оцепенела.

— Я знаю, что ничего не делаю, но, если ты скажешь, что тебе нравится, я могу…

— Мой любимый цвет все-таки зеленый.

Оливия резко выдохнула, когда его большой палец надавил ей между ног, коснувшись ткани, уже темной и влажной. У нее в легких совсем не осталось воздуха. Она со смущением думала, что теперь он точно поймет, как сильно она этого хочет… Она испытала неловкое, жгучее наслаждение, когда его палец, большой и округлый, заскользил по ее щели.

Он определенно понял это. Потому что вновь посмотрел на нее затуманенным взглядом и учащенно задышал.

— Черт, — тихо сказал он. — Оливия.

— Ты хочешь… — Во рту у нее стало сухо, как в пустыне. — Хочешь, чтобы я сняла их?

— Нет. — Он покачал головой. — Пока нет.

— Но если мы…

Он зацепил резинку пальцами и отодвинул ткань в сторону. Оливия казалась себе блестящей и набухшей, чересчур возбужденной, а ведь они практически ничего еще не делали. Она была слишком нетерпеливой. Ей стало стыдно.

— Прости. — Ее окатывало двумя волнами жара: одна туго скручивалась внизу ее живота, другая поднималась к щекам. Оливия едва могла различить два этих ощущения. — Я…

— Идеальная.

На самом деле, он сказал это не ей. Скорее себе, удивляясь тому, как легко кончик его пальца погрузился между складками, раздвигая их и скользя вперед и назад. Оливия не запрокинула голову и не закрыла глаза, потому что наслаждение струилось, растягиваясь, пронзало ее, и она не могла, не могла…

— Ты такая красивая. — Слова прозвучали приглушенно, сорвавшись невольно у него с языка. Как будто он не собирался произносить их. — Можно?

Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что он имел в виду свой средний палец, то, как он кружил и постукивал по ее плоти. Слегка надавливая на вход. Уже такой мокрый.

Оливия застонала.

— Да. Все что угодно. — Дыхание у нее перехватывало.

Адам в знак благодарности лизнул ее сосок и толкнулся внутрь. Или, по крайней мере, попытался. Оливия зашипела, и Адам тоже, с приглушенным хриплым «черт».

У него были большие пальцы, должно быть, дело заключалось в этом. Первый сустав был уже слишком глубоко, вызывал щемящую боль и ощущение мокрой некомфортной наполненности. Она поерзала на пятках, пытаясь приспособиться и освободить место, затем поерзала еще немного, и наконец ему пришлось другой рукой схватить ее за бедро, чтобы удержать на месте. Оливия держалась за его плечи, его кожа под ее ладонями была скользкой от пота и обжигающе горячей.

— Тсс.

Его большой палец погладил ее, и она всхлипнула.

— Все в порядке. Расслабься.

Невозможно. Хотя, если быть честной, ощущения от того, как его палец изгибается внутри нее, уже становились приятнее. Было уже не так больно, и, может быть, она даже стала еще более влажной, и, если бы он коснулся ее там… Ее голова откинулась назад. Она стиснула его плечи ногтями.

— Тут? Хорошая точка?

Оливия хотела ответить «нет», что это уже чересчур, но, прежде чем она смогла открыть рот, он сделал это снова, пока она уже не могла сдерживаться, исходя стонами и всхлипами и влажными, непристойными звуками. Но тут он попытался проникнуть немного глубже, и тогда Оливия не удержалась и вздрогнула.

— Что? — Это был обычный его голос, но в миллион раз более хриплый. — Больно?

— Нет… Ох.

Адам поднял взгляд. Его бледное лицо с ярким румянцем резко выделялось на фоне темных волос.

— Почему ты так нервничаешь, Оливия? Ты ведь делала это раньше, да?

— Я… да.

Она не знала, почему решила сообщить подробности. Любой идиот сразу бы понял, что это ужасная идея, но теперь, когда они стояли так близко, для лжи не осталось места. Поэтому она призналась:

— Пару раз. В колледже.

Адам застыл. Стал совершенно неподвижен. Его мышцы напряглись, сильно сжавшись под ее ладонями, а затем просто остались тугими и неподвижными. Он смотрел на нее.

— Оливия.

— Но это не имеет значения, — поспешно добавила она, потому что он уже качал головой, отстраняясь от нее. Это и в самом деле не имело значения. Не для Оливии, и потому это не должно было заботить Адама. — Я разберусь… я за пару часов разобралась с гигаомным контактом, секс не может быть сильно сложней. И готова поспорить, ты этим занимаешься постоянно, так что можешь научить меня, как…

— Ты проспоришь.

В комнате было прохладно. Внутри нее уже не было его пальца, а на бедре не лежала его ладонь.

— Что?

— Ты проиграешь свое пари. — Он вздохнул, проведя рукой по лицу. Другая рука, та, что была у нее внутри, двинулась вниз, чтобы поправить член. Теперь он казался огромным, и, прикоснувшись к нему, Адам поморщился.

— Оливия, я не могу.

— Конечно, можешь.

Он покачал головой.

— Извини.

— Что? Нет. Нет, я…

— Ты практически девств…

— Нет!

— Оливия.

— Нет.

— Но почти, поэтому…

— Нет, это так не работает. Девственность — это не непрерывная переменная, а категориальная. Двоичная. Условная. Дихотомическая. Возможно, порядковая. Я имею в виду хи-квадрат корреляции, может — корреляцию Спирмена. Логистическую регрессию. Логит-модель и эту дурацкую сигмоидную функцию.

Прошло уже несколько недель, а у нее все еще перехватывало дыхание от его улыбки одним уголком рта. Какой она всегда была неожиданной, какие ямочки появлялись у него на щеках. Оливия охнула, когда его большая ладонь накрыла ее щеку и притянула ее голову для медленного, теплого, смеющегося поцелуя.

— Ты такая всезнайка, — сказал он ей в губы.

— Может, и нет.

Она тоже улыбалась и целовала его в ответ. Обнимая его, обвивая его шею руками, чувствуя дрожь удовольствия, когда он притянул ее ближе к себе.

— Оливия, — сказал он, чуть отстранившись, — если по какой-либо причине секс для тебя… некомфортен, или ты не хочешь секса без отношений, то…

— Нет. Нет, ничего подобного. Я… — Она глубоко вздохнула, раздумывая, как это объяснить. — Дело не в том, что я против секса. У меня просто почти никогда не возникает такого желания. У меня что-то странное творится с мозгом и с телом, и… я не знаю, что со мной не так, но я, похоже, не способна испытывать влечение, как другие люди. Как нормальные люди. Я пыталась просто… просто сделать это, покончить с этим, и парень, с которым я это сделала, был милый, но правда заключается в том, что я просто не чувствую никакого… — Она закрыла глаза. Это было сложно признать. — Я не чувствую сексуального влечения, если только человек не начинает мне действительно нравиться и я не проникаюсь к нему доверием, а этого почему-то никогда не происходит. Или почти никогда. Этого не было уже давно, но сейчас… ты мне действительно нравишься, и я доверяю тебе, и впервые за миллион лет я хочу…

Она не могла продолжать, потому что он снова целовал ее, на этот раз так сильно и крепко, будто хотел проглотить.

— Я хочу сделать это, — сказала она, как только смогла. — С тобой. Я правда хочу.

— Я тоже, Оливия. — Он вздохнул. — Ты не представляешь, насколько.

— Тогда, пожалуйста. Пожалуйста, не говори «нет». — Она закусила свою губу, потом — его. А потом прикусила его подбородок. — Пожалуйста!

Он сделал глубокий вдох и кивнул. Она улыбнулась и поцеловала изгиб его шеи, и его ладонь накрыла ее талию.

— Но, — сказал он, — нам стоит сделать это несколько иначе.

Ей потребовалось чрезвычайно много времени, чтобы понять его намерения. Не то чтобы она была недалекой или настолько наивной, просто…

А может, все-таки была. Но она и в самом деле много лет не думала о сексе, и даже с Адамом