Фонарь на бизань-мачте - Лажесс Марсель

Почему ей хотелось увидеть меня в белом платье при подписании контракта?

— Есть одно, — ответила я, — но оно широко мне в талии, и я уже не успею его ушить. Там хватит работы на целый день. Надену зеленое, оно нравится мне больше всех.

— Ну, как угодно. Но к церемонии в церкви придется все же заняться и белым. Невеста из нашего дома должна быть в свадебном платье!

— Хорошо, сударыня, я об этом подумаю, — ответила я.

Для меня самой цвет никакого значения не имел. Важно было другое: чтобы наряд был к лицу да чтобы я себя чувствовала в нем покойно. Ощущение это трудно определить, но оно влияет на каждый из наших поступков. Не будь я в зеленом платье, которое, я это знала, шло к моей загорелой коже и золотым волосам, бог весть, как бы еще обернулось дело?

Время тянулось медленно. С площади и из самого чрева Ложи по временам доносился чеканный шаг солдатского строя.

В полдень пришел нотариус в сопровождении незнакомца. Лет примерно тридцати пяти, высокий, темноволосый, со светлыми глазами. Майор оказался прав, Матюрен Пондар был красивый мужчина. Меня пригласили в гостиную, и я ему сделала маленький реверанс. Мы и впрямь виделись с ним на мессе, но я никогда не могла бы подумать, что он холостяк. Если бы мы повстречались до моего отъезда из Лориана, я бы, не размышляя, пустилась с ним вместе по жизненному пути. Но после было долгое плавание, а также все то, что значили для меня эти месяцы.

Не помню, что мы сказали друг другу. Возможно, я благодарила его за оказанную мне честь, но с такой тонкой иронией, что он вряд ли ее заметил… Возможно, он тоже благодарил меня за согласие… Мы были главным образом заняты изучением друг друга. Не только внешности, но и, насколько удастся, нравственных качеств. Наружность была приемлемой, а вот душа — это уж как повезет! Матюрен Пондар отклонил приглашение разделить с нами трапезу, и я была ему чрезвычайно за это признательна. Мне было бы неприятно выполнять роль служанки на глазах у будущего супруга. Мы договорились о встрече в канцелярии суда в четыре часа, так как трибунал, если он заседал по субботам в судебной палате, работу заканчивал в три.

И по прошествии стольких лет я удивляюсь, что с такой покорностью плыла по течению, пока не случился взрыв, перевернувший все вверх тормашками. Люди, видимо, часто плывут по течению, прежде чем соберутся с силами действовать. Секрет в том, чтобы не упустить представившегося случая. Но и тут — не вела ли меня судьба?

Нарядив детей, я надела зеленое платье и подобрала волосы кверху. Вступая в новую, странную жизнь, я хотела выглядеть необычно.

— Поторопитесь, Армель, мы опаздываем, — сказала, входя в комнату, госпожа Дюкло. — Повернитесь-ка, дайте вами полюбоваться.

Тон ее был нарочито игривым. Она пыталась создать веселую, непринужденную атмосферу. Очень мило с ее стороны, но было ли это необходимо?

— Я готова, — ответила я, бросив последний взгляд в зеркало.

Я правильно сделала, подобрав волосы. Эта прическа придала мне чинный, соответствующий обстоятельствам вид.

Когда госпожа Дюкло, дети и я пришли в канцелярию, Матюрен Пондар был уже там. «Все будет кончено, когда я вновь переступлю через этот порог», — подумала я. И в душе моей не было никакой радости.

Я заметила в зале Мари Офрей, которая ждала, сидя рядом с женой майора. Госпожа Бельрив была, казалось, полна искреннего сочувствия к Мари. Возле них сидел мужчина в годах — вероятно, Франсуа Видаль. Я вспомнила, что уже видела его у пекарни. Я подошла к Мари и поцеловала ее. Подошла впервые со дня приезда. У нее был такой безответный вид, что мне стало больно. Из-за всех этих людей вокруг нас я не могла ее расспросить. Между нами никогда не существовало особенной близости, но я была уверена, что она несчастна и что она не выбрала бы Франсуа Видаля, будь у нее мужество так поступить. Наше совместное присутствие в этом зале стало естественным завершением авантюры, начало которой было положено в приемной Нантского монастыря восемь месяцев тому назад.

Господин Дюкло из вежливости прежде составил контракт Мари Офрей. Она приносила в приданое только свой жалкий скарб, но Франсуа Видаль великодушно признал за ней довольно большую сумму. Будущие супруги и их свидетели подписали контракт.

Теперь была моя очередь. Нотариус писал, и в тишине отчетливо слышалось, как скрипит по бумаге гусиное перо. Наверное, у нотариуса с Матюреном Пондаром был предварительный разговор, так как этот второй контракт он составлял, не задавая вопросов. Через открытую дверь я видела небольшой уголок площади. По нему разгуливали птицы, которые то взлетали, то снова садились и с наслаждением купались в пыли. Отложив перо, нотариус стал читать контракт громким голосом. Я слушала, не вникая, как будто это меня не касалось. Я словно оцепенела и была отрешена от всего происходящего.

— Подпишите, Армель, — сказал мне нотариус. — Женщинам — первое право, — добавил он, повернувшись к Матюрену Пондару.

Я встала. И в то же мгновение раздался какой-то шум у дверей: в зал вошел человек, за которым следовали два конвоира с ружьями. Капитан! В своем обычном мундире и без шпаги. Застыв, я не спускала с него глаз. Он сделал мне знак головой, означавший «нет», и удалился, чтобы продолжить свою ежедневную прогулку. Не прошло и секунды, как вся тоска моя улетучилась.

— Весьма сожалею, сударь, — сказала я господину Дюкло, — я ничего не имею против господина Пондара, но выйти замуж за него не могу.

— Как? — воскликнул нотариус. — Вы не желаете вступать в брак?

— Нет, сударь.

Он резко отодвинул свой стул и вскочил. Подойдя, Матюрен Пондар опустил руки на мои плечи. То было впервые, что он прикоснулся ко мне.

— Не из-за него ли?..

Он повернулся лицом к площади.

— Да, — ответила я, не опуская глаз.

— Не повезло, — буркнул он.

Однако не стал настаивать, а махнул рукой и направился к двери. Нотариус вновь сел на стул и яростно, жирным крестом, перечеркнул контракт. И захлопнул книгу. В зале воцарилась мертвая тишина.

Я присутствовала при этом как зрительница, совершенно трезвая и ни капельки не взволнованная. Мари Офрей в полной растерянности уставилась на меня, задаваясь, быть может, вопросом, почему же ей не хватило смелости отказать своему Видалю? Для меня-то все было просто, мне ведь довольно и ожидания. Но заберут ли меня обратно нотариус с женой? Я поступила вызывающе, а дом нотариуса для скандалов не создан.

Госпожа Дюкло взяла меня за руку.

— Идемте, Армель, — сказала она.

Это было так неожиданно, что я потеряла дар речи. Она потянула меня за собой, и мы вышли вместе с детьми. Площадь была пустынна. От канцелярии до дома было рукой подать. Проходя мимо пекарни, мы увидели, как подручный Видаля вынимает хлебы из печи. Мирный, живительный запах витал над площадью. Запах, вызывавший в памяти образ семейного очага: накрытый стол и вокруг него — счастливые, неомраченные лица…

— Я не могу выйти замуж за Матюрена Пондара, — сказала я.

— У вас достало отваги осознать это вовремя, — сказала госпожа Дюкло. — Но ответьте, что же такое было, Армель, а может быть, и есть сейчас между вами и капитаном Мерьером?

— Ничего.

— Ничего? Однако его появление в зале изменило весь ход событий. Именно в этот момент было принято ваше решение. Иначе вы бы не допустили составления контракта. Да вы же, наверно, не слышали!.. Матюрен Пондар признал за вами право на половину всего его достояния!

— Очень ему благодарна, но я не могла.

— Значит, все-таки что-то есть?

— Я вам уже сказала, сударыня, ничего. Ничего нет. Возможно, я слишком наивна или страдаю слишком богатым воображением, кто знает… Интересно, что скажет господин Дюкло по поводу устроенного мною спектакля, он мне его не простит.

— Это я беру на себя.

Вернувшись домой, я сняла зеленое платье, переоделась в будничную одежду, более подходящую для моей роли, и отправилась в кухню. Здесь были мои владения. Обычно я ненавидела их, но в тот день они стали моим прибежищем. Поведение капитана в канцелярии суда показалось мне совершенно необъяснимым. Что он угадал? Чего испугался?