Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - Андрей Андреев

Двух графов Румянцевых доставил в Лейден знаменитый литератор, корреспондент Екатерины II барон Ф. М. Гримм. Николай и Сергей Румянцевы давно уже «имели желание посетить чужие край и пополнить свое образование в одном из германских университетов, о которых, особенно о Лейденском, много слышали от своего двоюродного брата, князя Александра Борисовича Куракина»[354]. Оба брата отправились из России в конце апреля 1774 г., но достигли Лейдена и записались в университет только 16 октября того же года, что говорило о неторопливом характере их путешествия, маршрут которого пересекал всю Германию и через Карлсбад, Лейпциг, Готу привел к берегам Рейна, вдоль которого они достигли Голландии. В Лейдене Гримм оставил Румянцевых, выехав в Париж, и те слушали лекции около года, а затем присоединились к своему ментору, чтобы продолжить путешествие по Франции, Швейцарии и Италии.

Среди других аристократических студентов Лейденского университета второй половины 1770-х гг. следует назвать троих братьев князей Голицыных (родных племянников Н. Б. Юсупова), двух князей Хованских, наконец, графа Григория Кирилловича Разумовского, младшего сына президента Академии наук и малороссийского гетмана К. Г. Разумовского. Всего же «лейденская колония» русских студентов дала России целое поколение видных государственных деятелей. Из двух князей Куракиных при императоре Павле I старший Александр стал вице-канцлером и управляющим Коллегией иностранных дел, а младший, «любитель юридических наук», Алексей — генерал-прокурором, при котором была возобновлена деятельность по исправлению и систематизации российских законов; позже при Александре I он с 1807 по 1810 г. занимал должность министра внутренних дел. Обер-камергер граф Н. П. Шереметьев известен своей деятельностью как меценат, устроитель подмосковных усадеб Кусково и Останкино, основатель одного из лучших в России домашних театров и знаменитого московского «Странноприимного дома», посвященного им своей любимой супруге, бывшей крепостной актрисе П. И. Ковалевой-Жемчуговой. Князь Н. Б. Юсупов не менее Шереметьева прославился своим «подмосковным Версалем» — усадьбой Архангельское, а также своей дипломатической и придворной деятельностью (в разное время он был директором императорских театров, командором ордена Св. Иоанна Иерусалимского, президентом Мануфактур-коллегии и проч.). Обязанности сенатора, директора Государственного заемного банка и президента Коммерц-коллегии в царствование Павла I исполнял князь Г. П. Гагарин. Генерал от кавалерии С. С. Апраксин оставил след как участник русско-турецких войн. И, конечно, крупнейший вклад в историю отечественной культуры внес граф Николай Петрович Румянцев: в звании канцлера он стоял во главе Министерства иностранных дел России в эпоху наполеоновских войн, положил начало «румянцевской библиотеке» в Москве и был организатором первых в России археографических экспедиций по сбору и изучению памятников русской письменности (деятельность его брата, графа Сергея Петровича, была не столь многогранной и касалась, в основном, сферы государственного хозяйства: при Павле I он был назначен министром уделов, при Александре I был членом Государственного Совета и выступил инициатором принятия известного закона «о вольных хлебопашцах»).

Итак, из учившихся в Лейдене в 1770—1780-е гг. русских дворян вышла большая плеяда блестящих государственных сановников и вельмож, что говорило об успехе предложенной модели обучения, в которой пребывание в университете в течение нескольких лет с его ежедневными интенсивными занятиями, слушанием лекций и чтением книг сочеталось затем с типичным для русского дворянства «большим путешествием» по Европе[355]. Прямое обсуждение такой образовательной модели мы находим в написанном в 1786 г. письме графа К. Г. Разумовского: рассматривая план путешествия своего младшего сына Ивана, отец полагал, что тому, прежде чем ехать в Париж, необходимо «сделаться сущим студентом в каком ни есть месте в Германии или в Швейцарии, по малой мере года на два или на три» и стать сперва «в немецком степенном училище педантом», а затем уже приобрести навыки жизни в свете, которые дает общение с французской культурой; причем поскольку «в немецкой земле все делается с прилежностью и основанием, то и выйдет по необходимости в таком месте, что голова его будет гораздо лучше меблирована и полновеснее, и не великий ветер в разные стороны швырять ее станет»[356]. Таким образом, сочетание университетской науки и светской образованности являлось одной из программных установок при обучении элиты русского дворянства во второй половине XVIII в. и приносило, как мы убедились, превосходные результаты.

После блестящих 1770-х гг. вклад Лейденского университета в общий поток русских студентов стал падать. Уже в 1774 г., когда в Лейден на медицинский факультет из Петербургской академии наук были посланы трое студентов, будущие академики-естествоиспытатели В. Ф. Зуев, Н. Я. Озерецковский и Н. П. Соколов, они через год по собственной просьбе перенесли занятия в Страсбургский университет, что было знаком заката лейденской медицинской школы. Замечательной чертой этой новой академической командировки, в целом повторявшей по своей организации многие предыдущие, было дифференцированное назначение жалования студентам в зависимости от их успехов: Озерецковскому и Зуеву оно было определено в 315 рублей, а Соколову — в 350 рублей «в рассуждение отличного его поведения и больших пред прочими своими товарищами в науке успехов». Рекомендацию к отправке за границу названным студентам дал академик П. С. Паллас, который засвидетельствовал перед комиссией Академии наук, что выбранные студенты «подают всякую надежду сделаться со временем надлежаще учеными людьми, если они для продолжения их учения посланы будут по примеру прочих студентов, отправляемых от Академии для наук в иностранные университеты» [357].

Еще одна командировка в Лейден на медицинский факультет состоялась в 1779 г.: из Московского университета по ордеру его кураторов И. И. Шувалова и М. М. Хераскова туда направили Ф. К. Курику и Ф. Г. Политковского, которые, защитив здесь докторские диссертации, по возвращении в Москву получили места профессоров университета. В том же году в Лейдене оказался и в будущем известный врач Д. С. Самойлович, до этого обучавшийся во Франции [358]. Наконец, последние командировки в Лейден были опять связаны с Московским университетом, который послал туда в 1786 г. студентов-медиков М. И. Багрянского и И. И. Оршаво-Чижевского, а в 1788 г. М. И. Невзорова и В. Я. Колокольникова. Все эти студенты в Москве были тесно связаны с кружком Новикова, а об их командировании позаботился куратор университета и друг Новикова М. М. Херасков. Во время путешествия по Европе помимо собственно учебы они, видимо, должны были исполнить и ряд масонских поручений.

Невзоров и Колокольников были последними русскими студентами, записавшимися в матрикулы Лейденского университета, влияние которого окончилось с началом эпохи Французской революции. В ходе революционных потрясений в Голландии, резко уменьшивших поступление студентов в Лейден, университет утратил свое былое международное значение, которое в начале XIX в. уже не смог восстановить.

Страсбург

В ряды лидеров по числу русских студентов в екатерининскую эпоху вступил и Страсбургский университет, ставший во второй половине XVIII в. новым центром обучения русской аристократии, а также многих будущих ученых и врачей. Этому притоку способствовала не только высокая репутация университета в Европе, но наличие и здесь посредника, способного принимать и опекать студентов из России — профессора И. Д. Шёпфлина.

Особенностью вклада Страсбурга в общий поток русских студентов за границей было то, что его влияние оказалось четко ограничено достаточно коротким промежутком времени. Первый русский студент здесь появился только в 1754 г. (т. е. позже, чем в большинстве других влиятельных немецких университетов), а последние учились вплоть до закрытия университета в 1793 г. Пробуждение интереса к Страсбургскому университету совпало по времени с началом «большого путешествия» русских дворян по Европе[359]з, и это не случайно. Хотя и относясь по государственной принадлежности в XVIII в. к Фрации, Страсбург сочетал в себе элементы двух культур — французской и немецкой и, таким образом, соединял в глазах русских дворян возможность приобщения к немецкой науке с приобретением навыков французской галантности и светского поведения (не говоря уже о владении обоими языками). При этом из географически выгодно расположенного Страсбурга удобно было совершать поездки в главные центры притяжения русского дворянства за границей — Париж, Швейцарию и Италию.