Операция «Спасти кота» - Нелли Ускова

понял из чьей палаты. Соня сидела у окна и тихонько подвывала, а маленький волчонок ей подражал.

– Вы тут, что ли совсем ку-ку?! – усмехнулся Сеня, когда застал такую картину. – Сонь, вы же в больнице. Вас так скоро из кардио в психоневрологию переведут.

– Мы там уже были. Нашёл, чем напугать, – хихикнула она и вновь затянула вой. Тёма откликнулся, это были его первые осознанные звуки.

Потом он начал выхватывать протяжные звуки из песен Сони, а она пела ему постоянно, целыми днями всё подряд, и порой совершенно недетский репертуар.

– Моё сердце остановилось, моё сердце замерло… – радостно звенела Соня. Тёма сидел и пытался повторять гласные, покачивался и хлопал в ритм ладошками.

– Ты нашла, какую песню спеть. Научи всех детей кардиоотделения этой песне, – усмехнулся Сеня. – Пусть хором поют.

– Ой! – Соня замолкла, закрыла рот ладонями и вытаращилась на Сеню. – Я даже не подумала о словах.

В больнице в детской игровой комнате стояло пианино, и Соня настолько там освоилась, что иногда устраивала детям концерты, а потом вообще перетащила Тёму к клавишам, и за пианино они могли сидеть часами. Так и научила его говорить, под музыку.

Но не только говорить его научила Соня, но и смеяться, улыбаться, радоваться. Смех у Тёмы был звонкий, заразительный, он всегда хохотал заливисто с похрюкиваниями, отчего Соня тоже начинала хохотать, и они смотрели друг на друга, и словно в цепной реакции заходились в долгом безудержном веселье. Порой даже Сеня не выдерживал и начинал смеяться над ними.

Только Сеня всегда чувствовал себя словно в стороне. Соня и Тёма были на одной волне – их связывала музыка, песни, постоянные неразрывные объятия (Тёма практически не слезал с рук), их заливистый звонкий смех, даже рыжые шевелюры. И Сене не удавалось вклиниться между ними.

Соня тоже это видела, пыталась привлечь его к совместным играм, оставляла наедине с мальчиком. Сеня старался найти общий язык с ребёнком, но Тёма его боялся, и на контакт шёл неохотно, смотрел подозрительно. Иногда Сеня принимал участие в их совместных играх, иногда лишь наблюдал, а иногда просто уходил, чувствуя себя совершенно лишним. И когда уходил, Соня всегда оказывалась рядом, выходила из палаты в коридор:

– Сень, почему ты ведёшь себя, как чужой? – Соня взяла его под руку, прижалась к боку.

– А я и есть чужой, – проговорил Сеня равнодушно. – Тебя Тёма зовёт мамой, а меня он зовёт «нетъ!»

Всегда если Сеня пытался обнять Соню, или когда приходил к ним в больницу, и Соня бросалась с объятиями, то Тёма со всей своей детской силой отпихивал Сеню и говорил твёрдое и решительное «нетъ!» Сеня не злился, не ревновал, это детское собственничество его даже забавляло, но со временем стало тяготить. Тёма его не любил, ревновал к Соне хоть они и привыкли к друг другу за это время, играли, веселились, но родными не стали.

Соня это видела и очень переживала, но считала, что Сеня просто ревнует, поэтому уходит.

– Ты не любишь его? – с грустью спросила она.

– Я не знаю, – Сеня хмурился. – Ты ему мать, а я кто угодно, но не отец.

– Дай ему и себе время. Мы ведь вечно в больницах, а будем жить вместе, вы полюбите друг друга, – тихо проговорила Соня, а потом озабоченно спросила. – Или ты вообще передумал его усыновлять?

Сеня покачал головой, уже поздно было что-то менять. Они прошли такой долгий и трудный путь к усыновлению, оставался только суд. Сеня бы хотел иметь своих детей с Соней, верил, что очередная попытка будет успешной, но с появлением Тёмы Соня будто и забыла всё, они даже не обсуждали, не планировали, и Соня говорила, что ещё не время.

– Нет, не передумал, – Сеня по-прежнему хмурился, хотел добавить: «Но связываешь нас только ты», но не стал.

55. Не удержался

Но, похоже, Соня ошиблась, даже через год жизни в одной квартире Тёма оставался Сониным сынком, не маменькиным, а именно Сониным. Он мог часами наигрывать мелодии на синтезаторе, часто подпевал Соне, был трусливым и несмелым, заливисто смеялся над шутками и чудачествами Сони, бесконечно таскал по квартире Сеню-кота. А Сеня «своим» мальчику так и не стал.

Тёма выглядел вполне здоровым нормальным ребёнком, может, слишком тихим и спокойным, по-прежнему носил очки с окклюзией, но к пяти годам он догнал по развитию ровесников, но на это Соня «убила» почти два года. Сеня называл её в шутку «фанатиком», но восхищался её терпением и упорством, он бы не смог посвятить всё своё время одному человеку. Но зато Тёма практически выздоровел, оставались проблемы только с нервными припадками и тиками, и даже их удалось частично купировать, только иногда Сеня случайно провоцировал их.

Однажды он подкинул Тёму вверх и поймал, думал, все дети это любят, но тот завизжал и начал трястись, после этого стал часто моргать. Соня стала реже оставлять их наедине, а Сеня настаивал, что мальчику нужно физическое развитие, подвижные игры, старался почаще вывести Тёму погулять, уговаривал того побегать, поиграть в мяч, только Тёма это всё не любил.

Соня не только запрещала опасные игры с Тёмой, но даже повышать на него голос, и от этого Сеня только раздражался. Когда в последний раз Сеня повысил на Тёму голос, тот разбил сахарницу, то после этого мальчик начал дёргать плечом.

Только к пяти годам Тёма слез с рук, но отучить его спать с Соней никак не удавалось, и это больше всего злило Сеню: среди ночи мальчик пробирался в их кровать, обязательно отталкивал Сеню ногами, крепко прижимался к Соне и тут же засыпал.

Стоило Сене перетащить его назад в кроватку, не проходило и десяти минут, он тут же приходил, но задевало ещё то, что Соня этому словно потворствовала.

– Тебе стоит хотя бы раз сказать ему «Нет»! – ругался Сеня. – Или ему объясню я!

– Нет, Сеня, не надо! А то вдруг опять начнётся тик, придётся ехать в больницу, – заволновалась Соня. – Дай ему время, он отвыкнет!

– За это время отвыкну я! – раздражённо бросил Сеня, забрал подушку и одеяло и ушёл