Операция «Спасти кота» - Нелли Ускова

Соня замолкла, и Сеня, протяжно выдохнув, наконец выдал:

– Ты когда мне планировала это рассказать?

– Мне нужно было сначала поговорить со всеми врачами, чтобы доказать тебе, что Тёма не умирает, не безнадёжен, что его можно спасти. Сергей Михайлович невролог, он меня проконсультировал сегодня, сказал проблем много, но всё поддаётся лечению! Просто пока его не усыновим, мне вылечить его не позволят. Меня сейчас гоняют из его палаты, а если я оформлю опеку, могу быть с ним всё время!

Сеня совершенно не ожидал подобной истории, и никак не мог переварить такой поток информации.

– Сонь, ты же понимаешь…

– Господи, как же надоела эта фраза! – перебила она и заговорила быстро, возбуждённо. – Сень, я всё-всё понимаю! Ты тоже не понимаешь, но я чувствую, что это мой ребёнок, будто бы я его где-то в параллельной вселенной родила, и он потерялся, и вот мы нашли друг друга! Это не объяснить, но я это чувствую! – она приложила ладони к груди. – Ему очень нужно, чтобы его любили, заботились по-настоящему, он не говорит, но всем своим существом кричит об этом! Может у него и сердце больное, потому что не знает любви, может, и глазки косят, потому что разбегаются, всё маму ищут! – Соня смотрела совершенно диким взглядом, прослезилась, сжала губы. – Я чувствую, как он нуждается во мне, а я в нём!

54. Связь

И Соня отвела Сеню к мальчику. Тот, стоило ему увидеть девушку, тут же подбежал и начал карабкаться к ней на руки. Соня села, а ребёнок забрался на колени и крепко обнял её, но с опаской поглядывал на Сеню.

– Знакомься, это Тёма! – улыбнулась Соня.

Сеня разглядывал его, но потом стало неловко глядеть в глаза, смотрящие в разные стороны, и он старался не встречаться с ним взглядом.

Тёма был худым, маленьким, с рыжими, отросшими по уши волосами. Видимо, в больнице его давно не стригли. Выглядел очень испуганным, напряжённым, но когда Соня ему улыбалась или ласково разговаривала с ним, его лицо прояснялось, и он кивал, но пока Сеня был с ним в палате, ребёнок не издал ни одного звука.

Соня что-то говорила, говорила, а Сеня будто и не слышал, глядел на мальчика и думал. Он всегда быстро принимал решения, но сейчас не мог, голос рассудка его убеждал сотнями аргументов, что ребёнка не нужно брать, что это не его ребёнок, и Сеня его никогда не полюбит по-настоящему.

Но Сеня видел и другое: как цепко малыш хватается за Соню, держит ручками её за локон волос и теребит его пальцами; с какой любовью и нежностью Соня смотрит на ребёнка; как светятся у неё глаза; и как они похожи с мальчиком. Он ясно увидел, как они нужны друг другу. В горле стал ком.

– Сеня, что же ты молчишь? – нервничала Соня. – Скажи хоть что-нибудь.

– А что ты хочешь от меня услышать? – Сеня вздохнул.

– Мы же возьмём Тёму? – Соня смотрела с такой надеждой, будто Сеня выносил ей смертный приговор.

А для него это было сложное решение, Сеню мучил страх. Его не пугали ответственность, трудности, проблемы со здоровьем ребёнка. Он боялся не привыкнуть, не принять, не полюбить мальчика, как собственного сына. Боялся, что и ребёнок не будет его любить. Сеня смотрел и видел лишь больного, напуганного мальчика, и не чувствовал ничего: ни любви, ни родства, лишь жалость, а этого было мало.

– Да, давай попробуем, – кивнул Сеня. Он был не уверен, что это хорошая идея, но понимал, что если не согласится, то наверняка потеряет Соню, и согласился только ради неё.

Первым делом нужно было оформить опеку, чтобы Соне позволили забрать ребёнка из больницы и лечить. В доме малютки пошли им навстречу и помогали с оформлением документов, но всё равно этот процесс затянулся надолго.

Только опека – это полдела, затем Тёму нужно было усыновить. Но зато после оформления опеки Соня спокойно могла находиться с ним в больнице, а не пробираться туда, как вражеский лазутчик. Вскоре они перебрались в Москву, правда, всё равно в больницу. Перед выпиской Соня неожиданно обнялась с заведующей, долго сжимала ладони той и что-то эмоционально говорила. Сеня в это время ходил с вещами и с Тёмой на руках вдоль коридора, но видел, как строгая женщина расплакалась, утирала слёзы, и на прощание опять обняла Соню.

– Я думал, вы с ней не ладите, – покосился на девушку Сеня, когда они вышли. – Ты говорила она хочет угробить ребёнка.

– Беру все свои слова назад, – улыбнулась Соня. – Я её поняла. Она больше всех любила Тёму. Это как с котятами, когда нужно пристроить, и ужасно боишься отдать любимого ребёнка в плохие руки. Кстати, она намного мягче ко мне стала относиться, когда ты с ней поговорил, – Соня покосилась на Сеню и рассмеялась. – Твой мужской шарм опять нас спас!

Сеня фыркнул, но в Сониных словах была доля правды. Если она куда-то приезжала одна, то у неё тут же возникали проблемы, то не могли поставить печать, то закончился приём. Стоило им приехать вместе, то печати вдруг находились, а режим работы оказывался другим, все вдруг становились вежливыми и отзывчивыми, Соня называла это мужским шармом, а Сеня – борьбой за справедливость.

Процесс усыновления затянулся на долгих девять месяцев, Сеня всё подшучивал, что быстрее родить ребёнка, чем усыновить и называл всё эту бюрократию «войной». Из этого времени почти полгода Тёма провёл в больнице вместе с Соней. Перенёс операцию на сердце, постоянно носил окклюзию на глазах, закрывающую то один, то другой глаз, за что получил от Сони прозвище «Джон Сильвер», но потом пришёл Сеня и сказал, что у Джона Сильвера не было ноги, а глаза были целы, но Соня прозвище для Тёмы так и не поменяла. А Сеня звал его «одноглазый Джонни», даже потом как-то привёз ему пиратскую треуголку и плюшевого попугая, но мальчик не проникся духом пиратства.

Ещё в Твери Тёма под чутким руководством Сони начал понемногу разговаривать, но, что удивительно, сначала он научился подпевать. Как-то Сеня шёл по коридору и услышал волчий вой, сразу