Счастливая звезда (Альтаир) - Владимир Немцов

- Нет, видел, - наконец выдавил из себя Женя. - Но я не мог ничего сказать.

- Побоялись? Я вас понимаю, - искренне заговорила Зина. - Мне как-то пришлось лететь с одним академиком. Он осматривал леса в нашем районе. Человек старый, всю жизнь лесами занимался, много книг написал... В общем, его знает вся страна... Когда садился в кабину, у меня сердце замирало. Погода была скверная, а тут такого драгоценного человека вдруг доверяют девчонке... Не спорьте, - возразила она, заметив нетерпеливое движение Журавлихина, конечно, девчонке: ведь я тогда только что летную школу окончила. Ну, а потом... вынужденная посадка. Вспоминать не хочется. Обидно! Академик шутит, смеется, а у меня слезы на глазах... Как подумаю, кто со мной рядом сидел, сразу делается холодно от страха...

Журавлихин чувствовал себя неловко и глупо. Его обезоружила доверчивая простота Зин-Зин. Так можно говорить только с друзьями. Женя был этим польщен, но в то же время несколько раз порывался ее перебить. Стыдно за свои увертки. Зина верит ему, и нечестно оставлять ее в неведении, надо бы объяснить, о каком "академике" шел разговор.

И Женя чистосердечно рассказал не только о лаборантке на экране, но и о пропавшем аппарате. Зина сначала обиделась, заговорила ледяным тоном, но потом оттаяла, заинтересовалась подробностями. Стала расспрашивать, на каком рас стоянии можно принять изображение и нельзя ли использовать для поисков "Альтаира" самолет "ПО-2". Обещала даже помочь в случае крайней нужды.

Сердечно поблагодарив ее за дружеское участие, Журавлихин сказал, что пока самолет не требуется, "Альтаир" принимается ежечасно и пока надежно. А что будет дальше, неизвестно.

Надежды друзей на то, что глиссирующий теплоход новой конструкции быстро доставит их в Куйбышев, не оправдались. Весною "Горьковский комсомолец" испытывался на канале имени Москвы, а сейчас впервые плыл до Ростова. Это был опытный экскурсионный рейс, поэтому не случайно судно шло с меньшей скоростью, чем обычно. Кроме того, большое грузовое движение на пути от Горького до Сталинграда не позволяло теплоходу идти быстрее.

Усиков, несмотря на свой необычный вид, вчера, когда стемнело, ради любопытства пробрался к двери командирской рубки. Он увидел капитана и механика, сидевших рядом перед зеркальным стеклом. За ним открывалась широкая панорама Волги. Лева заметил двойное управление, как на самолете. Ясно, что здесь оно необходимо: уж очень большая скорость, требуется напряженное внимание, одному человеку справиться трудно.

Лева представил себе завтрашний день нового речного транспорта. Может быть, для таких глиссерных судов с малой осадкой - всего десяток сантиметров оставят у берега узкую дорожку, а середина реки будет использована большегрузными судами. Через несколько лет Волга станет похожа на московскую улицу с милиционерами ОРУД, то есть, вернее, с милиционерами отдела регулирования не уличного, а речного движения - ОРРД. Кроме бакенов, введут светофоры, знаки ограничения скорости - все как полагается на городских магистралях. Когда же сегодня утром Лева понаблюдал за рекой, то заметил, что почти все это предусмотрено: семафоры, сигнальные мачты с подвешенными шарами, перевальные: столбы, створные знаки.

Все это было интересно, но Лева смотрел отсутствующим взглядом. Его не на шутку огорчало, что вот уже два часа, как "Альтаир" не подает признаков жизни. Можно было предполагать, что теплоход, на палубе которого находился "Альтаир", либо ушел далеко за пределы радиуса действия передатчика, либо, что более вероятно, плыл возле высокого берега, - в данном случае он послужил препятствием для радиоволн.

Митяй долго не показывался на палубе. Он не отходил от телевизора, пытаясь еще раз принять странную передачу из Москвы. Экран чуть светился. Надя не появлялась. Передача с. ее участием, надо полагать, была случайной, вроде таинственных картинок с неизвестной планеты.

Засидевшись в каюте, Митяй вышел на палубу и стал деловито "разминаться", как перед спортивным соревнованием. Следующее дежурство было Левкино, Митяй выпроводил его, а сам, покосившись на Женю, остался любоваться берегами.

Журавлихин боялся показаться надоедливым своей новой знакомой и потому, увидев Митяя, извинился и пошел к нему.

Проплывали заливные луга бледно-оливкового цвета. На этом светлом фоне черная уродливая ветла, сожженная молнией, выглядела жирной кляксой. Водная гладь казалась запотевшим зеркалом. Но вот туман растаял, зеркало засверкало, будто его протерли.

На палубе, появились пассажиры. Среди них Женя узнал кое-кого из преферансистов, о которых рассказывал профессор: Девочка, длинноногая, с исцарапанными коленками, ползала возле скамьи и ловила дрожащий солнечный зайчик. Рядом стоял четырехлетний карапуз в матроске и, поминутно шмыгая носом, презрительно посматривал на девчоночью игру.

Митяй указал на окно каюты, где беспокойно металось полотенце.

- Смотри, Левка размахивает белым флагом, - и первым подбежал к окну.

Выяснилось, что Усиков вдруг снова принял Москву. Передавался концерт.

- Знаешь, Митюн, - говорил Левка, глядя на него из окна округлившимися глазами, - от этих загадок с ума сойти можно. Подумать только: мы принимаем московский телецентр за тысячу километров от него! Нет, ты посмотри, настаивал он, - абсолютная четкость! Нужно срочно написать в... это самое... Академию наук. Позови скорее Женечку!

Лева не предполагал, что Женя приведет с собой новых телезрителей. Впервые в районе Средней Волги состоялась демонстрация телевизионной передачи из Москвы. Журавлихин пригласил Зину, Набатникова, а тот в свою очередь привел друзей-преферансистов... Телезрители размещались перед аппаратом. Лева подвесил его в углу над умывальником, чтобы всем было видно. Сейчас объявили перерыв. На экране вздрагивала светящаяся таблица из кругов и квадратов.

Профессор Набатников занимал по меньшей мере два места. Если бы не вентиляция, то воздуха в каюте не хватило бы на всех. Окно оказалось полностью закупоренным, как подушками, двумя солидными друзьями профессора. Один из них был директором завода, другой - начальником автобусного парка. Оба они хотя и достаточно знакомы с телевидением - смотрят концерты дома, - но никогда не встречали телевизора в чемодане.

- Что же это получается? - спрашивали они друг друга. - Значит, теперь можно взять в командировку домашний театр и кино?

Темно в каюте. Светятся только экран да маленький кусочек неба над плечом зрителя, втиснувшегося в окно. Лева Усиков - за оператора. Он доволен, что темнота скрывает его не совсем приличный костюм. Рядом, боясь пошевелиться, чтоб не толкнуть Зину, сидит Журавлихин.