СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ - Юрий Рожицын

   В Боттропе парни зашли в знакомую им пивную, а Женевьеву отправили к Эриху, наказав ей не заходить к Турбе в дом, а ненароком встретить на дороге. Сидели и переживали за девушку, понимая, какому риску ее подвергают. Внешне среди немок она не выделялась, но Костю беспокоила ее импульсивность. Чуть что не по ее характеру, заведется с полуоборота, а там хоть трава не расти.

   Зал пустовал. От мрачных фигур, маячивших по углам, клубами вился вонючий табачный дым. Пожилой хозяин заведения, с густой щетиной на обрюзгшем лице, в который раз протирал оцинкованную стойку. Он и пиво сам подавал. Подошел к парням, когда они заняли столик, цепким взглядом скользнул по мундирам.

 — Кончился отпуск?! На фронт собрались. Удержите русских?

 — Фюрер приказал — удержим.

 — Дай бог! — слова правильные, а в голосе издевка. — Ведь нашим фюрером само божественное провидение руководит... Какое пиво подать?

   Улица ожила, после ночной смены густо повалили мужчины вперемежку с женщинами. Дверь почти не закрывалась, пропуская жаждущих промочить горло, за столиками не осталось мест, народ толпился у стойки. Парни дивились нелюдимости немцев. Войдет, кивнет хозяину, возьмет кружку и медленно сосет пиво. Если кто и бросит словечко, то о погоде, и непременно исподлобья покосится на околыши фуражек и эсэсовские эмблемы в петлицах черных мундиров.

   Сергей чуть не физически чувствовал неприязненные взгляды, понимал—пора уходить, но задерживала Женевьева. И когда она появилась, словно тяжеленный камень с души свалился. Удивился, глядя на француженку. Никогда еще не видел такой оживленной и радостной. Опасное поручение помогло ей вытравить из памяти кровавые события минувшей ночи, вернуло девушке веру в себя, былую жизнерадостность. Ей не терпелось поделиться с друзьями новостью, но пивная—не место для откровенного разговора.

   Подошел хозяин, и Женевьева кокетливо ему улыбнулась:

 — Битэ айнэ тассэ кафэ!

 — Только для вас, фройляйн, — галантно отозвался немец.  Чашечку из тонкого, похожего на лепесток цветка фарфора он принес как величайшую драгоценность и заговорщицки прошептал:

 — Настоящий бразильский, из довоенных запасов.

 — О-о! — девушка по-настоящему была потрясена. — Данке шён,  филь данке...

   Когда вышли на улицу, Лисовский рассмеялся:

 — Ты наповал сразила немца... Эриха видела?

 — Да, — кивнула француженка и оглянулась. — Он велел немедленно скрыться в убежище. Сказал, что, по-видимому, за ним ведется слежка... Черный снег! Разве такой бывает?.. Эрих потрясен гибелью Георга!

   Женевьева подставила ладонь и с недоумением смотрела, как из махровых хлопьев вытаивала грязная вода. Черный город, черный снег, черное небо, если, запрокинув голову, смотреть на него. Не слишком ли в темном свете предстает перед ней жизнь, — подумала девушка, и ей стало не по себе от черных сгорбленных фигур редких прохожих. Ни одного светлого пятнышка вокруг, и даже пожарища не пылают ярким пламенем, а чадят въедливой, приторной вонью.

   На трамвае доехали до города. Снег густел, следов на хлюпающей под ногами жидкой грязи не оставалось, и парни благополучно довели француженку до убежища, изрядно им опостылевшего в прошлый раз. По узкому лазу пробрались в квартиру и сконфуженно переглянулись. Эрих прибрал комнаты, расставил мебель по местам, а им вчера при уходе и в голову не пришло навести здесь прежний порядок. Сбросили с себя плащи, сложили на столе оттянувшее плечи и карманы оружие, потеплее переоделись, и для Женевьевы нашли зимние вещи. Девушка обрадовалась уединению.

 — Островок! Наш островок! Островок во враждебном океане! — захлопала она в ладоши, а подумав, добавила: — В бушующем огнем океане!

   Сергей не разделял ее восторга. Ему памятен  пронизывающий до мозга костей промозглый холод, и он невольно поежился. И только тут парень сообразил, что и без Костиного перевода почти полностью понимает Женевьеву. Открытие потрясло своей неожиданностью. В суматошливых событиях последнего дня как-то не сумел уловить сознанием, что и речь Георга, и разговоры гитлеровцев в гостиной лесника сами собой расшифровывались. Выходит, за полтора месяца, которые он провел среди немцев, невольно освоил их язык. И Женька постаралась.  Она часто нашептывает ему по-немецки и французски, а парень по интонации голоса, движению губ, выражению глаз стремился угадать смысл сказанных ею слов. Нынешней ночью разобрался и смутился, будто подслушал чужие мысли. Теперь боялся, как бы девушка не узнала, что он понимает ее нежные признания.

   Женевьева преобразилась. Она истосковалась по независимости, ей надоело выглядывать из чужих рук. А здесь, хоть на время, видимость самостоятельности, отрешенности от враждебного мира. Тут своя квартира, ее мальчики, которым, как она догадалась, осточертели бесконечные заботы, и они будут рады от них избавиться. Пока Сергей и Костя чистили оружие, прошла по комнатам, распределила, где будут спать ее друзья, а где она себе устроит будуар. На кухне обшарила полки и ящики стола, буфета, чуланчика, отыскала массу полезных в хозяйстве вещей и немало продуктов.

   Обрадовалась находкам, но тут же застыла, бессильно опустив руки. Кому бы поверила два года назад, что когда-нибудь начнет хозяйничать в чужом доме среди чужих людей. Ведь с детства Женевьева привыкла уважать чужую собственность. Но прошло два года!.. Двадцать четыре месяца!.. Семьсот тридцать дней!.. И каких дней! Тогда она обмирала при виде порезанного пальца, а прошлой ночью нечаянно ступила в темную вязкую лужу и пошла, оставляя на светлом полу кровавые следы. Ее даже не качнуло. Жаль, очень жаль ей той давней простодушной девчушки, что целую ночь безутешно рыдала когда-то над выпавшим из гнезда птенчиком...

   Смахнула с ресницы слезу и направилась в кабинет, обставленный с деловой скромностью. Громоздкий письменный стол, книжный шкаф во всю стену, обшитый кожей диван, полдесятка жестких стульев, конторка у окна и портрет Гитлера в простенке. Постояла, приглядываясь, улыбнулась, вспомнив невинные проделки отца, над которыми, втайне от него, посмеивалась мать. Похоже, что и здесь не все чисто. Повела взглядом по книжным рядам, приметила еле заметный выступ. Потянула на себя, и дверца потайного бара легко отошла. Заглянула ,в его глубину и расцвела, узнав французские этикетки на бутылках.

 — Мальчики, сюда!    Прибежали встревоженные парни и ошеломленно замерли. Сергей

опомнился, полез в затылок:

 — Чертов буржуй, куда шнапс затырил? Днем с огнем не найдешь.

 — Вот гад! — удивился и вознегодовал Костя. — Бутылки корешками книг замаскировал.