Вкус невинности - Роксана Михайловна Гедеон

Фердинанд негромко произнес:

- Это русский, Адель. Князь Тюфякин. Вы правы, ему под семьдесят, но обаяние таково, что он и двадцатилетних может очаровать.

- Что, были такие случаи?

- И немало.

- А этот князь богат?

- Сказочно.

- Вероятно, мой друг, - сказала Адель, - князь Тюфякин не обаянию своему обязан успехом у женщин, а богатству.

Фердинанд снова наклонился и, улыбаясь, тихо произнес:

- Вы очаровательны даже в своей меркантильности. У меня не достает духу представить, откуда вы почерпнули столь жесткое представление о жизни.

Адель передернула плечами:

- Давайте оставим этого Тюфякина. Мне бы хотелось…

- О, я знаю ваши желания.

Адель, повеселев, поднялась:

- Ну, тогда пойдемте. Пойдемте к тем владетельным особам, которых в вашей семье такое множество.

Они удалились в глубину ложи и, пользуясь полумраком, в котором очутились, обменялись нежным коротким поцелуем.

Луиза, королева бельгийская, дочь Луи Филиппа и сестра Фердинанда, молодая, обаятельная, веселая брюнетка, вела оживленную беседу с женой бельгийского посланника, недавно появившегося в Париже, двадцатилетней графиней де Легон, такой же брюнеткой, как и она сама. Разговор был прерван появлением герцога Орлеанского, который представил Луизе мадемуазель Эрио. Адель сделала реверанс, потом коснулась пальцами протянутой руки королевы Бельгии.

Луиза переглянулась с Фердинандом:

- Вы знаете, братец, мою любовь к прекрасному. Спасибо вам за это знакомство. Вы доставили мне удовольствие увидеть ту, к кому прикованы нынче все взгляды.

Адель довольно внятно произнесла, снова делая реверанс, - голос ее чуть дрогнул, ведь она никогда даже не мечтала о том, что будет вот так близко разговаривать с королевой Бельгии:

- Надеюсь, ваше величество, никогда не разочаровать вас и всегда оставаться достойной той дружбы, которую вы мне сейчас выказали.

Графиня де Легон обожгла ее внимательным взглядом синих глаз - этот взгляд скрестился со взглядом Адель. Они обе почувствовали друг к другу и притяжение, и инстинктивную неприязнь. Не перемолвившись ни словом с графиней, Адель подумала, что было бы хорошо познакомиться с ней ближе. Графиня де Легон была брюнеткой с голубыми глазами - редкостное сочетание, да и вообще эта бельгийка казалась крайне соблазнительной особой, и это впечатление еще более усиливалось яркими очертаниями страстного алого рта и какой-то сладостной порочностью, сквозившей во взоре.

Королева Луиза, поманив Фердинанда к себе пальцем, тихо шепнула ему на ухо:

- Рада за вас, братец. Поздравляю вас.

- Все было бы хорошо, - произнес Фердинанд так же тихо, - но боюсь, она затмевает меня. Ее нельзя будет удержать.

- Но сейчас вы счастливы?

- Вполне. Она прелестна.

- Это самое главное. А о будущем не думайте. Берегитесь только, чтобы она вас не пустила по миру.

Фердинанд покачал головой:

- Как раз это мне не внушает опасений. По отношению ко мне Адель бескорыстна.

Они удалились. Королева Луиза мгновение молчала, потом, пожимая плечами, с сомнением обратилась к подруге:

- Говорит, что она бескорыстна! А диадема? Вы видели ее диадему?

- Изумруд в окружении бриллиантов? - низким голосом переспросила графиня де Легон. - Эта вещь великолепна.

- Да, великолепна, но кто же подарил ее мадемуазель Эрио, как не мой брат?

Графиня де Легон промолчала, полуприкрыв глаза веками. Ее белые зубы прикусили алую нижнюю губу. Она закрыла лицо веером и устремила взор задумчивых синих глаз на сцену.

2

Королева Амелия, мать Фердинанда, была еще более приветлива, чем его сестра. Эта дама в свои пятьдесят лет не разучилась радоваться жизни и прекрасно помнила, каково это - быть молодой; кроме того, она любила своих сыновей, особенно старшего, вдумчивого, чуть меланхоличного, спокойного Фердинанда, и любила, когда у ее сыновей все было хорошо. Об Адель она слышала и раньше. Не позволив ей до конца сделать реверанс, она усадила ее подле себя, задала несколько вопросов, так, что Адель едва успевала отвечать, а отвечая, все время чувствовала на своей спине взгляд Тюфякина.

- Дитя мое, - спросила королева, мельком оглядев диадему в волосах Адель, - а задумывались ли вы о своем будущем?

- Моем будущем, мадам?

- Да. Какой путь вы выбрали для себя? Что вы думаете, например, о замужестве? И думали ли вы, что вам будет… довольно трудно найти себе мужа после сегодняшнего появления в Опере? Ведь вы, выражаясь мягко, скомпрометировали себя.

Адель опустила глаза и чуть хриплым голосом ответила:

- Мадам, я так люблю вашего сына и так желаю ему счастья, что готова всю последующую жизнь провести в одиночестве, удовлетворяясь лишь воспоминаниями о принце.

Королеве Амелии понравился выговор Адель, грамотность ее речи и скромность поведения. Она сделала знак своему старшему сыну:

- Останьтесь, Фердинанд, я скажу вам несколько слов.

Из глубины ложи поднялся молодой человек в мундире, темноволосый, красивый, с умными веселыми глазами и смуглым лицом:

- А я, если Фердинанд не возражает, приглашу мадемуазель Эрио на танец.

Адель улыбнулась, догадываясь, кто перед ней. Вероятно, это был младший брат Фердинанда, двадцатидвухлетний герцог Немурский. Он уже коснулся ее руки, когда она тихо сказала, так, чтобы слышно было только ему:

- Согласия, мой принц, следует спрашивать у меня, а не у Фердинанда.

У нее слегка кружилась голова, когда его руки обхватили ее талию, увлекая в тур вальса. Сегодняшний успех - это было слишком даже для Адель. Ее тщеславие было удовлетворено с лихвой. Уже второй принц, сын короля, танцевал с ней, ловил ее взгляд, словно старался предугадать малейшее желание, и Адель невольно подумала: «Какие же они все-таки милые, эти Орлеаны. Право, я рада, что их отец сейчас на троне». Вдобавок она видела, что, пока они танцевали, вокруг них образовалось свободное пространство, так, будто все наблюдали за ними, ожидая, чем все это закончится.

Молодой герцог Немурский, как сразу же отметила Адель, был полной противоположностью своему спокойному, уравновешенному брату. Если от последнего исходили только слабые-слабые умиротворяющие токи, и даже голос его был негромок, мягок, неспешен, то между герцогом Немурским и Адель с первых же минут будто проскочила электрическая искра. У Немурского были черные, жгучие, умные глаза, в которых нет-нет да и проглядывала дерзкая веселость. Он буквально пожирал ее взглядом, его ноздри чуть трепетали, словно он вдыхал запах ее тела, а его руки прижимали ее к себе сильнее, чем это нужно было для вальса. Атмосфера между ними двумя с каждой секундой становилась все насыщеннее, напряженнее, пока Адель не ощутила сладкий трепет под ложечкой.