За секунду до сумерек - Евгений Штауфенберг

они там. Ну, он, может, и вернулся бы, заставил бы себя, если бы очень надо было, а они нет, и если бы не птицы эти, шли бы они сейчас назад, и ничего бы он, Чий, не сделал, а, может быть, плюнул бы на всё на это и даже не пытался. Хотя, опять же, глупо. Птицы могли быть везде: и здесь, и в кустах, на ночлеге, могли вообще их бросить и жрать сейчас что-нибудь где- нибудь в совсем другом месте, а могли, например, ждать их там, где они в Степь хотят пройти… Могли бы? Он задумался на мгновение, представив, как они выглядят. Неприятно. Шея, короткая и мощная, широкий зубастый клюв… Мерзко. И глаза, глаза – главное, как у человека, как будто думать может… Эти бы могли.

Изран дождался, пока они уймутся:

– А если серьёзно, ты как думаешь?

– А если серьёзно, то, вряд ли, по-моему. Вы почему туда сразу не пошли? Глубже стало, ну, и как вы там что искать собрались? Не знаю, вряд ли.

– Может хотя бы сходим, кто посообразительнее, посмотрим?

Чий понял, что Изран тоже волнуется, ни уверенности его обычной не было, ни тона приказного, в правой руке то ли трава какая-то, то ли ветка, которую до этого теребил. Тоже за последнее цепляется.

А если не получится ничего, опять в жиже ночевать? У нас есть нечего, а мы сейчас бегать будем, а то, что близко там, не говорит это ни о чём.

«Получится. А здесь мы что?..» – вокруг опять загомонили. Тольнак не стал отвечать. Изран выглядел немного потерянным. Сидел, задумчиво опустив голову, зажав в обеих руках эти прутики свои. Он, видимо, не ожидал такого, расчувствовался, думал: денёк ещё, и они уже домой идут, и вдруг сейчас только понял, что так вот уже не будет. И выходит на деле совсем по-другому, что абсолютно не вяжется с его планами.

– Ну и что ты предлагаешь? – к Тольнаку повернулся Краюха.

– А что тут, Краюха, предлагать, – Чий поудобнее сел на бревне, так что теперь стало видно их обоих. – Сначала поискать, где обосноваться можно, потом поесть чего-нибудь. Не найдём, – он развёл руками.

– Чего поесть?

– Не знаю, травок каких-нибудь, корешков там, жучков.

– Травки? Трава там вся осталась с жучками, тут грязь одна с водой, – он демонстративно спрыгнул вниз, уйдя ногами в жижу. – Во, по грудь почти.

Не утони, «по грудь». Ты нагнись, Краюха, сразу по голову станет, —в ответ ему, на озлобленный взгляд снизу вверх, была ухмылка. – А потом, может, в Степь эту вашу ход поищем.

Пока Тольнак говорил, Чий огляделся. Болото тут действительно изменилось: глубже стало, и травы никакой не было, торчали какие-то палки, деревья были крупнее, росли реже и почти все были гнилыми.

Изран, видимо, решившись, слез с корневища, поманил к себе Тольнака, они, неуклюже переваливаясь по грязи, отошли в сторону и о чем-то долго говорили. Изран выглядел прежним, в своей обычной манере он что-то резко говорил, давил, наверное, Тольнак постоянно пожимал плечами и делал широкий жест рукой в сторону бревна. Потом они разошлись.

Ночлег решили искать, разделившись. Сначала собирались по трое: Тольнак, Дерево и старший из Рыжих – первая группа. С Израном был Краюха, Чий собирался пойти вместе с ним, они должны были идти к северо-западу, там, вроде, что-то росло, так что местность обещала быть посуше. Потом заметил, как Тольнак, когда на них не смотрели, скорчил гримасу, показывая глазами в свою сторону. Поменяться и идти с Израном согласился Дерево, практически и уговаривать его не пришлось, потом Рыжий попросил остаться из-за ноги, он и в самом деле хромал сильно и идти искать, сначала решил, потому что все собрались, от него, такого, пользы быть в принципе не могло, тогда уж лучше Кольму, насмерть перепуганного этого, брать было, пришибленного до сих пор. Его, естественно, тоже оставляли. Чий с Тольнаком пошли вдвоём. На выворотне оставались оба Рыжих и Ворот, баюкая раненую ладонь.

– Во, во, отлично, – шепнул Тольнак, показывая кулак с оттопыренным большим пальцем. – Сейчас хоть поговорить нормально можно будет.

Они не отошли ещё шагов десяти.

– Ну что, тебе с чего начать?

– Не знаю, это, по-моему, не я тебя позвал.

– Новость первая: прав Рыжий, скорее всего прав, отсюда в Степь только так можно, может, сегодня ещё там были бы. Я это место с той стороны помню, тогда ошибся, там действительно поглубже становится, отсюда и идти было надо, по идее, меня тогда тоже глубина смутила.

– Ты наврал?.. Специально, что ли, – Чий поглядел на Тольнака. – Зачем?

– Ты чего? В Степь не терпится, как эти тоже, что ли?! Ты же сам… – он даже в лице изменился.

– Да ладно, не бери в голову. Забудь, я подзабил на это, похоже, просто из-за всего, что случилось, уже и верить перестал, что сделать что-то можно. Ушастый – ещё ерунда. Правильно всё.

– Ну, тогда новость ещё одна. Не догадался? Я же, слышал да, не как вы пошёл? Сбился, если честно, я тогда не об остальных думал, не до этого было.

– А нашёл как?

– Никак, лбами столкнулись, и нашёл. Тут дело в том, что я через север пробирался. Понимаешь?

– Тропа, что ли?

– Да нет, но похоже сильно, сейчас посмотрим пойдём.

Чий посмотрел вокруг:

– Далеко?

– Мы вышли только. Да дойдём, не бойся, раньше их назад вернёмся.

Рядом тянулись поля жидкой грязи с редкими кочками, редкими деревцами, в основном мёртвыми, «поля» были покрыты водой, повсюду тина, палки какие-то чёрные, как головёшки. Почти единственное что росло – это видневшиеся из металлического зеркала воды пучки сочно-зелёного цвета, этого странного змееобразного корневища с листьями на верху, некоторые также были погрызены, так что от них оставались только колышки.

– Думаешь, не догадывается?

– Не знаю, может, догадывается.

– Не боишься?

– А что делать?

– Ты смотри поаккуратнее, они дурные же, Изран особенно, он сейчас отчаявшийся, он на всё решиться может, не так поведёшь себя… Он в последнее время и так от тебя не в восторге.

– Ну, будем надеяться, не убьёт.

– Да зря ты шутишь, ну не убьет, наверное, мало ли, он способ найдёт.

Тольнак не ответил, угрюмо пробирался вперёд, опираясь на древко копья. Чий решил не продолжать и, посмотрев на копьё, подумал, что надо обязательно сломать себе шест подлиннее, ходить, как и раньше, было уже просто небезопасно. Болото теперь, похоже, стало самым настоящим, он, уже пару раз потеряв равновесие, нырял с тех пор, как они отошли от кустов. Он подумал, что если бы у Болота было лицо, то сейчас оно было бы совсем другим, повзрослевшим и посерьёзневшим, уже наверное с проседью, и к тому же прожитые годы явно придали ему озлобленности или хотя бы неприветливости, он вдруг вспомнил, как