Намбандзин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Я спал в большом шатре Китабатакэ Нобукацу, хотя предпочел бы более спокойное место. Второй сын даймё относился ко мне с большим почтением, как к сэнсэю. Если отец любил спорить со мной, то его потомок принимал советы без обсуждения, как приказы. Первым моим пожеланием было, чтобы вокруг шатра всю ночь стояли плечом к плечу надежные самураи, которые знали обоих своих соседей, и не отвлекались ни на какие события рядом. Они должны были убить каждого, кто приблизится. Выяснять, кто это и зачем приперся, будем утром. Вторым советом было размещение Китабатакэ Нобукацу в центре шатра. В случае нападения он должен был сесть на татами, а личные телохранители, спавшие в доспехах, встать кругом спиной к нему и, сохраняя тишину, ждать. В случае появления в шатре кого угодно и откуда угодно, в том числе сверху или снизу, порубить на куски. Кроме меня, конечно, потому что буду перемещаться по всему шатру.

Когда начался шум в лагере, даймё и его телохранители сделали все строго по инструкции. Я разместился с кинжалом в одной руке и катаной в другой у дальней от входа стенки шатра. Обычно приникают внутрь оттуда. Предполагал, что прорежут отверстие на уровне коленей и обстреляют отравленными иглами или стрелами. Немного ошибся. Разрез появился почти на уровне земли в левой от входа стенке. Кожа была твердая, прочная, поэтому совсем без шума справиться с ней не удалось. Я осторожно приблизился, приготовился ткнуть в разрез катаной. В этом момент через него в шатер закатилась, «прихрамывая», хороку — глиняная граната с носиком, из которого торчал дымящийся фитиль. Я перехватил ее до того, как ударилась о деревянную стойку-крестовину, на которой висел железный доспех даймё, покрытый фиолетовым лаком. Продолжая движение, осторожно просунул ее в разрез и резко толкнул влево, после чего упал вправо. Момент соприкосновения моего тела с татами совпал с взрывом, прозвучавшим за пределами шатра.

В дальнем конце левой стенки появилось несколько круглых отверстий от свинцовых шариков и рваных от глиняных осколков. Один из телохранителей, мужик лет двадцати семи с выражением бараньего упрямства на лице, тихо ойкнул. Соседи подхватили его под руки, на давая упасть. Я знал, что повторного нападения не будет, потому что синоби не наступают два раза на одни и те же грабли, поэтому занялся раненым, положив его на татами. Соратники сузили круг, чтобы между ними не было просветов. Свинцовый шарик, пробив кожаную защиту, раздробил коленную чашечку. Очень болезненная рана. Обычно, получив такую, матерятся долго и яростно. Этот самурай только скрипел зубами. Я вытащил из раны расплющенный кусочек свинца и обломки костей и хрящей, перевязал.

— Утром наложим планки, а пока не шевели ногой, ни в коем случае не сгибай, иначе срастется плохо, будешь сильно хромать, — приказал я, хотя знал, что уже ничего не поможет, что военная карьера его закончена, по крайней мере, в роли телохранителя, а, судя по морде, на командира не тянул.

Когда шум в лагере стих, раненого перенесли ближе к входу, напоили сакэ, сперва холодным и неразбавленным, а потом и приготовленным, как надо, для всех нас слугой. После чего опять легли отдыхать. Засыпая, я слышал зубной скрип раненого самурая. Ничего, потерпит. Зато теперь у него есть деревня на две сотни кокку риса в самой плодородной провинции Исэ, подаренная за спасение жизни Китабатакэ Нобукацу. Это голубая мечта любого дзисамурая. Теоретически свинцовый шарик мог попасть в спину даймё, но слишком уж теоретически. Дар был пожалован для того, чтобы каждый самурай приложил максимум усилий, защищая своего даймё.

Наградить меня Китабатакэ Нобукацу не рискнул. Это, так сказать, не его уровень. Но отцу доложил, когда тот прибыл с инспекцией. Во время совместного пиршества Ода Нобунага удостоил меня чашей теплого сакэ. Всё остальное пообещал дать позже и, как обычно, запамятовал.

Больше по ночам на наш лагерь не нападали. Осажденные придумали другой способ держать нас в постоянном напряжении: каждую ночь начинали шуметь, будто готовятся сделать вылазку. В первую наш отряд простоял в доспехах до расчета, а начиная со второй, треть была готова к бою, остальные спали спокойно. При этом замок днем и ночью обстреливали огненными стрелами и закидывали хороку. К сожалению, из-за близости к реке проблем с водой у осажденных не было, очаги возгорания тушили быстро.

На штурм пошли через две с лишним недели, когда гарнизон посидел на голодном пайке и ослаб. К тому времени были изготовлены в достаточном количестве лестницы и большие щиты с бойницами, которые установили на валах. Асигару-тэппо и -сясю, прячась за ними, обстреливая врага, пока остальные наши воины карабкались на стены. В открытом бою синоби было далеко до профессиональных воинов, особенно при многократном численном превосходстве последних. Когда против тебя несколько асигару, умеющих всего лишь ловко управляться копьем, долго финтить не получится, каким бы одаренным ты ни был. Это только в кино получается подпрыгивать до небес и побеждать целую толпу, а в реальности в момент прыжка в твоем теле появляется больше дырок, чем надо для выживания.

Трехъярусную тэнсю захватывать не стали. Внутри не было ни одной головы, достойной быть вымытой и выставленной на показ для хвастовства. Строение обложили рисовой соломой, завезенной в наш лагерь заранее, и подожгли. Тех, кто выпрыгивал из огня, включая женщин и детей, убивали.

Дальше мы прошли к замку Касивабара, который принадлежал Момоти Санду, неофициальному лидеру провинции. Это было главное и последнее прибежище синоби, остальные уже зачистили. Ига превратилась в пустыню. Было уничтожено все, что могло дать приют или утолить голод. Остатки синоби, кто не убежал в соседние провинции, прятались высоко в горах. Уцелели только несколько деревень, жители которых служили нам. Среди них была и Каваи. Намбандзин, которого они приютили много лет назад, отблагодарил, как смог.

Наблюдать за захватом замка Касивабара прибыл сам Ода Нобунага. По пути попал в засаду. Стреляли из двух длинностволых мушкетов. Обе пули попали кирасу, но не пробили ее, дайме отделался большим синяком на пузе. Судя по меткости, дистанция была небольшая. Значит, порох был плохой. Развелось много мастерских по изготовлению его, в каждой из которых был свой процентный состав ингредиентов и метод шлифовки гранул.

Замок был плотно обложен, мышь не проскочит, хотя на счет синоби у меня нет уверенности. Подвоза продуктов не было. Несколько раз Касивабару поджигали с разных сторон, из-за чего покрылся копотью. Наши синоби постоянно закидывали его хороку. Гарнизон держался, несмотря на голод и большие потери. Все равно ведь погибнут, так что лучше в бою.

Генеральный штурм начался рано утром двадцатого ноября, если я не ошибся в подсчетах. Навалились сразу со всех сторон. Мои асигару-тэппо поддерживали огнем. Я тоже стрельнул несколько раз из мушкета, выцеливая тех, кто в дорогих доспехах. Может быть, среди них был и Момоти Санду. В какой-то момент осажденные вдруг резко сломались, узнав, наверное, о гибели предводителя. Тело его так и не нашли. Вполне возможно, что сгорело в тэнсю, хотя ходили слухи, что он выскользнул из замка. По одной версии уполз по подземному ходу, о существовании которого больше никто не знал, а по другой переоделся в нашего асигару и вышел вместе с другими после окончания боя. Мне кажется, синоби существуют прежде всего для того, чтобы было о ком сочинять фантастические байки.

70

На весну следующего года Ода Нобунага запланировал поход на Такэду Кацуёри. Я провел зиму в замке Хамамацу, откуда вместе с армией Токугавы Иэясу выступил в поход в середине февраля. Мы должны были атаковать с юго-запада провинцию Суруга, но, пока дотопали, там уже все было решено. На нашу сторону переметнулись все крупные самураи. Примером им послужили Анаяма Байсэцу, племянник Такэды Харунобу и, так сказать, смотрящий за провинцией Суруга, и Кисо Ёсимаса, зять покойного полководца и смотрящий за соседней провинцией Синано, которые сдали все, что смогли, нам и Оде Нобутаде, наступавшему с запада. Дзисамураи и вовсе валили к нам толпами, предлагая свои услуги. Никто не хотел умирать за слабого даймё, каковым оказался Такэда Кацуёри.