Барышня ищет работу - Салма Кальк

— Даже в бане? — усмехнулась я.

— Даже в бане, особенно — если окажетесь там не в одиночку. Сейчас я вам объясню.

Он снова что-то плёл своими длинными красивыми пальцами — я залюбовалась, словно из серебристых нитей каких. Но мне показалось, что мы с ним оба — словно в каком коконе.

— А теперь снимите ваш амулет, — сказал он.

Я глянула на него — о чём вообще речь-то? — но послушалась и сняла.

И едва не задохнулась от окружившего меня серебристого марева. Я очутилась словно в облаке каком, из мельчайших точечек, и ещё каких-то серебристых ниточек. Оно всё шевелилось и обтекало меня, и легко касалось Соколовского, а он смотрел — с доброй улыбкой и восхищением.

— Что… это? — хрипло прошептала я.

— Ваша сила, знакомьтесь, — его глаза сияли… вот прямо сияли.

— Это красиво, но… почему не снимать крест?

— Потому что красиво, но смертоносно. Мне — не вредит никак, но я сам такой же.

Из его раскрытой ладони плеснулось серебристое… что-то, больше всего похожее на щупальце. Коснулось моей руки, моей щеки… Ощущение было странным — волнующим, немного щекотным. Кажется, я забыла, как дышать.

А потом вдруг всё снова померкло перед глазами.

— Ольга Дмитриевна, пробуждайтесь. Пожалуйста. Лёля, да приходите уже в себя, что ж такое, Лёлечка, — слышала я, как сквозь вату, а потом меня поцеловали.

Просто поцеловали, но никогда раньше поцелуй не оказывал на меня такого живительного действия. Все звуки стали громче, я смогла открыть глаза… и увидеть Соколовского, вернувшего на мою шею крест, снимавшего все свои защиты с комнаты, звавшего Агафью.

Он что-то говорил про уложить меня, про баню, и ещё — что придёт непременно навестить и узнать о моём самочувствии. Пока же — меня снова уложили в постель, и я просто закрыла глаза, потому что больше ни на что оказалась не способна.

27. Перспективы

27. Перспективы

Два следующих дня я провела в своей комнате, и хуже того — в постели. Вообще я здоровый человек, болею мало, даже дома зимой, в холода и в эпидемии гриппа болела мало. И беспомощное моё состояние оказалось неприятным сюрпризом.

Я спала — много, ела — как птичка, по словам Марфуши. Они с Агафьей сводили меня в баню. Я восстанавливалась, но как-то очень медленно.

Соколовский приходил. Как люди, через парадную дверь — справлялся о моём здоровье. И как маги, просто появлялся в моей комнате без предупреждения. Держал за руки, от того становилось легче. Я думаю, это просто потому, что он был мне симпатичен, вот потому и легче, известное же явление. И если бы он сделал хотя бы крошечный шажок мне навстречу, то я ответила бы. Но… он не делал такого шага. И никакой вам больше «Лёлечки», только Ольга Дмитриевна. А если человек сидит возле твоей постели и держит тебя за руки, но дальше не идёт — значит, с тем человеком что-то не так. Или ты ему на самом деле параллельна, или ещё что похуже. Мне вовсе не хотелось думать о том, что там похуже, поэтому я просто ловила момент. Ну, насколько сил хватало, конечно.

А вообще мне хотелось слиться с кроватью, спрятаться, или что там ещё можно сделать. И до последнего оттягивать момент определения моей дальнейшей судьбы. Потому что… ну, всё же было так хорошо, да? И поломалось?

О нет, я понимала, что и было совсем не хорошо, и Софья взяла меня в дом для конкретной цели. И если бы ей удалось, то сейчас бы осталась она, а не я. До меня долетали отголоски разговоров о похоронах найденных в подвале девушек и Антонии, о том, как оставшийся от Софьи пепел спустили куда-то в прорубь под лёд, о том, что приехал Софьин поверенный, и они с Антипом Валерьянычем и кем-то от городского головы решали, что и как с её деньгами.

Потом мне было велено встать, одеться и выйти в гостиную. Агафья помогла, я вышла, и там увидела как раз всё сборище — и нашего управляющего, и того самого поверенного, и Соколовского, и незнакомого мне чиновника из городской управы. И все прочие обитатели дома — Агафья, Марфуша, Афанасий и Степан — тоже были. Тут-то нам и сообщили, что в завещании госпожи Серебряковой оказались упомянуты мы все — и всем нам причиталась оттуда какая-то доля. И после магического расследования было установлено, что мы не причастны к её преступлениям, значит, можем получить то, что нам было отписано. И знаете, это оказалось щедро. Я поняла, что могу снять себе жильё, и неспешно заниматься поиском работы, нужно вот только встать на ноги.

Основной капитал Софьи оказался велик. По завещанию, он весь был предназначен на нужды родного города, и на развитие женского образования — именная стипендия в девичьем институте, вложения в женские гимназии. Конечно же, теперь уже никаких именных стипендий никто делать не собирался, но высокие чиновники посовещались и решили применить эти деньги именно так, как они и были предназначены. Потому что нужно строить мост через реку, нужны деньги на строительство дорог в губернии, и образование тоже нужно, тут покойная была кругом права.

Нам было сказано, что деньги наши находятся в Сибирско-Азиатском банке, и что получить их можно в любой рабочий день. Что ж, как только встану на ноги, так непременно и займусь. Теперь у меня есть здешний паспорт, и наверное, устроиться в жизни будет проще, чем в самом начале.

Ещё оказалось, что некоторые мои товарищи по здешней службе уже поняли, как будут жить дальше. На коней нашёлся покупатель, и Афанасия позвали служить вместе с ними — кажется, кто-то из компаньонов Софьи. Агафью звали служить в какой-то дом — она полагала, что страсть как хотят послушать, что она будет рассказывать про Софью и свою службу здесь. Марфуша слыла отменной кухаркой, у неё было целых три предложения. Она выбирала. Степан чесал затылок и говорил, что жить пойдёт к куму, до весны, а весной подастся на заработки, есть у него на примете верное дело.

А Антип Валерьяныч мигрировал в городское финансовое управление — потому что никто лучше него не разбирался в делах покойной барыни.