Очень хотелось солнца - Мария Александровна Аверина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как я спал в ту ночь, вы себе представить не можете! Глубоко и спокойно. Так глубоко и так спокойно, как, наверное, не спал с детства. Ранним (а может, и не ранним – я мог себе позволить не смотреть на часы!) сереньким, мозглявеньким январским утром, почти не просыпаясь, услышал, как Егор в прихожей, вполголоса что-то бурча, собирается с Фанни на прогулку, успел подумать о чем-то вроде: «Господи! Слава богу, мне не вставать!» – и снова провалился в эту самую блаженную безмятежность. А когда реальность в виде негромких голосов за дверью и поскуливания Фанни все же стала проникать в сознание, то – и опять же, как давно со мной такого не было! – не сразу открыл глаза, а нежился в полудреме, постепенно осознавая, где я, что со мной и, главное, как же мне хорошо!
Наконец Фанни не выдержала, штурмом взяла дверь в гостиную, ворвалась и с радостным визгом вылизала мне все лицо.
– Фанни, бессовестная! Вадим Петрович, может быть, еще спать будет!
– Нет, нет, Егор, я уже встаю. С добрым утром!
– С добрым! – вместе с бодрым, свежим, улыбающимся Егором в комнату ворвался аромат кофе, ванили и еще чего-то очень вкусного.
Беззаботным, безответственным оказался не только вечер: утро наполнило душу радостью от наступившего дня – такое позабытое чувство, совсем как в детстве!
Выйдя из душа, я заглянул на кухню. В таком же, как на мне, белом халате там уже сидела Нелли, задумчиво ковыряя ложечкой в пластиковом стаканчике с очередным затейливым творожком.
– С добрым утром! – прозвенели колокольчики.
– Вы даже не представляете, с каким добрым!
Я забрался в отведенный мне уголок, передо мной тут же очутились чашка кофе, тарелочка с горкой горячих гренок, крохотный графинчик со сливками.
– Ну, как впечатления с утра? Вам по-прежнему нравится или передумали?
Егор вошел в кухню, неся в руках несколько коробочек с дисками.
– Нет, Егор, напротив! Я же сказал уже вчера – я тебе очень благодарен! С такой точки зрения мне никогда не пришло бы в голову все это смотреть.
– Тогда вот вам домашнее задание на неделю. – Он засмеялся и протянул мне диски. – Я специально для вас отобрал, посмотрите, потом обсудим. Это лучшее, что он снял…
Егор присел к столу, плеснул себе кофе, сливок и с вкусным хрустом впился зубами в гренку.
– А знаете, у него еще есть…
И вдохновенно снова понесся по лабиринтам киномира, сворачивая в самые темные закоулки, вытаскивая на свет божий тайники, раскрывая для меня двери запечатанных доселе комнат…
Я слушал его и думал о том, что удивительная какая-то, забытая, привычная моему поколению, но не их, правильность устройства этого дома, именно правильность – я не могу подобрать другого слова, – грела меня ровным огнем. Как стояли вещи на своих, органично отведенных им местах, так и люди занимали здесь строго отведенное им место, легко и непринужденно храня четкое распределение ролей во взаимоотношениях, которое никогда не нарушалось. И я мысленно любовался чужим негромким, не декларативным, не показным, но, как мне тогда казалось, настоящим счастьем.
Возвращаться тогда, в первый вечер, к себе домой в полупустом метро – да-да, мы проговорили допоздна! – мне было крайне тяжело. И без того обычно раздражающая меня расхлябанная январская московская снежно-грязная распутица, тоскливое ожидание вечно где-то застревающего автобуса, суетливые, бестолково сующиеся под ноги горожане сегодня воспринимались мной как-то особенно остро. Рай был позади, я спускался в чистилище.
Вошел домой, включил в прихожей свет, постоял… тишина… нежилая прохлада квартиры, в которой никого не было… Усмехнулся: только чемодана у ног не хватало, ведь я вернулся домой с таким же чувством, с каким возвращаются из очень длительной командировки, откуда-то, где жизнь идет совершенно по-другому, и после которой надо как-то входить в привычный, обыденный, определенный этой, домашней жизнью ритм. Раньше мне этот переход облегчали жена и сын: встречая на пороге, они заваливали заботами, проблемами, новостями, событиями, произошедшими с ними в мое отсутствие.
Сейчас этот переход нужно было совершить самостоятельно. Я пришел из жизни, где было много хороших людей, в жизнь, где я совершенно один и где позаботиться о себе могу только сам.
И с ужасом сознавал, что мне этот «переход» практически не под силу.
Чтобы не думать, чтобы что-то делать и не думать, я отправился на кухню, зачем-то поставил чайник. Затем зажег свет в своей комнате… Переоделся в домашнее… пошевелил бумаги на столе… понял – нет, не хочу, не могу, не буду сегодня работать.
Вспомнил о чайнике. Вернулся на кухню, налил себе чаю, подумал, что не смогу пить его один в пустой кухне, и понес в комнату.
Нажал кнопку компьютера, вставил один из дисков Егора. Замелькали первые кадры… я отхлебнул чаю… и тут четко осознал – не то. Все это, что я сейчас делаю, – не то. Не хочу смотреть кино, не хочу чаю. Ничего не хочу…
Откинул покрывало с постели, лег и укрылся с головой.
И только надежда на то, что в следующие выходные мы условились встретиться, примирила меня с этой реальностью, и я постепенно заснул.
Так и потекли они теперь, эти недели и месяцы – от выходных до выходных. Искусственно нагружая себя делами, утопая с головой в работе, я терпеливо отсчитывал дни: ах, только понедельник… нет, вот уже среда, а вот и четверг… значит, до вожделенной пятницы или субботы осталось совсем недолго…
– Отец! Ты куда пропал? – звонил мне изумленный сын. – У тебя все в порядке?
– Лучше, чем тебе кажется, – отвечал я ему.
– Ты, может, заедешь к нам?
– В выходные? Нет, не смогу. Давай повидаемся на неделе.
– Ты опять, что ли, у Егора зависать будешь?
Я мысленно ощеривался:
– Да, а что?
– Ну у тебя и терпение! Ты небось уже с ним весь Голливуд пересмотрел?
– Слава богу, еще не весь, – отвечал я, понимая, что не смогу объяснить сыну, что удерживает меня, совсем немолодого человека, возле этой славной семейной пары. Чего, быть может, я не нахожу в квартире моего сына…
В тот вечер я не спеша, с наслаждением улавливая в сентябрьском воздухе первые «прогорклые» нотки палого листа, шел привычным маршрутом от метро к дому Егора и Нелли в предвкушении анонсированной мне сегодня по телефону «потрясной семейной мелодрамы», но «с элементами большого кино». В пакете, в качестве «своей доли» в «семейном ужине», нес любимые сардельки, упругие и пышущие красным жаром помидоры «только с грядки» и немного свежих «собственноручно вчера собранных» грибов, что «захватил с собой для вас с дачи» один из моих аспирантов. Шел, улыбаясь самому себе и представляя, как будет мелко-мелко дрожать «боб» увидевшей меня Фанни, как с ленивой грацией Нелли обязательно заберет
