Опьяненный страстью - Бэссо (Бассо) Адриенна

Грудь Доротеи теснило от распиравших ее чувств. «Несравнимо ни с чем когда-либо испытанным мною». Ей приятно было услышать эти слова. Необычайно приятно, в самом деле.

Признание в любви вертелось на языке, но она плотно сжала губы – еще не была готова говорить об этом. Обуревавшие ее эмоции оказались слишком новы, слишком захватывающи, слишком глубоки, чтобы говорить о них вслух. Это был деликатный, очень важный для нее вопрос, чтобы открыться сейчас. Практичная сторона ее натуры, большую часть времени не дававшая о себе знать, сейчас громко предостерегала ее, советуя соблюдать осторожность. Было еще рано, еще преждевременно подвергать любовь, это хрупкое чувство, испытанию.

И страшась сделать что-нибудь не так, Доротея прислушалась к своему внутреннему голосу.

На следующей неделе их взаимоотношения полностью изменились. Казалось, будто прорвало плотину, сдерживавшую их чувственность и сексуальную свободу, и они просто были не в состоянии находиться далеко друг от друга. Хватало одного взгляда Картера, одного его томного чувственного взгляда, – и Доротею пожирал огонь страсти. Она буквально таяла под его ласковыми ладонями. Прикосновение его губ мгновенно пробуждало страстное желание. Горячее желание физического соединения. Но еще отчаяннее ей хотелось любви. Любви Картера.

Случались моменты, когда Доротея думала, что готова открыть ему свои чувства. Объявить о своей любви и преданности. Прокричать о ней во весь голос, когда они вместе объезжали поместье, или прошептать на ухо, когда сидели на камнях возле озера, закинув удочки в воду.

Странно, но всякий раз, когда казалось, что наступил подходящий момент, когда нужные слова так и вертелись у нее на языке – а это бывало довольно часто, – что-то мешало им вырваться на свободу, что-то таившееся в глубине его глаз. Какая-то неуверенность, почти страх. Как будто он знал, что она хочет сказать, и отчаянно стремился удержать ее от признания. Почему? Потому что не мог ответить тем же?

Доротея не знала причины, и потому скрывала свою любовь. Таила в глубине души. Хотя это чувство и дарило ей радость, оно же делало ее уязвимой, пугало. Она понимала: если Картер отвергнет ее любовь, сердце ее будет разбито навеки.

Какой же она была глупой, наивной девчонкой, когда полагала, что брак без любви вполне приемлем, даже предпочтителен. Теперь-то она знала, как важна в браке любовь.

Она не в силах была думать ни о чем другом. Ей казалось само собой разумеющимся, что, если она полюбила Картера, значит, и он может полюбить ее. В минуты слабости она подумывала о том, чтобы каким-то образом форсировать события. Но голос разума удерживал ее от опрометчивого шага.

Истинная любовь, любовь на всю жизнь, требовала абсолютной честности. И правда состояла в том, что Доротее хотелось, чтобы ее любили такой, какая она есть. А не такой, какой кто-то хотел бы ее видеть.

– Завтра мы возвращаемся в Лондон, – объявил Картер за завтраком.

Доротея немного помолчала, разглядывая недоеденный тост у себя на тарелке. Почему они должны уезжать? Между ними все так прекрасно наладилось. Разве нет? Неужели она начинает ему надоедать? Неужели он устал от ее общества?

– Я поручу Саре упаковать мои вещи.

– Прекрасно. Мне бы хотелось выехать пораньше. – Картер смущенно откашлялся. – Думаю, лучше оставить Ланселота в поместье. Щенок его породы нуждается в обширном пространстве для нормальной жизни.

Доротея неспешно отпила глоток горячего шоколада.

– В Лондоне много парков. Я уверена, что сумею найти для него подходящую лужайку и он сможет вдоволь резвиться.

– И непременно угодит под копыта лошади или под колеса экипажа. Право, Доротея, это для его же безопасности. Мы ведь вернемся в Рейвнзвуд через несколько недель, когда сезон официально завершится.

Доротея почувствовала, как от эмоций возник комок в горле, но сумела взять себя в руки. Ее огорчило предстоящее расставание с Ланселотом, но она утешила себя тем, что это ненадолго.

– Если ты считаешь, что так будет лучше, пусть Ланселот останется здесь.

Она почувствовала, как Картер вздохнул с облегчением. «В браке необходимо идти на уступки», – строго сказала она себе.

Расстаться с дорогим ей Ланселотом было трудно, но Доротею гораздо больше расстраивала необходимость отъезда в Лондон. Она беспокоилась, что, как только они покинут это идиллическое место и возвратятся к светским развлечениям, лучшее в их взаимоотношениях уйдет в прошлое.

Будет ли достаточно одной лишь страсти, чтобы сделать их брак прочным? Сумеет ли она хранить в душе свою любовь, довольствуясь тем, чем Картер решит с ней поделиться, как она хвастливо заявляла, до того как они поженились?

В душе Доротея опасалась, что не сумеет, потому что теперь, когда так хорошо узнала мужа, она не хочет довольствоваться такой малостью. Она хотела получить Картера целиком.

Глава 15

Супруги прибыли в Лондон к концу дня. Поскольку холостяцкая квартира Картера едва ли подходила для жизни с молодой женой, а в городе трудно было в разгар сезона снять приличный дом в престижном районе, они направились в роскошный особняк герцога. Это было совсем не то, что предпочла бы Доротея. Но ее мнения Картер не спросил, а ей показалось неуместным выражать неудовольствие.

Герцога не было дома, когда они приехали. В высшей степени церемонный дворецкий сообщил, что ожидает возвращения его светлости только самой поздней ночью. Это обстоятельство скорее обрадовало, чем расстроило Картера. И это было легко понять, учитывая напряженные отношения между отцом и сыном.

И все же Доротея не могла себе представить, чтобы кто-либо из членов ее семьи повел себя подобным образом. Если бы они приехали в дом ее родственника, их приняли бы там с распростертыми объятиями. Однако искреннее недоумение по поводу таких различий она расценила как свидетельство своего провинциального воспитания.

Хоть герцог и не выказал стремления лично приветствовать их по прибытии, он не поскупился на обустройство молодой семьи. Им было предоставлено крыло дома, где располагались отдельные покои для каждого из супругов: две просторные спальни, смежные с общей гостиной, две раздельные гардеробные и общая ванная комната с огромной фарфоровой ванной.

Доротее еще не доводилось видеть таких роскошных апартаментов. Там же находился также кабинет для Картера и маленькая отдельная гостиная-будуар для Доротеи – с мягкой мебелью, двумя книжными шкафами и небольшим письменным столом. Уютная и солнечная, она была прекрасным местом, где удобно принимать близких подруг и писать письма родным.

Картер выразил сожаление, что уже слишком поздно, чтобы осмотреть дом полностью, но Доротея, напротив, почувствовала облегчение. Она очень устала в поездке, была немного взвинчена и к тому же страшно боялась экономки герцога. В отличие от добродушной миссис Симпсон лондонская домоправительница его светлости, миссис Стил, соответствовала своей фамилии – сталь – и не отличалась ни радушием, ни добрым нравом. Это была суровая женщина неопределенного возраста, с тонкими губами и пронзительным взглядом, видимо, совершенно лишенная способности улыбаться. Хотя бы чуть-чуть. Доротея отнюдь не горела желанием долго находиться в ее обществе.

После того как суровая экономка проводила ее в спальню, Доротея отпустила ее, затем сняла шляпку и бросила на кровать. Ее камеристка Сара ехала в карете для слуг вместе с багажом и должна была прибыть позже.

Доротея вознамерилась побыстрее обследовать свои апартаменты, надеясь, что Картер не заставит себя долго ждать. Без него она чувствовала себя здесь совершенно чужой и одинокой.

Она отворила одну из дверей спальни и вошла в будуар. К сожалению, в интерьере преобладали розовые тона. Это было досадно, потому что Доротее розовый цвет не слишком нравился. Она мысленно отметила: надо будет распорядиться о замене занавесей. Этого будет достаточно, чтобы изменить атмосферу в комнате. Если же нет, тогда обивка стен станет следующей жертвой.