Юрий Лонго: «Вся жизнь как под общим наркозом» - Алла Михайлова

Моя религия — это то, что происходит с человеком на практике, а не в его мозгах. И как помочь человеку поступить в той или иной ситуации.

Почему не работает религия? Потому что это теория, то, что бы хотелось увидеть в идеале.

Сохраняю книги, надеясь изменить образ жизни и начать думать.

Относиться философски ко всему. К Богу обращаться.

Перехитрить Бога, значит перехитрить себя. У Бога можно только попросить прощения и возможность прожить ещё раз то, что ты хочешь.

Можешь плакать, реветь, но никто тебя не пожалеет, кроме Бога и самого себя.

Раза три Юля, не выдержав, даже побила Юру: «Удивительно, когда я его била, он только закрывал голову и лицо. Стоит вот так, закроется руками. А я его в живот ногой. Тебя, наверное, не доводили до такого состояния, чтобы у тебя руки три дня тряслись? И у меня была вот такая защитная реакция. Это слишком сильно ранит психику. Люди потом, бывает, в дурдома попадают, а некоторые там и остаются. Я не знаю, если бы я его не побила, то, может быть, выпрыгнула бы из окна, как Аня Шалунова. У меня просто это всё искало выхода. У меня было состояние, когда мне казалось, что я вот-вот сойду с ума. Я реально понимала, как люди сходят с ума. У меня до сих пор психика не в порядке. Я только-только отходить начала. Я на людей волком смотрела. Нельзя на людях эксперименты ставить. У меня вообще резко испортился характер. Я и на Гену Гончарова срывалась, я срывалась на всех. Гена, конечно, понимает это».

Юля рассказала, как однажды, уже этим летом, она ездила к Гене Гончарову на дачу:

«Он там копается на даче со своей клубничкой, а я у него прямо по грядкам хожу, не глядя. Я один раз, знаешь, что у него сделала, даже стыдно сказать. Приехали мы к нему на дачу, много народу. И к вечеру девчонки приготовили поесть. Я не готовила, пролежала с книжкой на диване. На стол накрывают, меня зовут. Я такая выхожу, на стол смотрю, а у них там всё диетическое, без мяса: салатики, капустка, супчик горячий какой-то овощной сделали, солянка что ли. Фрукты в вазе — персики, черешня. Ну, нет мяса, решили люди без мяса поесть. А я стою, размахиваю руками и говорю:

— Я это есть не буду. Давай делай мне срочно что-то другое. Я есть хочу. Я хоть полдня и не ела, но это я есть не буду.

Другой бы ответил: «Не хочешь — не ешь. Как хочешь». А Гена говорит:

— Ну, чай попьёшь, тортик есть, фрукты есть.

Я говорю:

— Я фрукты не хочу, я мяса хочу.

Все уже сидят за столом, молчат, на меня смотрят. А я стою над этим столом. Гена говорит:

— Ну, поешь хоть что-нибудь. Завтра поедем в другую деревню (они же на отшибе) и всё купим. Может даже, шашлык сделаем. Сам есть не буду, а для вас сделаю.

Я говорю:

— Нет, Гена. Я хочу сейчас. Я голодная спать не лягу. Я приехала на твою дачу не для того, чтобы голодная спать ложиться.

Я говорила все это просто со злости. Что-то меня вело. Ведь стол был буквально заставлен едой. В конце концов, Гена психанул, сел на джип, поехал в деревню, три часа его не было. Дождик. Джип буксовал, все дороги размыло. Там же посёлок. Приехал весь в грязи. Купил там ветчины, в магазине больше ничего не было. А я лежу опять с книжкой, все уже спать легли, часов двенадцать уже. Гена дверь открывает, бросил мне на стол эту ветчину и пошёл спать. Потом утром, конечно, не разговаривали.

У меня просто накопилось всё. Гена мне говорит: «Ты всё зло теперь на мне срываешь. Он тебя обидел, а ты на мне срываешься». Гена мне еще тогда пытался это втолковать. Но так прямо не говорил, старался донести до меня как-то иносказательно. А через какое-то время вдруг заявляет: «Как ты отнесёшься к тому, чтобы я стал твоим близким человеком?» Вот, видишь, какая штука — чем хуже относишься, тем лучше».

Юля считает, Гена ей глаза открыл на то, что с ней происходило: «Есть люди, которые умеют любить, а есть такие, что не умеют. Это талант. Не умеют те, кто себя больше любит, чем остальных. Ведь любовь — это когда любишь другого больше, чем себя. Почему, собственно, человек в такой ситуации, как ты, и оказывается». Гена сказал Юле: «Но, мне кажется, ты Юру всё же меньше любила, чем себя, потому что ты много от него хотела, всё время что-то от него ждала. Не получала и злилась оттого, что не получала. Ты ко мне приходила, и у тебя все разговоры были о том, что он тебе материально ничего не даёт. Ты только об этом со мной и говорила. Жаловалась, что он так с тобой обращался. Ты для себя так решила, что заслуживаешь, чтобы тебе были должны. А на мне ты теперь срываешься. Потому что в тебе до сих пор сидит обида на Юру».

У Гены Гончарова в Московской школе гипноза сразу при входе висит большой плакат «Лучший гипнотизёр мира 1992 года». А в кабинете всякие прикольные штучки навешаны — какие-то нагайки, дудочки. У него там, в школе, живёт одна пожилая, не очень здоровая женщина, уборщицей работает, так у неё раздвоение личности, потому что в своё время её обманули с квартирой и выкинули на улицу. А раздвоение личности проявляется тем, что в ней живут как бы два человека, как будто какое-то время ходит и разговаривает один человек, потом все резко меняется, и она даже другим именем себя называет. Гена ей каморку дал, в которой койка стоит, тумбочка, и она там живёт. Он говорит: «Я не могу её выбросить на улицу». И она у него убирается и моет всё. Гена считает, что на нем лежит ответственность за всех людей, которые у него работают.

У него регулярно проходят чайные церемонии. Прежде, чем сесть, все кланяются на восток. Потом три чайничка приносят. Сначала они пьют зелёный чай, потом белый, потом красный. Всё по порядку. Гена сидит посередине на деревянном, низеньком, широком столике, а все остальные сидят вокруг него.

Целители, действительно, все странные люди, все почему-то ходят в просторных одеждах. У одного, например, уже старого, даже дряхлого, очень толстого, большая бляха на животе на цепи висит, прямо на пупке большущий такой круг. Кошка там чёрная у него с котятами.

Гена как-то раз пришел в школу в костюме, с галстуком, тортик принёс, и ему на ресепшене все в один голос: «Ой, Гена, какой ты красивый! Ты наш благодетель!» А он потом говорит: «А меня все любят в школе». Как же каждому человеку хочется, чтобы его любили! Причём, безусловно…

Юля говорит: «Я вот смотрю на Никаса. Возможно, что он ко мне ничего не испытывает, но он всегда подходит, благожелательно разговаривает, я грубого слова от него не слышала. И, по крайней мере, он не врёт. Если он высказывает свою точку зрения, он не лукавит. Он говорит своим женщинам сразу: «Я не помню всех своих женщин. Сегодня ты со мной, а завтра ты идёшь домой». То есть хотя бы сразу расставляет точки над «И». Меня подкупает, что Никас вообще со мной общается. Ведь я и он — большая разница на самом деле…»

Хотя один раз и Никас перестарался, просто повергнув Юлю в шок. Дело в том, что Юля неплохо рисует, ещё до поступления в МГУ она окончила Художественную школу. Никас согласился посмотреть на её работы, и она привезла ему свои лучшие картины — портрет подруги и пейзажи. Она рисовала их ещё в одиннадцать лет, и преподаватели в художественной школе эти её работы очень хвалили. Потом она ему позвонила, чтобы узнать его мнение.

«Я ему об искусстве, — рассказывала она, — а он мне:

— А что ты сейчас делаешь?

— Я на работе.

— А после работы?

— Домой поеду.

— С такими сиськами и домой? Ну-ка быстро ко мне!

Называется, поговорили о высоком!

МОЙ ЛЮБИМЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕК

Ищешь новые ощущения?

А ведь химический состав твоей истерзанной души остался прежним.

Юра был колоссально внутренне одинок и безумно хотел, чтобы его любили не за славу и деньги, а просто так. И у него был шанс увидеть и почувствовать, что такое настоящая любовь. Женщину для праздника найти легко, женщину для будней — гораздо труднее. Любить его было тяжело, потому что, убеждая себя, что он действительно любим, он доходил до абсурда. Вёл себя так, как будто говорил: «Вот буду хуже! Будешь ли любить? А ещё хуже? Будешь ли?»

Что бы я ни делала в настоящий момент — ехала в метро по своим делам, общалась с подругой, готовила еду или просто спала, — но, если звонил мой любимый и ему нужны были мой совет или моя помощь, я, не рассуждая, бросала всё, разворачивалась на сто восемьдесят градусов и ехала к нему или по его делам. И это великое, ни с чем несравнимое счастье, быть действительно нужной своему любимому человечку!

Правда, надо сказать, что частенько, пробегав по Юриным делам целый день, я, в конце концов, что называется, «получала по голове». Но, ведь такое бывает вовсе не потому, что человек плохой. Просто он не умеет вести себя по-другому, его не научили делать по-другому. Любовь вовсе не предполагает захваливание. Любить — не значит гладить по шерсти. Один раз я, правда, не сдержалась и выдала ему: «Галантерейщик-кардинал — страшная сила!» А он так грустно-грустно ответил: «Меня все обзывают. Вот и ты тоже. Но ты всё равно хорошая. Ленка (Лонго) мне ковры резала и телевизор разбила». С тех пор в особо сложных случаях я всегда внутренне твердила себе, что любящая женщина победит женщину-человека. Я должна научиться отвечать любовью и добром на раздражение, неважно по поводу или без повода.