Дикая война - Ерофей Трофимов

за что бы не купила. А про эту рухлядь ты правду сказал. С него стрелять — проще самому удавиться. Мучений меньше. Ещё отец его жаловался, что ружьё старое, а на новое всё денег не хватает. Всё собирался купить, да так и не сложилось.

— Ничего, мама Глаша. Вот отремонтирую, и пусть у них на стене висит, как память, — улыбнулся Мишка. — Да и не стоило мне это ничего. Я ж всё это железо из полицейских закромов уволок. Так хоть на доброе дело.

— Ох, сынок. Другой бы на твоём месте перебрал их, отремонтировал да продал. А ты так отдал.

— Да бог с ним, — отмахнулся парень. — Ты лучше скажи, как много нам корзин для скарба всякого потребуется?

— Нашёл, чем голову забивать, — отмахнулась Глафира. — Не мужеское это дело за такой ерундой следить. На то баба в доме имеется.

«Фигасе, заход», — охнул про себя Мишка и, усмехнувшись, спросил:

— Выходит, тебе и помощи моей не надо?

— Ты никак собрался куда? — тут же насторожилась тётка.

— Нет. Куда я до снега поеду? — пожал Мишка плечами.

— Вот и ладно. А надо чего станет, так я позову, — закруглила тётка разговор.

«Вот блин. И чего это сейчас было?» — подумал Мишка, глядя ей вслед и почёсывая в затылке. — «Хотел как лучше, а получилось как всегда. Хотя, с другой стороны, и правда — она хозяйка в доме, вот пусть и разбирается. А моё дело, принеси-подай, иди на фиг, не мешай.»

От размышлений его отвлекла Танюшка. Подкравшись к столу, она осторожно забралась ему на колени и, прижавшись, тихо спросила:

— Тятя Миша, а ты мне тоже всегда помогать станешь?

— Почему тоже? — удивился парень. — Тебе в первую голову. Ты дочка моя. И помогать тебе я стану, пока ты замуж не выскочишь.

— А потом?

— А потом, милая, тебе твой муж помогать станет.

— А если не станет?

— Тогда я его в бараний рог сверну, — с улыбкой пообещал Мишка, тряхнув над столом сжатыми кулаками.

* * *

Больше всего переезд был похож на воинскую операцию. Чётко, размеренно, едва ли не строевым шагом. Молодые казаки прикатили на пустых подводах и, коротко выяснив у хозяйки, где что лежит и что грузить в первую очередь, принимались за дело. Мишку это поначалу забавляло, а потом удивило. Но как бы там ни было, а дело двигалось. И двигалось быстро. За один световой день казаки умудрялись сделать по два рейса. Так что к концу второго дня на подворье остался только крошечный запас дров да Мишкины аэросани, с санями к ним.

Ещё Мишке на всякий случай перегнали обратно Монгола. Оставалось дождаться снега и угнать машину. Провожая последние подводы, парень вышел из ворот на улицу и, услышав топот копыт, оглянулся. Это была бричка урядника. Не спеша закрывая ворота, он дождался, когда транспорт остановится рядом, и, оглянувшись, улыбнулся:

— Здравствуйте, дядя Николай.

— И тебе не хворать, Миша, — вздохнул толстяк, тяжело выбираясь из кузова.

— Давно не заезжали, Николай Аристархович.

— Да дела всё, чтоб им пусто было, — скривился урядник. — Что ж ты, Миша, бросить нас решил? Уезжаешь?

— А что делать прикажете, Николай Аристархович? В лавках купцы цены такие ломят, что я цифири такой не знаю. В депо пускать не велено. И как жить прикажете? На тракт выходить? Так я и так не далеко от каторги живу. Вот, даже Ефрем ваш и тот глаза прячет, а цену держит. А ведь я к нему завсегда с лучшим товаром шёл.

— Знаю, Миша. Всё знаю, — дрогнувшим голосом ответил урядник, опустив голову. — Ты прости меня, Миша. Да только нет у меня той власти, чтобы отстоять тебя.

— Да господь с вами, дядя Николай, — грустно улыбнулся парень. — К вам у меня обиды нет. Так что, будете в станице, милости прошу. Завсегда рад видеть буду.

— Сергий, небось, тебе дом племянницы своей продал? — уточнил урядник, заметно повеселев.

— Его. Хороший дом. Просторный. Крепкий.

— Это да. Ладно, Миша. Поеду я. Всё никак с тем поджогом разобраться не можем. Ни видаков, ни улик. Что делать, ума не приложу.

— Дядя Николай, а оно вам надо? — неожиданно спросил Мишка. — Вы ж не дознатчик. Это не ваше дело, так и не лезьте в него. Пусть майор ваш сам потеет.

— Может, и верно, — подумав, ехидно усмехнулся толстяк. — Бывай, Миша.

— И вам удачи, дядя Николай, — кивнул парень, направляясь к калитке.

Он был уже во дворе, когда рядом с бричкой урядника остановилась ещё одна и голос купца Кособородова спросил:

— Урядник, ты мне скажи, что там с дознанием? Нашёл поджигателя?

— Да иди ты со своей лавкой, — неожиданно вызверился толстяк. — Вон, у начальства спрашивай, а ко мне не лезь больше.

Хлопнули вожжи, и бричка урядника резво укатила. Выслушав этот диалог, Мишка усмехнулся и отправился в дом. Отсыпаться. Ночью ему предстояло ещё одно дело. Проснувшись, он подкинул дров в печку и, поужинав, выглянул в окно. Стемнело, и соседи явно готовились ко сну. Пройдя в конюшню, Мишка не спеша взнуздал коня. Потом, обойдя сарай, выдернул секцию забора, которую уже снимал и, вернувшись на конюшню, прыгнул в седло.

Монгол шагом вышел за территорию подворья и направился в сторону тайника. Мишка то и дело оглядывался на деревню, но никому и в голову не пришло высматривать кого-то на фоне тайги. Спустя два часа они добрались до места, и Мишка, вытащив четыре мешка с самородками, погрузил их на коня. Фыркнув, Монгол укоризненно покосился на него, но, получив морковку, смирился с неизбежным.

— Потерпи, дружок. Знаю, что тяжело. Но нам с тобой это нужно. Увезу всё это добро на заимку, и больше сюда уже не сунемся.

Взяв коня за повод, он не спеша отправился обратно. Мишке повезло. Выглянула луна, и идти было гораздо легче. Примерно к четырём утра все мешки были перегружены в аэросани, а жеребец стоял в своём деннике, с аппетитом хрумкая овсом. Умывшись у колодца, Мишка прошёл в дом и, подкинув в печку поленьев, завалился спать. Днём, перекусив оставленным ему пирогом, парень принялся собирать в сарае всё, что не хотел оставлять, а ночью всё повторилось снова.

Урядник же, понаблюдав за домом парня со стороны, отправился обратно в участок. Докладывать начальству, что основной подозреваемый по делу о поджоге съезжает из посёлка. Самому уряднику вся эта история была поперёк души, но майор отдал прямой приказ найти прямые доказательства вины Мишки. Услышав это, толстяк долго и виртуозно про себя матерился, после чего принялся усиленно делать вид, что работает.

Он даже