Трубачи. Повесть о воинах 276-й трубопроводной бригады - Геннадий Ильич Кулаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дорога до баграмского поворота, можно сказать, шла асфальтная, а дальше шли яма на яме. Хоть вправо крути руль, хоть влево. КАМАЗ трясло, Женька был уже без сознания. Еще немного, и мы добрались к госпиталю. На КПП я объяснил, зачем мне нужно срочно внутрь, минута – и ворота открылись. Военные врачи всегда были готовы к действиям. Когда машина остановилась у здания «Приемное отделение», навстречу уже выбегали три человека в белых халатах, их предупредили о нашем появлении с КПП. На матрасе занесли Женьку в отделение, меня остановили у входа. Минуты ожидания тянулись очень долго, я выкурил уже несколько сигарет. Через полчаса вышел врач – женщина в белом халате – и попросила меня пройти в комнату ожидания. Ее интересовали вопросы, кого мы привезли и факты произошедшего обстоятельства. Я рассказал все, что знал, и оставил свои контактные данные. Меня интересовал вопрос жив ли Женя. Сказали, что да, жив и в сознании. Большая кровопотеря, если бы привезли на час позже, то могли бы и не спасти. Да, будет инвалидом, ведь ноги оторвало. Я попросил его увидеть, женщина разрешила, но только не входя в операционную, то есть до двери, поскольку еще не закончили перевязку. В операционной стоял стол, на нем был Женька, рядом таз с окровавленными битами, врачи заканчивали перевязку. Лица товарища мне не было видно. Врач на войне – это спаситель, сколько нужно мужества, чтобы каждый день бороться за жизни людей. Низкий им поклон!
Из госпиталя на ГНС-47 мы вернулись к вечеру. Я зашел к комбату Сергею Звереву, пожали друг другу руки, в тот день мы еще не встречались. Сергей показал жестом на стул: «Гена, присаживайся. Спасибо за то, что спас Женьку, я все знаю, давай выпьем». Налил мне и себе по полстакана чачи, мы выпили. Сергей был немногословен, видно, что очень переживал. Женя Савельев – высокий, красивый молодой человек, всегда позитивный, был не женат, в Афганистан приехал полгода назад, по замене. Парень остался инвалидом, вытаскивая с минного поля бойца. На следующий день Сергей собирался ехать в госпиталь, отвезти документы и справиться о самочувствии пострадавшего. После госпиталя Женьку Савельева отправили в Союз, служба для него закончилась, по всей видимости, навсегда.
Первая партия вина была готова к концу августа. Виноматериал, оставшийся от полученного молодого вина, был повторно задействован для изготовления браги. Дрожжей у меня не было, а вот сахар можно было достать. В бак высыпали 10 кг сахара и залили 30 литров воды. Здесь уже нужно было подождать 10 дней, чтобы продукт был готов к производству самогона. Если молодое вино запустить на перегонку получается чача, если наш виноматериал, то только самогонка. Аппарат для перегонки самогона, состоял из бачка со змеевиком, его позаимствовали у артиллеристов. Бак с брагой установили на кирпичи, под ним развели огонь. Потом соединили трубкой бак с брагой и бачком со змеевиком, в который налили холодную воду из ручья, и процесс пошел. При нагревании воды в бачке, ее заменяли на холодную. За всем процессом я следил лично, ни одна капля продукта не должна была пропасть даром. Первоначально начинает капать водичка, которую называют «Первак», она не горит, – это самая вредная часть самогонки. Когда начинает литься струйка, которая при поджигании загорается, вот это и есть самогонка и ее уже можно сливать в емкость. Наверное, такое производство весьма примитивное. Спиртометра у нас не было, и качество продукта определяли по принципу: горит – это самогонка, нет – суррогат. Отсекали первую и последнюю партию вытекающей жидкости, серединка и была самогоном. Очищать и настаивать было нечем, да и не на выставку же готовили, а для личного потребления. Итогом перегонки браги стала трехлитровая банка, как мне казалось, хорошего самогона. Одну треть пришлось отдать за поставку сахара, один литр передал на КП роты, намного лучше, чем местный шароп, оставшийся литр оставил себе. Какое ни есть, а развлечение.
О моем «хобби» поползли слухи по «сарафанному радио». Возобновились проверки морально-политической устойчивости и технической оснащенности гарнизонов в зоне моей ответственности. В батальоне была такая должность комсорг, вот и прибыл этот комсорг Гармаш в звании старшего лейтенанта проверять нашу политическую грамотность. Проехали с комсоргом оба гарнизона, посмотрели, есть ли боевой листок, чистоту и порядок в помещении, на кухни, и все бы ничего, но в тумбочке на ГНС-48 у одного бойца нашли фотографии полуобнаженных девушек. Такие фото можно было купить в любом ларьке у афганцев. Все, нарушение, морально-бытовая распущенность, виноват был командир взвода – не доглядел. Понятно виноват, не досмотрел, так как в тумбочке к бойцам привычки не было заглядывать. Комсорг спросил: «Что будем делать? Разлагается личный состав на глазах, и взводный, конечно, этому потворствует, не проводит политбеседы, боевой листок последний раз был выпущен месяц назад». Вину пришлось признавать, фотографии изъяли. Я предложил поехать на ГНС-47 пообедать и обсудить пути устранения недостатков, поскольку время обеденное. Комсорг – парень вроде бы нормальный, пообедать согласился.
Вернулись на свой гарнизон, гагаузы обед уже приготовили, хлеб и лук порезали, тарелки и ложки аккуратно разложили, пластмассовые кружки стояли рядом. Я предложил помыть руки перед обедом. Рукомойник стоял на улице, рядом была полочка с зеркальцем, чистое полотенце, мыло, все по уму. Комсорг улыбнулся, сказал: «Да вы тут неплохо устроились, что и чарку к обеду нальют?». Я ответил: «Если доброму человеку, то нальют». Пошли за стол, налили первое (как всегда, тушенка с картошкой, луком и морковкой, соль и перец по вкусу). Я достал бутылку вина, наполовину красную, наполовину зеленоватую, налил в кружку. Хуже все равно некуда, захочет доложить, что личный состав морально разлагается, все равно доложит. Комсорг перед тем, как выпить, содержимое кружки понюхал, спросил: «Бражка что ли?». Я сообщил, что нет, молодое вино, правда, оно еще на настоялось, но пить можно. Вино хоть и было молодое, но выпив три кружки можно
