Время крови - Андрей Ветер

– Саша, Саша, проснись, – поспешил он в дом и растолкал Галкина. – Посмотри-ка, что там наш Медведь вытворяет!

– Что случилось?

– Ты поднимись. Якут наш какой-то странный. Не спятил ли он случаем? – Растолкав Галкина, он поспешил вернуться на крыльцо. Эсэ голосил какую-то заунывную песню, похоже, не имевшую никаких слов, одни рыкающие звуки и придыхания. Иван вздрогнул, когда сзади к нему подошёл Галкин.

– Ишь ты, – пробормотал Александр, – что это его так разобрало?

Слева от дома послышался шорох и скрип снега. Приятели одновременно повернули головы на звук и увидели оленя. Крупное рогатое животное легко перескакивало через глубокие сугробы и бежало, почти не задевая ветвей.

– Какой красавец! – воскликнул негромко Галкин.

– Это не наш? Это дикий?

– Дикий. Положить его, что ли? Больно уж красива шкура. Я такой не видел никогда, – Александр был в восторге. – Сейчас я за «винчестером» сбегаю.

Иван остался на месте, стараясь не шевелиться, чтобы не спугнуть оленя. Тот мягко пробежал через всю территорию зимовья, направляясь в сторону чума. Селевёрстов вытянул руку, предупреждая, чтобы Галкин ни в коем случае не шумел, когда откроет дверь.

– Ты мне так пальцем сунешь прямо в глаз, кривым оставишь, – прошептал Александр. – Где он?

– Вон. Что это с ним?

Олень безбоязненно приблизился к Эсэ и застыл. Только голова, украшенная большими ветвистыми рогами, шевельнулась и наклонилась к лицу танцевавшего человека. Казалось, что олень нашёптывал что-то ему и заглядывал при этом в глаза. Якут продолжал завывать и покачиваться.

– Вот это фокус!

– Что с ними, Саша? Как это они так?

– Это, брат, наш оюн вытворяет такие штуки. Наш Медведь, должно быть, очень не простой парень, – не повышая голоса ответил Галкин. – Ну и ну.

Якут остановился и медленно развёл руки в стороны, подставляя морозу голую грудь. Он стоял спиной к дому и наклонил голову настолько сильно вперёд, что она почти скрылась от взоров Ивана и Александра и теперь вся фигура Эсэ стала похожа на крест. В эту минуту сквозь вершины деревьев на другом берегу Олёкмы пробились солнечные лучи и золотыми полосками пронзили пространство. Картина получилась настолько редкой красоты, что оба наблюдателя невольно ахнули. В действительности дело было даже не в красоте, хотя золотистый утренний воздух казался сказочным. Была во всём, что предстало перед глазами приятелей, неописуемая природная мощь, гипнотическая власть гармонии. Галкин, вполне привыкший к красотам сибирского края, и то едва не выронил винтовку. У Селевёрстова перехватило дыхание.

– За одно это утро, Саша, я буду благодарен тебе до конца жизни, даже если все оставшиеся дни я буду видеть перед собой только кровь и грязь, – прошептал Иван, с трудом ворочая языком. – Я смотрю на это и понимаю, что вижу сейчас указующий перст Бога. Вот оно, то самое, что повергает в изумление и беспричинный восторг. Вот когда хочется плакать и смеяться одновременно. Только так и можно понять, что нас окружает настоящее чудо, на каждом шагу чудо. Но мы глядим на мир будто закрытыми глазами.

Сияние сделалось сильнее. Золотая дымка заполонила долину и заползла между деревьев, разогнав мрачность утреннего леса. Лежавшее над ледяной Олёкмой облако серого тумана вспыхнуло светом. Ослепительный поток, отразившись ото льда, застлал глаза. Через минуту или две солнце выкатилось из-за леса и повисло над ними ярким жёлтым пятном.

– Саша! А где же олень?

Галкин перевёл глаза на Эсэ. Якут стоял на том же месте, по-прежнему разведя руки, но оленя перед ним не было.

– Я не видел, как он убежал.

– Я тоже. Я вообще ничего не видел, кроме этого света, – растерянно сказал Селевёрстов. – Странное у меня состояние.

– А ты обратил внимание на то, что все до сих пор спят? Такого никогда раньше не было. Солнце уж над лесом висит, а мы все сонные.

– Это мы, Саша, перебрали вчера, – предположил Селевёрстов.

– Брось, мы только горло смочили. Нет, Иван, тут другое.

– Что же?

– Медведь камлает. Это он нагнал сон на нас. Ты оглянись, какая тишина вокруг! Как вымерло всё!

– А что это с ним происходит? – прервал Иван товарища.

Якут качался, сотрясаемый изнутри чудовищной силой. Голова запрокинулась вверх, руки рывками сдвинулись к груди, спина согнулась, вылепив среди узоров мышц линию позвоночника. В следующую минуту он повалился в снег. Издалека он, выставивший перед собой растопыренные пальцы, выглядел тёмной корягой в сугробе.

– Надо бы подобрать его. Иначе окоченеет.

Они поспешили к нему, и, когда приблизились, Эсэ вдруг стремительно выпростал руку вверх и вцепился в запястье Александра. От неожиданности Галкин растерялся. Он попытался освободиться от хватки Эсэ, но не смог. Тут туземец заговорил глухим, похожим на рычание голосом:

– Снег провалится… Яма будет… Олени умчатся… Нельзя в дорогу… Надо выдержать…

– О чём ты говоришь?

– Волки нападут, напугают оленей… Снег провалится… Если будешь один, то пропадёшь… Возьми с собой кого-нибудь… Руку протянуть, удержать тебя надо, чтобы снегом не засыпало…

Глаза Эсэ закрылись, слова сделались совсем невнятными, но он продолжал бормотать что-то. Затем вдруг он замолк и посмотрел на склонившихся над ним людей совершенно ясным взором. Пальцы его разжались, отпустив запястье Галкина. Тело расслабилось, распрямилось и легло на снег всей плоскостью.

– Миша, Медведь, что с тобой? – Селевёрстов положил ладонь на грудь Якута, и ему почудилось, что он прикоснулся к куску льда, настолько холодным было тело оюна.

Эсэ не ответил. Он медленно сел и осмотрелся. По его подбородку, покрытому синей татуировкой, медленно потекла слюна.

– Что с тобой? – повторил Иван. – Ты, похоже, бредил.

– Со мной всё хорошо. – Якут поднялся на ноги и спокойно пошёл к чуму.

– Медведь, – окликнул его Галкин, – ты, может, объяснишь, что ты тут устроил? Мне не нравится, когда возле моего дома шаманы показывают свои фокусы. Подожди! Ответь мне, чёрт тебя подери!

– Оставь его, Саша, поговоришь с ним позже.

– Да ну его к дьяволу! И вообще пусть катится отсюда на все четыре стороны. Слышишь, Медведь? Я тебя сюда не звал! Проваливай! Никому ты не нужен тут! Какого чёрта ты мутишь воду? Какого рожна ты терзаешь мне нервы? Ты не нужен мне, так что убирайся прочь!

Галкина словно прорвало, он кричал и кричал. Он топтал ногами снег, размахивал руками, тряс над головой «винчестером», угрожал и проклинал. В конце концов он свалился в сугроб почти в той же позе, как и Эсэ несколько минут назад.

– Ну, Саша, вот и ты пошаманил, – хмыкнул Иван. – Даром, что ли, в тебе якутская кровь течёт? Пойдём-ка в дом, а то я совсем окоченел уже.