Над картой Родины - Николай Михайлов

СОЧЕТАНИЕ

Нет у нас вражды между районами, нет вражды и между заводами. Все они принадлежат народу, а у народа цель одна: рост могущества Советской страны, повседневное улучшение жизни.

Если на карте начертить пути полуфабрикатов, то в отдельных точках образуются узлы: многие детали для производства машин заводы получают от заводов-смежников. Перед войной для производства тракторов в Сталинград двигались со стороны триста различных деталей — стартер, динамо, реле… С московским автомобильным заводом «ЗИС» были связаны 258 заводов, с Ярославским заводом — 112.

В производстве автомобиля «Москвич» сейчас в той или иной мере участвует свыше сотни предприятий. Владимирский завод «Автоприбор» посылает Московскому заводу малолитражных автомобилей бензоуказатели, стеклоочистители, спидометры; Московский шинный завод — покрышки и камеры; «Карболит» — штурвалы и другие детали из пластмасс; завод «АТЭ-1» — стартеры и генераторы; завод «АТЭ-2» — распределители, бобины и сигналы.

В нашем плановом хозяйстве заботятся о том, чтобы работа шла разумно, чтобы не было чересчур дальних перевозок. Содружество, или, как говорят, кооперирование, заводов по возможности должно замыкаться в одном экономическом районе. Поэтому и разместились «Автоприбор» во Владимире, а завод автомобильных фар и фонарей — в Киржаче. Это середина треугольника: Москва — Горький — Ярославль. В вершинах треугольника — по автомобильному заводу.

Завод знает свое дело: он специализирован.

Заводы расчетливо связаны друг с другом: они кооперированы.

Специализацию и кооперирование заводов — продуманную систему разделения труда — нам легко осуществлять, потому что у нас нет частной собственности на средства производства, наше хозяйство социалистическое, плановое.

А вот что бывало раньше, при бесплановом, капиталистическом хозяйстве.

Предприятия в царской России были крайне слабо специализированы: Путиловский завод, например, выпускал почти все машины, какие только производились в стране, Глуховская текстильная фабрика вырабатывала ткани 873 сортов.

И связь между предприятиями была беспорядочная. На Верхне-Уфалейском металлургическом заводе Урала стояли домна и сутуночный стан, на Нижне-Уфалейском заводе, в двадцати двух километрах, — мартен и кровельные клети. Чугун с Верхнего Уфалея везли на Нижний, сталь, выплавленную из этого чугуна, — с Нижнего на Верхний, сутунку — с Верхнего на Нижний, и, наконец, кровлю с Нижнего Уфалея везли опять-таки мимо Верхнего на железнодорожную станцию.

Нам нужно смелее и шире вводить кооперирование и специализацию, их уровень еще недостаточен.

Есть у нас и такие предприятия, которые сами производят целый комплекс изделий.

Это — комбинаты.

Некоторые комбинаты разносторонне используют сырье. На Сталиногорском комбинате подмосковный уголь служит и сырьем и топливом; он дает синтетический азот и электрический ток.

Другие комбинаты основаны на переработке отходов. На Магнитогорском комбинате отходящие коксовые газы дают начало химии.

Третьи комбинаты совмещают в одном месте все ступеньки обработки сырья. На Ташкентском текстильном комбинате хлопковое волокно прядут, пряжу здесь же ткут, а ткани красят.

Четвертые — с основным производством сочетают вспомогательные.

А в иных комбинатах сочетается несколько принципов.

В годы довоенных пятилеток был создан самый замечательный из советских комбинатов — Днепровский. Дешевая энергия Днепрогэса собрала вокруг себя семью больших заводов, связанных крепкими технологическими нитями: электросталь, ферросплавы, магний, стройматериалы, химикаты…

Отходы одних производств служили сырьем для других. Работа шла без потерь и без ненужных повторений. Все это после войны пришлось создавать почти заново. Вращаются турбины Днепрогэса, задуты домны «Запорожстали».

Комбинатов, подобных Днепровскому, не было нигде. И уж подавно не было межрайонных комбинатов вроде Урало-Кузбасса. Капиталистическому хозяйству нельзя достичь такой высокой и сложной организации производительных сил.

Комбинаты повышают производительность труда, открывают новые пути использования сырья и энергии.

Они ускоряют рационализацию, дальнейшую переделку нашей экономической карты: в новых районах быстро вырастают крупные, разносторонние индустриальные центры.

Рассматривая сдвиги в размещении советской промышленности, мы будем двигаться по дорогам, проложенным ее отдельными отраслями: уголь, нефть, газ, электростанции, машины, сталь, текстиль…

Но уже теперь мы видим, что на географической карте есть точки, где эти дороги перекрещиваются.

Госплан планирует не только развитие и размещение отдельных отраслей. Он планирует комплексное их сочетание в пределах экономических районов, и это чрезвычайно важно. Ничего подобного не знает и не может знать капиталистический мир.

Отрасли советской промышленности взаимно и согласно сопряжены друг с другом. В Ивановской области, например, комплексно связаны добыча торфа, выработка электроэнергии, производство торфяных и текстильных машин, прядение, ткачество, подготовка красителей…

Подобно этому связаны друг с другом вообще все отрасли нашего народного хозяйства.

Промышленность получает от сельского хозяйства сырье, а сама дает ему машины и удобрения. Деревня посылает в город продовольствие, а сама получает от него промышленные товары. Транспорт связывает все отрасли хозяйства воедино.

Многогранна наша экономика. И социалистическая индустрия играет в ней ведущую, решающую роль. Город ведет за собою деревню. Вместе с ростом промышленности растут, изменяются и сельское хозяйство и транспорт. Обо всем этом свидетельствует карта.

СУДЬБА ДОНБАССА

В черных пластах под землей, в переработанной и спрессованной временем древесине доисторических лесов сгустилась энергия, посланная солнцем. Человек рассек земные слои, силой машин поднял уголь из глубин и бросил его в пламя печей, чтобы послать электрический ток по проводам, выплавить металл, двинуть поезда, согреть свои дома.

Ленин назвал уголь «хлебом промышленности». И это верно: в нашей стране почти три четверти сжигаемого топлива — уголь.

Страна наша и до революции была богата ископаемым топливом. Но ее неотступно, год за годом, мучил угольный голод — «хронический топливный дефицит», как тогда говорили.

Хоть и продавали прекрасные донецкие антрациты в зарубежные страны, но гораздо больше угля сами покупали за границей. Заводы Петербурга работали на английском угле, который шел туда морским путем из Кардиффа и Ньюкасла. Прервись эта связь, иссякни поток заморского угля, и из-под ног крупнейшего индустриального центра России была бы выбита опора. Так оно и случилось в первую мировую войну, когда немцы заперли Балтику. А сразу перейти на свой, донецкий уголь было нелегко: железные дороги, связывающие юг с Петербургом, к тому не были готовы.

Да и не так много угля мог дать дореволюционный Донбасс — в 1913 году там было добыто всего 25 миллионов тонн. Темные, насыщенные газом и пылью шахты-«мышеловки». Удары кайлом-обушком: мускульная сила против каменной стены. Откатка лошадьми. В тени терриконов — ветхие хибарки…

И все же, по тогдашним российским масштабам, угольный Донбасс мог считаться большим промышленным центром. Он был не только главным, но и, в сущности, единственным углепромышленным районом страны. На карте угледобычи он возвышался исполином, потому что карта эта была почти пуста: Донбасс давал 87 процентов российского угля, а остальные бассейны — только 13.

Тринадцать процентов на всю остальную страну! Подмосковный бассейн еле дышал. Угольные бассейны Востока только намечались: лишь кое-где — в Кузбассе, в Кизеле, в Черемхове, в Сучане — добывали уголь для паровозных или пароходных топок.

Забота донецких промышленников заключалась в том, чтобы добиться у правительства снижения железнодорожных тарифов на их уголь и задавить конкурентов. И добились: добыча подмосковного угля и торфа, и так небольшая, резко пошла вниз. Ни в одной стране не возили уголь так далеко, как в России. И только в России пробег угля был длиннее, чем пробег промышленных изделий. Нелепо, но прибыльно.

К выгоде монополистов создалась уродливая география угля: на всю страну — единственный крупный углепромышленный район.

Советская власть все изменила.

Добыча угля в стране удесятерилась: 1953 год дал 320 миллионов тонн.

Теперь цифра угледобычи ежегодно вырастает на величину, превышающую всю добычу дореволюционного Донбасса. Старый Донбасс, крупнейший углепромышленный район царской России, стал у нас меркой не добычи угля, а лишь ее прироста! «Хронический топливный дефицит», который углепромышленники, чтобы нажиться, создавали нарочно, давно уничтожен.