Предание Темных - Доуз Кейси

Они быстро крадутся за кустами, стараясь нагнать и перегнать ушедших вперед женщин. Лале подозревает, что Шахи-хатун пойдет к домику через некогда парадный вход, тогда они могут забраться, как всегда, через задний. Там же и лежит постилка Момпен. Если они опередят наставниц, все еще может обойтись..

Конечно, какой-то шум их трио создает – треск веток, или листьев. Но, либо женщины попросту не слышат этого, занятые своим разговором, либо списывают на естественные звуки сада.

В итоге, в какой-то момент Лале быстро сворачивает с тропинки. Друзья спешат точно за ней. Один поворот, другой, несколько непокорных кустов.. и они оказывается на заднем дворике летнего дома. К ним выбегает гончая и уже собирается гавкнуть.

– Тихо! – шипит на нее Лале, тут же склонившись – тихо, умница, тихо!

Но, очевидно, отрываются они совсем на смехотворное время, потому что уже в следующее мгновение слышат эхо голосов, доносящихся, как и подозревала Лале, с парадного входа.

Момпен настораживает уши, и Лале уже решает, что ей не удастся заставить собаку замолчать.. как Влад молча опускается на корточки рядом, не издавая не единого звука, и осторожно обхватывает одной рукой пасть собаки. Та поначалу пытается вырваться, не понимая, в чем дело, но когда его вторая рука доверительно ложится на ее голову и принимается наглаживать успокаивающими движениями – гончая понемногу усмиряется. А рука Влада, все еще сдерживающая ее морду, гарантирует тишину животного.

– Умно – шепотом замечает Аслан, присев рядом с ними и став гладить собаку с другой стороны.

– Тише! – шикает Лале, потому что слышит голос своей наставницы.

– ..видишь, как тут все запустело – долетает до них эхо – но даже сейчас домик красивый..

– Потому что был построен с любовью и для любви – вторит ей Дайе-хатун.

Слышится какой-то шорох – очевидно, женщины либо что-то рассматривают, либо усаживаются, либо просто переходят из одного места в другое. Как бы то ни было, когда они заговаривают вновь – говорят они уже настолько тише, и расслышать их становится так сложно, что Лале приходится приложить все известные и неизвестные усилия, чтобы разобрать хоть что-нибудь.

– Жалко Хюму – вздыхает Шахи-хатун – неплохая была девочка. Только слишком султана Мурада любила..

– Да.. когда он к ней охладел, она тут почти все время проводила. Жила воспоминаниями и мечтами наивными.

– А ведь мечта-то исполнилась. Сынок ее, Мехмед, султаном стал!

Теперь Лале кажется, что ладони одного из друзей не хватает уже замком на ее рту. Потому что от изумления он раскрывается в букву «о» и она в последний момент успевает подавить изумленное клокотанье.

– Хозяйка этого домика была матерью Мехмеда? – озвучивает за нее мысль Аслан.

– Ты это знала? – подключается Влад.

Но Лале лишь отмахивается – она не может тратить время на ответы, потому что наставницы-то паузы не делают, а она не может пропустить теперь и одного слова из их разговора, когда она принял такой поворот.

– ..кто бы мог подумать.. четвертый сын, а дождался своей очереди. Да еще и в четырнадцать лет падишахом стал!

Слышится тяжелый вздох Дайе-хатун:

– Ох.. слишком высокую цену она за это заплатила. И она, и Айше твоя милая с ней заодно..

– Мама?! – теперь Лале уже не может промолчать, но ее хотя бы хватает на то, чтобы выпалить это шепотом.

– Они говорят про твою мать? – хмурится Влад.

– Ты же говорила, не помнишь матери.. – удивляется Аслан.

– Я очень плохо ее помню, но имя-то знаю! – Лале злится от собственной беспомощности, но еще больше от незнания – почему Дайе-хатун сказала, что моя мама расплатилась вместе с матерью Мехмеда? И за что именно она расплатилась? За правление Мехмеда? Что за абсурд?

Но тут же, не дожидаясь реакции друзей, вновь обращается в слух.

– Ну зачем сейчас о прошлом горевать – замечает Шахи-хатун – о будущем думай      . Ты ведь его наставница, вот и наставляй. Чтоб мудро правил, глупостей не делал. Да жену хорошую себе выбрал..

– Да если б он меня слушал! Я люблю его, птенчика своего, но характер такой тяжелый..

Лале ждет, что они скажут что-нибудь еще про Хюму, а еще лучше про ее мать и то, как она с этим всем связана.. Но они, как то и свойственно женщинам в возрасте, быстро и нелогично уже перескакивают на совершенно другую тему. И отдав ей столько же немного времени – следом на третью. Будто бы хватая по верхам, но не углубляясь не во что конкретное.

Лале может их понять – они столько лет не виделись, им хочется поговорить обо всем на свете, но это все равно ее очень огорчает. Ей так хочется узнать о своей матери, и она знает, что если Шахи-хатун ничего не рассказала ей прежде, то не расскажет и теперь. Тем более, она даже отказалась отвечать, за что сослали Мехмеда – а судя по всему, гибель ее матери тесно связана с ним и Хюмой..

Но сколько они не ждут, женщины все так и не возвращаются разговором к хозяйке дома, а вскоре и вовсе, отдохнув, уходят обратно во дворец.

-9-

Однако, поздние прогулки чревато отзываются Лале на следующее утро, когда Шахи-хатун поднимает ее, ни свет ни заря, и гонит умываться. Не отходя не на шаг, она между тем причитает:

– Ох, важный сегодня день. Первый указ новый падишах провозгласит. Ты должна быть неотразима!

Лале не совсем видит связь между новым указом и ее внешним видом – что в очередной раз заставляет ее мысленно вернуться к событиям вчерашнего дня. А точнее, к встрече с Мехмедом, которая теперь все более кажется ей подстроенной. Могла ли Шахи-хатун сговорится со своей подругой и нарочно отправить Лале туда и в то время, чтобы она встретилась с Мехмедом?

Но если это правда так, то какой в этом смысл? Шахи-хатун, Лале была в этом уверена, любит ее искренне, и зачем ей тогда нарочно стравливать свою воспитанницу с новым султаном?

Лале уже решает, что все-таки все ее сомнительные заключения притянуты за уши, и вчера было действительно не более, чем неприятное стечение еще более неприятных обстоятельств, поведшие к самой неприятной      встрече.. как уже перед самым выходом Шахи-хатун как бы невзначай оброняет:

– Ну пойдем.. и стань ближе к Мехмеду.

* * *

Официальная часть Дня Первого Указа длится настолько нестерпимо долго, что Лале уже изнемогает. Оглядев остальных присутствующих в зале она видит, что все испытывают схожие ей чувства.

Кажется, одному лишь Мехмеду, важно стоящему (точно петух) посреди залы все это доставляет удовольствие. Он оглядывает всех таким высокомерным взглядом, какого Лале не видела от дяди Мурада ни разу за все свои прожитые года.

Не должен султан так пренебрежительно смотреть на своих подчиненных. Но кажется, будто Мехмед не просто так смотрит, а нарочно хочет, чтобы все увидели это пренебрежение в его глазах. Кажется, будто бы именно унижением и страхом он намерен завоевать преданность своего народа.

Что кажется Лале весьма сомнительным способом..

Наконец, дело все же медленно, со скрипом, но добирается до оглашения самого указа. Мехмед важно и нарочно долго разворачивает свиток, после чего вздергивает подбородок так неестественно, что будто бы у него заклинило шею.

Лале это кажется настолько забавным, что она едва сдерживает смех.. однако, всякое желание веселиться пропадает уже после первых слов кузена:

– Итак. Первый указ нового султана Османской империи, Мехмеда II… Отменить решение султана Мурада II о разрешение на учебы детей вассалов в дворцовой школе.

Сказав это, он делает паузу и одаривает глумливо-мстительным взглядом Лале. Взгляд этот настолько быстр, что едва ли его мог уловить кто-либо еще, но она прекрасно его замечает.

Этот взгляд словно говорит: «ты отказалась примкнуть ко мне, так не будь же тогда ни с кем. Лишись всех своих друзей лишь по одному щелчку моих пальцев, и тогда, быть может, ты поймешь, какую большую допустила ошибку».