Предание Темных - Доуз Кейси

– Ох, будто сама не знаешь.. В общем, пора, моя милая, с этим прекращать. И сближаться с теми, кто выше!

– И с кем же это, например? – теперь слова Лале выходят сквозь зубы с таким свистом, что больше напоминают шипение змеи.

– Ну.. – он хитро ухмыляется – например, твой царственный кузен не прочь принять тебя в свои единомышленники. И даже осыпать милостями.. если будешь умницей.

Он вдруг плотно хватает ее за запястье, и с силой притягивает руку к своему лицу, легонько куснув за кончик пальца.

Терпение Лале наполняется до краев, и теперь она уже, совершенно не думая о возможных последствиях такого поведения с султаном, вырывает руку и бросает на Мехмеда холодный бесстрастный взгляд:

– Уверена, что теперь, когда вы – султан, у вас будет достаточно единомышленников и без меня.

– Что?!

От ярости лицо Мехмеда краснеет за доли секунды:

– Так ты отвечаешь падишаху? Пошла прочь отсюда!

Лале быстро ставит шкатулку на стол (если бы она все это время не покоилась у нее на коленях – девушка про цель визита и забыла бы), кланяется, и спешно ретируется из покоев.

Но уже выходя, жалеет о том, что не смогла сдержать свой минутный порыв.

Мехмед очень злопамятен, а нет никаких сомнений в том, что сейчас она навлекла на себя его ярость. И кто знает, какой выход она найдет у ее кузина в ближайшем будущем, учитывая, что теперь, будучи султаном, он более не связан какими-либо ограничениями..

* * *

Из его покоев Лале сразу же спешит к летнему домику – она и так невероятно опаздывает, но не могла без видимых причин отказать Шахи-хатун в ее просьбе. Ее мысли вновь возвращаются к наставнице и странному стечению обстоятельств, которые больше походят на кем-то подстроенную череду событий, но Лале решает подумать об этом вечером.

Когда портрет уже будет у Сафие, и она, впервые за несколько недель сможет, наконец-таки, свободно вздохнуть, лежа в своей кровати, а не думать о том, сколько времени еще понадобится и успеет ли она до отъезда отряда Дамета. Очень уж ей не хотелось подводить Сафие-хатун. Если Лале бралась за какое-то дело, то предпочитала доводить его до конца.

Когда она забегает в пустой летний домик, Момпен, увидев хозяйку, начинает радостно прыгать вокруг нее.

– Извини, красавица – бормочет она, скручивая портрет Хасана – сейчас я убегаю. Но обещаю, что вернусь за тобой попозже, хорошо? Умница, веди себя тихо.

И вот уже через несколько мгновений Лале вновь выбегает, теперь уже из своего тайного места (которое, обретя более 4-х свидетелей – включая уже и Аслана – едва ли может продолжать именоваться «тайным») и бежит, покуда впереди не показывается вожделенная крыша конюшни.

Оглядевшись по сторонам на предмет отсутствия свидетелей, Лале быстро юркает в небольшую пристройку, служащую для хранения сена лошадей.

Когда Лале оказывается внутри, из тени неуверенно выходит силуэт. Убедившись, что это та, кого она ждала, а не незваный гость, Сафие широко улыбается и кидается к ней:

– Какое счастье, Лале-хатун, мы уж думали, вы не придете! Он готов?

Следом за возлюбленной выходит и Дамет. Лале, слегка смутившись, отворачивается и извлекает из-под полы платья свиток. Сафие взбудоражено топчется на месте:

– Дамет, сейчас ты его увидишь! Он чудо как хорош! Обещай мне смотреть на него каждый вечер и вспоминать меня!

Лале кажется, что на такую просьбу нельзя найти подходящего ответа, который бы не оскорбил Сафие, однако Дамету это удается:

– Я и так все время о тебе думаю. Но обещаю.

Наконец, девушка разворачивает свиток и перед молодыми возлюбленными предстает серое засаленное полотно. Дамет, чуть дернув бровью, тактично не оброняет ни слова, однако же Сафие изумленно выкатывает глаза, не скрывая эмоций:

– Что же это, Лале-хатун? А портрет?..

Лале оглядывается на предмет чего-либо, что может источать тепло. Конечно, печки здесь нет, но зато у окна в дощатой стене она обнаруживает каменный стол, на котором обычно крошат овощи для животных. За день он, должно быть, достаточно прогрелся на палящем чрез окно солнце так, чтобы обжигать.

Лале манит за собой Сафие и Дамета, и с картиной подбегает к столу, где аккуратно ее расправляет, сама с замиранием сердца ожидая эффекта. Она успела лишь нанести вязкую массу, но проверить слова учителя ей было некогда. Она и так из-за просьбы наставницы сильно опаздывала.

Мгновение не происходит ничего и кровь уже отходит от лица Лале, когда вдруг холст начинает постепенно меняться. Сквозь мутный слой на поверхности проступает портрет Сафие, становясь все четче и ярче.

Та, с кого писалась картина, в немом изумлении вскидывает руками:

– Что за чудо? Магия?

Лале снисходительно улыбается:

– Ну какая магия, Сафие-хатун. Это особый состав, чтоб скрывать изображение. Действует от тепла – она глядит на Дамета – мы с Сафие не подумали сразу, но ведь вам было бы очень опасно возить с собой открытой портрет. Могли заметить, и тогда..

Сафие ахает и прижимает ладони ко рту:

– Да, о Всевышний! Это было так глупо – подвергать Дамета опасности – она оборачивается к нему – любовь совсем затмила мне разум..

Видя, что напряжение между влюбленными переходит интимную черту, Лале передает им портрет:

– Не буду мешать вашему прощания. Пойду.

Но Сафие-хатун успевает окликнуть ее раньше, чем она покинет пристройку:

– Лале-хатун, спасибо вам огромное! Если когда-нибудь я смогу вам чем-то отплатить, я буду очень счастлива.

– Мне достаточно и знания, что я смогла вам помочь.

Когда Лале покидает пристройку, на улице уже почти совсем стемнело. Бродить по темноте самой никогда не казалось Лале привлекательной идеей, потому она заметно ускоряет шаг, стараясь как можно быстрее добраться до своих покоев. К тому моменту, как она забегает в сад, срезая дорогу ко дворцу, то уже почти переходит на бег, сама не понимая истинной причины своей паники.

Она успевает пробежать уже практически половину пути, как вдруг по обе стороны тропинки из темноты больших кустов возникают две пары рук..

-7-

Она хватают ее, вынуждая остановиться.

Лале начинает кричать, когда чья-та горячая ладонь аккуратно зажимает ей рот:

– Чш-ш!

Темнота начинает понемногу рассеиваться и она узнает того, кто зажал ей рот – это Влад. Заметив, что крики прекратились, он предусмотрительно отскакивает от нее, не успев получить по заслугам, чего нельзя сказать о третьем друге.

– Чего орать-то? Все свои! – усмехается Аслан.

Глянув на растерянное вытянувшееся лицо подруги, а после переглянувшись с Владом, мальчишки начинают смеяться до боли в животе. Поняв, что они нарочно хотели ее напугать (что им, кстати, удалось), Лале хорошенько огребает рукой по спине Аслана, опрометчиво вставшего рядом.

– Ай! – он начинает смеяться еще громче, отбегая к Владу – бьют!

С деланным недовольством Лале грозно сжимает кулачки и теперь уже глядит на Влада:

– И ты иди сюда!

Влад смеется и подходит к ней, покорно склонив голову:

– Как прикажете, ваше высочество.

– Да ну тебя!

В итоге она просто отталкивает его, что порождает теперь у них всех троих уже гораздо больший приступ смеха.

Оказавшись вместе с друзьями, темнота теперь перестает казаться Лале чем-то угрожающим, и ее спешка вернуться в покои, соответственно, тоже решает подождать. Они какое-то время гуляют по саду, а когда ночь окончательно вступает в свои права – расстилаются на траве и, перебивая друг друга, начинают считать первые возникающие в небе звездочки и угадывать созвездия. А если верные названия не приходят в голову – начинают придумывать свои собственные.

Особенно жаркие шептания вызывают падающие звезды, так как их они замечают очень редко и зачастую оказывается, что они совсем не падают, а просто так сияют. Потому, когда Лале, энергично махнув рукой куда-то в черное небо, восклицает: