Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1. - Георгий Михайловский

В отношении нашей Юрисконсультской части не всё обстояло благополучно. Помимо того что Догель оказался совсем неработоспособным, Горлов продолжал болеть, и хотя он всё же посещал министерство, но работал мало, дожидаясь заграничного назначения. Сазонов, однако, не знал, куда его в таком виде послать, и Горлов в ожидании решения Сазонова поехал подлечиться в Евпаторию, надеясь на благодетельный крымский климат. Догель с наступлением лета тоже томился без всякого толка. В конце концов я, видя его страстное желание покинуть столицу хотя бы ненадолго, предложил ему заместить его. Догель сначала отказался великодушно, указывая на отсутствие Горлова, но я опять-таки сослался на пример 1915 г., когда я оставался с одним моим помощником Серебряковым, заменяя Нольде. Догель тогда согласился и уехал на три недели к себе в деревню в Казанскую губернию, а я вздохнул свободно, очутившись снова распорядителем не только фактическим, но и юридическим в нашей части.

Я спешил разрешить целый ряд дел, по которым Догель по лености или неопытности никак не мог принять определённое решение, и в то же время стал по-прежнему регулярно докладывать по делам Совета министров, чему Сазонов искренне обрадовался. Он сказал мне прямо в лицо, что очень жалеет, что моя молодость помешала ему назначить меня начальником Юрисконсультской части, но так как молодость — недостаток, который уменьшается с каждым днём, то он надеется, что в самом ближайшем будущем я получу возможность быть полным хозяином в той части, где я нахожусь. Эти приятные, но загадочные слова Сазонова, однако, не сбылись при его министерстве, так как через несколько дней после этого разговора Сазонов внезапно и без всякой видимой причины был уволен в отставку.

Отставка Сазонова

Дня через два после этого разговора я докладывал Сазонову дела для заседания Совета министров, после которого он собирался уехать на несколько дней, а может быть, если всё будет благополучно, на месяц в Финляндию отдохнуть. В его кабинете были Шиллинг, Нератов и ещё два-три начальника политических отделов. Дел, касающихся непосредственно министерства, в этом заседании Совета министров было очень мало, и, когда я закончил мой на этот раз столь короткий доклад, Сазонов сказал мне: «Vous avez la main legere»[30] и, улыбаясь, простился.

Это был последний Совет министров, на котором он присутствовал в качестве министра. Уехав на другой день в Финляндию и передав временно министерство Нератову, Сазонов через три дня узнал из газет о том, что он уже больше не министр, а член Государственного совета. В министерстве Нератов, ближайший друг Сазонова, а также и все сотрудники Сазонова точно так же узнали из «Правительственного вестника» об отставке Сазонова и назначении на его место Штюрмера, который одновременно оставался премьер-министром. Накануне никаких признаков такой молниеносной опалы Сазонова у ко всему приученной петербургской бюрократии не было, как раз напротив, высочайшее разрешение Сазонову воспользоваться кратковременным отпуском всеми было сочтено за укрепление его положения при дворе, а последняя аудиенция была полна самого сердечного внимания. Но когда катастрофа разразилась, повторяю, без всякой видимой причины, ибо как раз в самое последнее время государь особенно охотно соглашался с Сазоновым и тот даже имел неосторожность об этом сказать союзным послам, то всем стало ясно, что решение уволить Сазонова было принято кругами, близкими к государю, уже давно и хладнокровно осуществлено именно в тот момент, когда Сазонов, действительно переутомлённый работой, поехал с разрешения государя в отпуск.

Макиавеллистический приём, к сожалению, прекрасно известный всей высшей бюрократии! Николай II по слабости своего характера не наносил прямого удара опостылевшему почему-либо сановнику, но был неподражаем в бесшумных и надлежаще подготовленных опалах. Быть может, он боялся также, что Сазонов, узнав о готовящейся отставке, прибегнет к заступничеству союзных послов, чтобы сохранить за собой власть. Теперь же указ об отставке и назначении Штюрмера ставили и Сазонова, и союзников перед свершившимся фактом, и времени, потребного для приезда Сазонова из Финляндии, было совершенно достаточно для того, чтобы приучить иностранцев к мысли, что уже возвратившийся Сазонов во всех отношениях «конченый человек».

В самом деле, как ни торопился Сазонов, но когда он приехал, то Штюрмер, не подождав ещё отъезда Сазонова из министерской квартиры, уже прислал своих курьеров с распоряжением произвести в этой квартире известные изменения согласно своим вкусам. Эта торопливость, которая в нормальных условиях была бы величайшей бестактностью, в этот момент имела символическое значение. Как я узнал позже от Нахимова, ставшего секретарём Штюрмера по должности, так же как он был раньше секретарём Горемыкина, Штюрмер чрезвычайно боялся, чтобы наше ведомство, которое он совсем не знал, не устроило ему какой-либо неожиданности, и посылкой своих курьеров хотел дать понять, что с момента появления указа о его назначении он является единственным хозяином ведомства.

Впечатление, произведённое увольнением Сазонова и назначением Штюрмера одновременно и председателем Совета министров, и министром иностранных дел, Штюрмера, который до тех пор делал только административную и придворную карьеру, но к дипломатии никогда никакого отношения не имел, было ошеломляющее. Ошеломила эта новость не только наше ведомство и иностранные, в особенности союзные посольства, но и нечиновный и общественный Петроград, всех тех, кто сколько-нибудь был посвящён в политику, так как не надо забывать, что Сазонов был широко известен как убеждённый сторонник продолжения войны бок о бок с союзниками до победного конца и неумолимый противник идеи сепаратного мира с Германией.

Известно было далеко за пределами нашего ведомства, что Сазонов несколько раз в течение 1915 и 1916 гг. с негодованием отвергал все попытки Германии и Австро-Венгрии вызвать сепаратные переговоры о мире через всякого рода посредников и немедленно сообщал о них нашим союзникам, не останавливаясь перед раскрытием полностью всех этих посреднических агентов австро-германской коалиции. Зная столь непреклонную лояльность Сазонова, союзные послы Палеолог и Бьюкенен сразу после опубликования указа в тот же день приехали в министерство, чтобы справиться, в чём дело. Вид у них был не на шутку встревоженный, так как оба они подозревали, что это увольнение есть неизбежная прелюдия к выходу России из войны. Была им известна также неприязнь Распутина к Сазонову, которого тот считал главным препятствием для прекращения войны. В то же самое время постоянное демонстративно пренебрежительное отношение Сазонова к Распутину, несомненно, провоцировало последнего, о чём Сазонову, конечно, было прекрасно известно и чем он бравировал перед союзниками.