Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев

же боги благоволят Фивам, и я уверен, что и хвалёную плодовитость Ниобы, жены Амфиона, посрамит моя царица!

Ассуапи покачал головой и ничего не сказал. Эдип посмотрел на Миухетти и продолжил вещать:

— Иокаста — вот образец для подражания для всякой жены, не то, что некоторые! Падшие женщины, которые полезному ремеслу не обучены. Умеют только на ложе кувыркаться да стонать, так, что половина города слышит. Моя жизнь, к счастью, от шлюх избавлена.

Пальцы Миухетти сжали бронзовую рукоять кинжала на поясе. Автолик скосил на неё глаза, потом посмотрел на Эдипа. На скулах его играли желваки.

— Печально, что в столь молодом возрасте люди утрачивают мужскую силу и ценят женщину, только как повариху. Не беда! У достойнейшего Ассуапи всегда найдётся лекарство от недуга, — сказала Миухетти.

Эдип не успел ответить ей, вмешался врач:

— Нет, госпожа. Я-то могу полечить больного, но только по его собственной воле. Пусть больной сам придёт и попросит вылечить его от мужской слабости. Снадобья нужные у меня имеются, только вот насильно лечить нельзя. Недужные есть?

Кинжал остался в ножнах. Фиванский царь Эдип поднялся на ноги, и слегка поклонившись, покинул достойное собрание.

Молчание нарушил Меджеди. Он многозначительно посмотрел на Миухетти и спросил:

— Госпожа моя, тебя две «львицы» сопровождают за тем, чтобы ты самолично за острое хваталась? По чину ли тебе? Ты же знаешь, я за своих кого угодно удавлю. Царёк он там или кто.

— И он не пальцем делан, — возразил Автолик.

— Возможно, — неожиданно легко согласился Меджеди, — но нас больше.

— Латай вас потом, — мрачно сказал лекарь Ассуапи, — у меня только две руки, и ниток на всех не хватит. Да и что потом Верховному Хранителю говорить? Ири на подначки повелись, как дети малые, о долге и воле Величайшего позабыв? Да плевать, что он несёт. Верховный Хранитель счёл его важным для Дома Маат и Священной Земли, стало быть, нам следует приложить все усилия…

— Верховный Хранитель далеко, — перебила врача Миухетти.

— Меня так это только радует, — хмыкнул Меджеди.

— И с берегов Священной Реки видно не так хорошо, как отсюда, — добавила Миухетти.

— Ты, госпожа моя, считаешь, что Верховный Хранитель ошибся? — спросил врач.

— Его достойнейший брат, да будет голос его правдив, и то ошибался иногда, — ответила посланница, — Аменеминет же неопытен. Многих вещей не знает, иных не видит. Итеру-аа течёт из начала вечности, а всё одно, от разлива к разливу воды её иные чем прежде, хотя на вид и такие же. Слова мои о полезности Эдипа достойнейший Анхореотеф услышал три года назад.

— Всё изменилось? — спросил Ассуапи.

Она кивнула.

— Он очень изменился.

— Я вам говорил! — наклонился вперёд и понизил голос Меджеди, — с таким, как Эдип, толку не будет. Кто бы он ни был прежде, сейчас это не вождь воинов, а так, не пойми кто, при своей «мамаше».

— По правде-то ты верно говоришь, — согласился с ним Ассуапи, — не лечится такое, безнадёжный случай.

— Зря насмехаетесь, — покачал головой Автолик, — я вижу в нём силу. Но вы правы в том, что он не союзник и даже не попутчик. А Фивы — место проклятое.

— Ты прав, — согласилась Миухетти, — союзников надо искать в Микенах.

— Почему не в Афинах? — спросил Ассуапи.

Амфитея бросила на него быстрый взгляд, поджала губы, коротко мотнула головой.

— В Микенах, достойнейший, — сказала она твёрдо.

— В Микенах и ванакт настоящий, — кивнул Автолик, — не то, что некоторые.

— Но там тоже всё непросто, — вздохнула Миухетти.

— Разберёмся, — уверенным тоном сказал врач, — в Микены, так в Микены.

Миртойское море

В те дни, когда полуденное солнце только-только оказалось за спиной, Эдип ещё надеялся, что от Миухетти будет польза. Не дал фараон воинов, не завалил золотом, на которое можно было бы их купить, так хоть может Кошка своими сладкими речами повиснет на ушах Персеидов? Хотя бы лавагета-изгнанника[87] вернуть, ведь не Эдип же его изгнал, он его и в глаза не видел, наслышан только. И о доблести, и об искусстве военачальника. А ещё о том, что Персеиды родственничка терпеть не могут, но тот почему-то всё равно сидит у них под боком и в Фивы возвращаться не горит желанием.

Когда в дымке за кормой растаял Тир, он же Цор и Тисури, родной город Кадма, Эдип ещё пытался добиться у Миухетти ответа, что она намерена делать, как собирается исполнять своё обещание помощи. А она отвечала вопросом на вопрос. Дала понять, что сначала нужно фараону службу сослужить, а уж потом и поддержка будет.

«А может и не будет», — додумал Эдип, — «легка ты на обещания. Почти, как на передок».

Как-то совсем не просматривалось общности интересов, а чем дальше, тем более очевидным становилось, что с «черноногими» и лживой предательской Кошкой ему не по пути.

Когда достигли южной оконечности Китноса, ладья Эдипа обогнула мыс и взяла курс на северо-запад, к Лавриону, до коего уже рукой подать было, а корабли ремту отравились на запад, к Гидрее, Питиусе, и вскоре вошли в Арголидский залив. Цель путешествия приближалась.

Знаменосцу Великой Зелени так понравилось общение с придворным лекарем, что он давно уже перешёл на «Госпожу звёзд», оставив командование на «Убийце змей» заместителю. Теперь эти двое только и занимались обсуждением всевозможных недугов, мнимых и действительных, коими страдала многочисленная родня Меджеди, а в первую очередь его жена, дама высокородная, вздорная и мнительная. Может он и в море-то сбежал от неё, а вовсе не от Верховного Хранителя. Кроме того, Ассуапи оказался неиссякаемым источником всевозможных занимательных историй.

Больше всего Меджеди потрясла байка о том, как некий молодой ученик в оазисе Cетх-Аму[88] по небрежности налил зловонную «воду Амена» в сосуд, на стенках которого оставался порошок для прижигания ран, приготовленный по просьбе одного врача. Сосуд забыли почти на месяц, а когда один из жрецов обратил на него своё внимание и попытался отскрести странную чёрно-бурую корку со стенок, неведомая сила разорвала беднягу на куски. Причину и следствие тогда долго не могли связать.

— Вот бы на стрелы такое наносить! — восхитился хери-хенит.

— Враги весьма порадуются, — усмехнулся врач, — ибо воинство Величайшего само себя изведёт.

Когда вдали показался скалистый мыс, скрывавший портовый городок Навплию, обе «львицы» вышли вперед.

— Разве не нам следует причалить первыми? — удивился Ассуапи.

— Это для безопасности, — пояснил Меджеди.

— Нам что-то может угрожать? — встревожился врач.

— Здесь осторожность не повредит. Эти воды кишат пиратами.

— Кем? — не понял Ассуапи.

На языке ахейцев он не говорил большую часть жизни, множество слов позабыл.

Миухетти пояснила.