Нравы Мальмезонского дворца - Сергей Юрьевич Нечаев

с Александром в знак большой признательности Жозефина подарила ему великолепную камею, подарок от Папы Римского, преподнесенный ей в день коронования, а также великолепную чашу со своим миниатюрным портретом.

После этого визита, не оставшегося незамеченным, Мальмезон стал местом встреч людей со всей Европы. Прибыл король Пруссии и немецкие принцы. Прибыли великие князья Николай и Михаил, Бернадотт, ставший наследником шведского престола, некоторые из маршалов. Даже англичане, в частности лорд Беверли и два его сына, были замечены в этом паломничестве. Единственный, кто воздержался от визита, был император Австрии. Жозефина принимала всех с достоинством, ведь на какое-то время она снова стала первой дамой Франции. Брошенная за ненадобностью, она стала наслаждаться коротким бабьим летом популярности и в своей роли отверженной жены получала покровительство всех властвующих особ и высокопоставленных офицеров, которые прибывали в Париж, как победители. Она была окружена всеобщим вниманием и после отъезда Марии-Луизы стала единственной императрицей – последним живым воплощением минувшей эпохи.

Метания Талейрана

Император Александр I, прусский король Фридрих-Вильгельм III и австрийский фельдмаршал князь Шварценберг, представлявший своего императора Франца I, посчитавшего неудобным для себя участвовать в захвате столицы, где царствовала его дочь, теперешняя супруга Наполеона, вступили в Париж во главе своих войск 31 марта 1814 года.

Простые парижане, в отличие от москвичей в 1812 году, не только не подумали поджигать свой город, но и не попытались даже толком оборонять его. Большинство горожан, заполнив тротуары и балконы домов, с интересом смотрело на колонны союзников, бурно приветствуя «освободителей».

Следует отметить, что когда императрица Мария-Луиза с маленьким сыном покинули Париж, бывший министр иностранных дел Наполеона Шарль-Морис де Талейран-Перигор мучился лишь одним вопросом, как сделать так, чтобы разом и уехать из Парижа и не уезжать из Парижа?

Талейран находился перед труднейшим выбором: ехать ему за императрицей, как велел Наполеон всем главнейшим сановникам, или оставаться в Париже? Если ослушаться императора и остаться в Париже, то в случае победы Наполеона, а также в случае его отречения в пользу своего сына, ему, Талейрану, может очень дорого обойтись эта измена. С другой стороны, было похоже, что союзники победили окончательно и бесповоротно, а это необычайно повышало шансы Бурбонов, и вот тут-то Талейран и мог бы, если он останется в городе, взять на себя деятельную роль соединительного звена между союзниками и Бурбонами. Кто, как ни он, мог в этой ситуации с ловкостью организовать такую обстановку, чтобы вышло, будто сама Франция низлагает династию Бонапартов и призывает династию Бурбонов.

Итак, и уехать из Парижа было нельзя, и не уезжать – тоже было нельзя. Решение такой задачи, на первый взгляд, противоречило законам физики и было совершенно невозможным, но не для такого человека, как Талейран, который как раз в самых безвыходных ситуациях всегда и обнаруживал наибольшую находчивость.

Выход, как обычно, был найден очень быстро. Сначала он отправился к префекту полиции Паскье и дал тому понять, что было бы весьма уместно, если бы, например, при выезде из города его, князя Талейрана, «народ» не пропустил бы дальше и «силой» принудил вернуться домой. В конце концов, условились на том, что не «народ», а национальная гвардия задержит Талейрана и вернет его назад. Сразу же после этой договоренности Талейран с багажом, секретарями и слугами в открытой карете выехал из своего дворца, так сказать, «во имя честного исполнения своего верноподданнического долга и согласно приказу Его Величества Императора Наполеона», чтобы присоединиться к пребывавшей в Блуа, маленьком городке на Луаре в полутора сотнях километров к юго-западу от Парижа, императрице и ее сыну, наследнику императорского престола. Но, «к великому прискорбию», Талейрану на глазах у всех помешали исполнить его долг какие-то наглые солдаты, которые задержали его карету и вернули его в город! После этого он направил рапорт о случившемся прискорбном инциденте архиканцлеру империи Камбасересу, герцогу Пармскому.

«Французский народ» желает Бурбонов

Застраховав себя таким образом от гнева Наполеона, Талейран сейчас же стал работать над подготовкой возвращения или, как уже начали говорить, реставрации Бурбонов. А на следующий день он, как представитель Франции, уже принимал в своем дворце на улице Сан-Флорентен вступившего в столицу русского императора Александра.

По всем правилам, Александр должен был остановиться в Елисейском дворце, но вследствие неизвестно откуда полученного предупреждения, что там он подвергнется опасности (легко догадаться об источнике этой «достоверной информации» о заложенной бомбе), он предпочел остаться во дворце Талейрана.

Перед своим приездом на улицу Сан-Флорентен император Александр откомандировал к Талейрану своего дипломата графа Нессельроде, и они вместе сочинили ту самую знаменитую декларацию, помеченную 31 марта 1814 года, в которой объявлялось, что союзники более не будут вести переговоров ни с Наполеоном, ни с его семьей.

Естественно, что вопрос о правительстве, которое предстояло установить во Франции, был главной темой разговора императора Александра с Талейраном. Тот, не колеблясь, заявил, что династия Бурбонов наиболее предпочтительна как для тех, кто мечтает о старинной монархии с нравственными правилами и добродетелями, так и для тех, кто желает новой монархии со свободной конституцией. А раз Франция хочет именно Бурбонов, то речь должна идти о Людовике XVIII, среднем брате обезглавленного в 1793 году короля Людовика XVI.

Император Александр колебался. Ему, судя по некоторым признакам, хотелось бы посадить на французский престол трехлетнего сына Наполеона с регентством его матери Марии-Луизы, а предлагавшийся Людовик XVIII был русскому императору в высшей степени антипатичен.

– Как я могу быть уверен, – недоверчиво спросил он Талейрана, – что французский народ желает Бурбонов?

Не моргнув глазом, тот ответил:

– На основании того решения, Ваше Величество, которое я берусь провести в Сенате и результаты которого Ваше Величество тотчас же увидит.

– Вы уверены в этом? – переспросил Александр.

– Я отвечаю за это, Ваше Величество.

Сказано – сделано. 2 апреля Талейран спешно созвал Сенат. Это учреждение не играло при Наполеоне ни малейшей роли и ограничивалось положением послушных исполнителей императорской воли. Они привыкли пресмыкаться перед силой, без рассуждений повиноваться приказу, и если из ста сорока одного на призыв Талейрана откликнулось всего шестьдесят три сенатора, то это произошло, главным образом, потому, что еще не все освоились с мыслью о крушении Империи. Опираясь на поддержку союзных армий, стоявших в столице и во Франции, Талейран легко достиг того, что, во-первых, Сенат постановил избрать временное правительство с поручением ему вести текущие дела и выработать проект новой конституции, а, во-вторых, чтобы во главе этого правительства был поставлен именно он – Шарль-Морис де Талейран-Перигор.

Вечером того же дня он принес императору Александру решение, объявлявшее о низложении Наполеона и о восстановлении власти Бурбонов с конституционными гарантиями. Русский император был поражен, когда среди подписей сенаторов, требовавших восстановления власти Бурбонов, он увидел