Нравы Мальмезонского дворца - Сергей Юрьевич Нечаев

и нашел, что она сильно изменилась. Он предложил ей прислать своего личного врача, но больная отклонила это предложение из боязни обидеть господина Оро, к которому она испытывала чувства доверия и признательности. А тем временем у нее появились признаки горячки. Взволнованный Эжен писал своей жене в Баварию: «Врач говорит, что это всего лишь простой катар, но мне кажется, что она совсем плоха».

Вечером 25 мая состояние Жозефины потребовало срочного присутствия врача. В отсутствие доктора Оро, уехавшего в Париж, обратились к местному доктору Лямурё из Рюэйя, который, приехав, ужаснулся состоянию императрицы. Он предложил поставить ей на спину двадцать пять пиявок, но остерегся делать это в отсутствие личного врача Жозефины. На поиски последнего отправились в Париж. Приехав в замок, доктор Оро сделал выговор своему коллеге из Рюэйя, заявив:

– Эх, месье, в подобном случае не надо было ждать меня: два потерянных часа могут оказаться смертельны.

Это утверждение со стороны врача, совсем недавно констатировавшего простой насморк, удивило многих. Бедный доктор Лямурё ничего не мог понять и дрожал как осиновый лист, ведь после подобной тирады, если бы Жозефина внезапно умерла в тот же вечер 25 мая, вся ответственность за это легла бы на него!

Герцогиня Лора д’Абрантес, вдова покончившего с собой годом раньше генерала Жюно, навестила Жозефину 26 мая и предложила познакомить ее с лордом Катхартом, английским представителем при императоре Александре в Париже.

– Хорошо, – весело сказала Жозефина, – приходите к завтраку послезавтра 28-го числа, и мы проведем весь день вместе.

По результатам этого визита Лора, всегда замечавшая малейшие детали поведения окружавших ее людей, спокойно уехала, мало беспокоясь о состоянии здоровья подруги. В своих «Мемуарах» она потом написала: «Я покинула ее в состоянии, мало угрожающем ее здоровью».

На следующий день, 27 мая, наступил новый приступ. Жозефину на этот раз осмотрел сэр Джеймс Уили, личный хирург русского императора.

Относительно этого шотландца, эмигрировавшего в Россию в 1780 году, можно сказать следующее: в 1801 году во время убийства царя Павла I, у которого он был личным врачом, он согласился фальсифицировать причины смерти, констатировав смерть от апоплексического удара. И это в обстоятельствах, когда Павел был убит, а затем еще и задушен! Его сына, Александра Павловича, всегда подозревали в организации этого дворцового переворота, в котором он в конечном итоге оказался главным заинтересованным лицом. Похоже, что Александр взял этого Уили к себе личным врачом и быстро назначил его директором Медицинского департамента Военного министерства для компенсации подобного рвения.

После осмотра сэр Джеймс Уили объявил Гортензии:

– Ее Величеству очень плохо, было бы правильно наложить ей нарывные пластыри.

Весьма странное лечение от ангины…

Вечером того же дня прибыл посыльный с сообщением о визите русского императора на следующий день. Утром 28 мая в десять часов утра герцогиня д’Абрантес, как и договаривались, прибыла в Мальмезон в сопровождении лорда Катхарта. Она была принята господином де Бомоном, камергером Жозефины, который сообщил, что императрица лежит в постели, что у нее горячка и что ее сын Эжен также болен. Озабоченно качая головой, де Бомон все время повторял:

– Ожидается визит русского императора, но так как болезнь наступила очень быстро, не было времени его предупредить…

Герцогиня д’Абрантес и лорд Катхарт отправились назад в Париж, так и не повидав в тот день Жозефину.

Жоржетта Дюкрест, одна из придворных дам Жозефины, вспоминает:

«В ночь с 27-го на 28-е она впала в летаргический сон, длившийся пять часов. В десять утра прибыл господин Бурдуа».

Это был опытный врач из Парижа.

Жоржетта Дюкрест пишет:

«Как и господин Оро, он нашел, что все средства исчерпаны. Он счел необходимым предупредить об этом королеву Гортензию и вице-короля».

Дети Жозефины именно в ночь с 27-го на 28-е послали за священником в Рюэй. Но того не оказалось на месте, и тогда обратились к старому гувернанту детей Гортензии, который когда-то давно был священником. Он-то и исповедовал Жозефину. Как рассказывает Жоржетта Дюкрест, «она отвечала ему с трудом, язык ее все более и более заплетался, но лицо не потеряло ни своего спокойствия, ни своей красоты».

28 мая Жозефина уже совсем ничего не понимала и не воспринимала. Доктор Оро говорил, что она была, как пьяная. Но это не было опьянением. Она стонала от нестерпимой боли, раздиравшей ее горло.

В ночь с 28 на 29 мая Жозефина впала в пятичасовой летаргический сон. Перепуганная Гортензия обратилась к докторам Бурдуа, Лямурё и Лассерру. Эти специалисты, посовещавшись друг с другом, диагностировали так называемую инфекционную эскинансию (так раньше называли ангину).

Обессиленная Жозефина не произносила больше ни одного членораздельного слова. Впрочем, находясь в благородном намерении послужить легенде императрицы, ее придворная дама Жоржетта Дюкрест приписала ей предсмертные слова, которые она, возможно, никогда и не произносила. По версии Жоржетты Дюкрест, Жозефина сказала угасающим голосом:

– По крайней мере, когда я умру, обо мне будут сожалеть… Я всегда желала счастья Франции… Я сделала все, что было в моих силах, чтобы этому способствовать, и я могу с уверенностью сказать вам, кто присутствует при моих последних часах, что первая жена Наполеона не проронила ни слезинки…

Смерть Жозефины

29 мая, в воскресенье, император Александр еще раз прибыл в Мальмезоне, но Жозефину не сочли необходимым проинформировать об этом. Ее безнадежное состояние вынудило Гортензию вызвать к умирающей матери аббата Бертрана, наставника своих детей. Аббат прибыл и начал заниматься полагающимися в подобных случаях процедурами. Потрясенная горем Гортензия не выдержала и потеряла сознание. Когда она пришла в себя, ее брат Эжен взял ее за руки и объявил, заливаясь слезами, что их мать умерла в половине двенадцатого…

Итак, это произошло 29 мая 1814 года. А 24 июня Жозефине должен был исполниться пятьдесят один год; и это именно тот возраст, в котором умрет Наполеон семь лет спустя. Странно, но этим двум своим избранникам, двум островитянам, некоренным французам, надевшим на голову корону Франции, Судьба выделила равное количество лет на этом свете. И умерли они в одном месяце – мае. Наполеон – через семь лет после нее, ровно настолько он был ее младше.

Доктор Беклар, специалист по анатомическим работам, с помощью фармацевта Каде-Гассикура и доктора Оро осуществил вскрытие покойной. Трахея-артерия бывшей Императрицы была неузнаваемой. Врачи констатировали: «Мембрана ярко-красная и разрывается от прикосновения. Легкие, прилегающие к плевре, и бронхи кажутся серьезно пораженными».

Подобное заключение специалистов не может не удивлять. Как это «кажутся пораженными»? Легкие и бронхи бывают либо поражены, либо не поражены, но они не могут казаться пораженными…

С официальной версией смерти Жозефины вообще трудно согласиться, и этому есть несколько причин. Прежде всего, странно, что до сих пор нет единого мнения о болезни, погубившей совсем еще не старую Жозефину. Одни историки называют инфекционную ангину,