Нравы Мальмезонского дворца - Сергей Юрьевич Нечаев

провели в Манте. Во время переезда императрица могла увидеть, насколько она любима: везде, где бы она ни проезжала, на лицах встречавшихся нам людей можно было прочитать лишь нежную и мучительную растерянность. Никто не знал, какая судьба его ждет; у женщин из глаз лились слезы; и даже мужчины не могли удержаться, видя уезжающую императрицу, которая столько лет была матерью всем бедным и несчастным».

Мадемуазель Аврийон была первой горничной Жозефины, она видела все своими глазами, и у нас нет оснований не верить ее воспоминаниям. Она пишет:

«Путешествие из Мальмезона в Наварру было грустным и тяжелым, это неоспоримо, и иначе и быть не могло… Тем не менее я могу утверждать, что Ее Величество, а я не покидала ее ни на минуту, не показала ни малейшего признака отчаяния. Напротив, она была спокойна и молчалива. Конечно, она была глубоко удручена, но никогда прежде она лучшим образом не доказывала того, что страх ей неведом.

Когда мы на второй день прибыли в Наварру, императрица находилась в трансе из-за судьбы императора и своих детей; за все время переезда от них не поступило никаких новостей, никаких известий. Ее Величество легла спать очень поздно, но так и не смогла сомкнуть глаз. В ту ночь я постоянно находилась возле нее, и мы разговаривали: нам было трудно говорить о чем-либо ином, как о наших общих беспокойствах. Они стали еще сильнее, когда на следующее утро мы услышали орудийные выстрелы со стороны Парижа».

Итак, поздно вечером 30 марта 1814 года Жозефина уже была в своем Наваррском «герцогстве». Там, в Нормандии, ей и сообщили о падении Парижа и о низвержении Наполеона. Можно себе представить, что пережила в это время его бывшая жена.

Капитуляция Парижа

Несчастный, многострадальный Париж! На требование сдать оружие его немногочисленные защитники сначала ответили отказом, но затем, когда формальный руководитель обороны Жозеф Бонапарт исчез из города, увезя с собой военного министра и всю свою свиту, войска маршала Мортье отошли на юг в сторону Эссона, а маршалу Мармону ничего уже не оставалось, как начать сдавать численно превосходящему противнику одну заставу за другой. В целом все сходились во мнении, что падение Наполеона было бы единственным средством спасения для истощенной войнами страны.

Господин де Талейран попросил у находившегося в замешательстве Мармона аудиенции и был тут же принят им. В качестве предлога Талейран начал говорить что-то о коммуникациях, спросил, нет ли еще казаков на левом берегу Сены. Потом он долго говорил о несчастьях французского народа. Мармон вроде бы соглашался с ним, но в глубине души мечтал лишь о том, чтобы заниматься своим военным ремеслом и ждать, когда время и сила обстоятельств сами принесут решение, уготовленное Провидением.

31-го Мармон занял позиции в Эссоне, а в ночь с 31 марта на 1 апреля отправился в Фонтенбло повидаться с прибывшим туда Наполеоном и обговорить с ним последние события. Император прекрасно понимал свое положение: он был почти разбит, и ему необходимо было вступать в переговоры. В тот же день из Парижа вернулись офицеры, остававшиеся там для сдачи застав союзникам, и они рассказали о проявлениях радости и восторга, которыми были встречены вражеские войска при вступлении в столицу, а также о заявлении императора Александра I о его нежелании вступать в переговоры. Получалось, что национальная гордость и чувство благородного партиотизма, такие естественные для французов, уступили место ненависти, которую у всех вызывал Наполеон. Все хотели окончания этой нелепой борьбы, начатой два года назад и сопровождавшейся бедствиями, которых еще не знала история. Спасение виделось лишь в свержении человека, амбиции которого привели к таким огромным проблемам.

Вскоре Временное правительство, сформированное 1 апреля и возглавляемое Талейраном, подготовило декрет, провозглашавший отрешение Наполеона и всех членов его семьи от власти.

В сложившихся обстоятельствах Мармон принял решение сохранять перемирие, чтобы дать политикам возможность урегулировать участь его страны. Так называемое общественное мнение считало Наполеона единственным препятствием в этом деле, и Мармон решил признать Временное правительство и присоединиться к нему.

4 апреля Наполеон уступил энергичным уговорам своих маршалов и, признавая невозможность дальнейшего продолжения борьбы, принял решение отказаться от короны в пользу своего трехлетнего сына. Для ведения переговоров с союзниками он назначил полномочными представителями маршалов Нея и Макдональда, а также генерала де Коленкура. Эти трое вместе с примкнувшим к ним маршалом Мармоном приехали в Париж и имели беседу с императором Александром I, всеми силами отстаивая права сына Наполеона и идею регентства. Дискуссия была долгой и очень оживленной, однако русский император закончил ее, объявив, что он не может один решать такой важный вопрос и что ему необходимо посоветоваться со своими союзниками.

Глава семнадцатая. Тайна смерти Жозефины

Возвращение Жозефины в Мальмезон

6 апреля 1814 года рано утром полномочные представители вернулись из Парижа в Фонтенбло. Они доложили императору о том, что союзники в конечном итоге отказались от признания прав династии Бонапартов на престол. Выслушав их рассказ, Наполеон подошел к столу и подписал акт отречения.

Эту новость парализованная страхом Жозефина узнала, находясь в своем Наваррском замке, а через несколько дней адъютант российского императора нанес ей визит и сообщил об августейшем предложении вернуться назад в Мальмезон. Из этого опытная в таких делах Жозефина сделала вывод, что врагов ее бывшего мужа можно не опасаться.

Особенно это относилось к русскому императору Александру, у которого бывшая на четырнадцать лет старше его Жозефина, брошенная ради более молодой и родовитой супруги, вызывала чувство рыцарского сопереживания. Тридцатишестилетнему мужчине приятно было бы стать ее добрым другом и надежным защитником. Кроме того, императору Александру было бы лестно к победе над Наполеоном прибавить маленькую личную победу над его бывшей супругой.

Мадемуазель Аврийон рассказывает:

«Когда в Париже все успокоилось, королева Гортензия, встретившаяся с монархами стран-союзниц, написала матери, что та может возвращаться в Мальмезон. Она была очень обрадована приемом, оказанным ей монархами, особенно императором Александром, который продемонстрировал ей горячее желание увидеться с Ее Величеством.

Через несколько дней мы отправились в путь по направлению к Мальмезону. Приехав, Ее Величество обнаружила отряд русских охранников, обосновавшийся у нее. Едва мы расположились на месте, как был замечен определенный беспорядок. Побили консьержа, разломали кое-какую мебель, но это все, за исключением избитого консьержа, было неважно, так как охрана прибыла очень даже вовремя и предотвратила гораздо большие грабежи, которые вполне могли произойти. Один Бог знает, что могли натворить эти проклятые казаки, ибо события разворачивались так быстро, что не было возможности предпринять никаких мер предосторожности. За исключением драгоценностей, которые Ее Величество забрала с собой, все было брошено: вазы, мебель, картины, статуи, предметы искусства, животные, сады».

Мальмезонские встречи

16 апреля 1814 года в половине