Сталинград - Энтони Бивор

Опасность исходила не только от цензоров. Один наивный 18-летний украинский парень, направленный в дивизию Родимцева, сказал своим товарищам, что не все, что говорят о враге, правда. «На оккупированной территории у меня остались отец и сестра, и немцы там никого не убивают и не грабят. Они хорошо обращаются с людьми. Моя сестра работала у немцев».[468] Дальше ему задавали вопросы уже в особом отделе. В Москву ушло донесение: «Идет следствие».

И все-таки политические репрессии в РККА стали слабее. Сталин, всеми силами пытавшийся укрепить боевой дух своих войск, вспомнил о славном боевом прошлом русской армии. Для высшего командного состава были учреждены награды, напомнившие о подвигах ее великих полководцев, – ордена Кутузова и Суворова, но самой значимой переменой стал приказ № 307 от 9 октября 1942 года, восстанавливающий в армии единоначалие. Роль политруков была понижена до воспитательной работы.

Комиссары и до этого знали, как сильно презирают и ненавидят их офицеры. Теперь это презрение многие даже не считали нужным скрывать. По слухам, наиболее оскорбительно вели себя офицеры авиационных полков. Политическое управление Сталинградского фронта сетовало на сложившееся «абсолютно неправильное отношение»,[469] ведь один командир полка сказал своему начальнику политотдела: «Без моего разрешения ты не имеешь права входить и обращаться ко мне».[470] Бытовых привилегий у политработников больше не было – теперь они были вынуждены питаться вместе с простыми солдатами. Даже младшие лейтенанты осмеливались спрашивать, почему комиссары должны получать офицерский денежный аттестат, если они «больше ни за что не отвечают, только читают газеты и спят».[471] Политотделы стали рассматривать как ненужные придатки. Могли ли комиссары с этим смириться? Добронин, несомненно желая получить поддержку, писал Щербакову, что все это ведет к «контрреволюционным высказываниям».[472] При этом еще в начале октября он докладывал, что один солдат сказал: «Вот придумали ордена Кутузова и Суворова. А если снова появится Георгиевский крест, тут и советской власти конец».[473]

Конечно, главные коммунистические награды – звание Героя Советского Союза, орден Красного Знамени и орден Красной Звезды – не потеряли своего значения. Орденом Красной Звезды, в частности, награждали бойцов, которые сумели подбить немецкий танк. Таких было немало, и, когда в ночь на 26 октября заместитель командира 64-й армии по личному составу, дожидаясь переправы через Волгу, потерял портфель с 40 орденами Красного Знамени, поднялся страшный переполох. Можно было подумать, что пропали все оперативные карты Сталинградского фронта… На следующий день пропажа обнаружилась в двух километрах от переправы. В портфеле не хватало одного ордена. Очевидно, его прихватил какой-нибудь подвыпивший солдат, который решил, что его заслуги на фронте оценены не в полной мере.

Это предположение отнюдь не свидетельствует о том, что простые красноармейцы без уважения относились к наградам – символам солдатской храбрости. Сложились и свои ритуалы. Когда боец получал награду, товарищи клали ее в кружку с водкой. Водку полагалось выпить до дна, а орден или медаль вытащить зубами.[474]

А тот самый заместитель командира армии по личному составу предстал перед трибуналом по обвинению в преступной халатности.[475]

Впрочем, истинными «стахановцами» войны были не бронебойщики и не артиллеристы, а снайперы. В 62-й армии сложился своеобразный культ снайперского искусства, и в преддверии 25-й годовщины Октябрьской революции в соединениях Красной армии развернулась целая пропагандистская кампания с «новой волной социалистического соревнования за наибольшее число убитых фрицев».[476] Тот, кто уничтожил 40 вражеских солдат, получал медаль «За отвагу» и удостаивался звания «почетный снайпер».[477]

Самым известным снайпером, хоть и не самым результативным, стал Василий Зайцев из дивизии Батюка. К 7 ноября 1942 года он довел личный счет убитых фашистов до 149. (Зайцев обещал убить к годовщине Октября 150 врагов, но не получилось.) А вот снайпер, известный только как Жиган, к 20 ноября убил 224 фашиста. Впрочем, немногословный Зайцев, деревенский парень с Урала, был в 62-й армии всеобщим любимцем. Известия о его новых победах передавались по всему фронту из уст в уста.

Зайцев организовал что-то вроде школы молодого снайпера, и его учеников стали называть зайчатами. Словом, в 62-й армии началось снайперское движение. Часто проводились встречи стрелков, на которых они делились секретами своего мастерства и рассказывали о тактических приемах. Донской и Юго-Западный фронты подхватили почин – у них тоже было немало метких стрелков, таких как сержант Пассар из 21-й армии. На счету этого снайпера, гордившегося прицельными выстрелами в голову, были 103 убитых врага.

Командование особенно выделяло снайперов нерусской национальности, например украинца Кучеренко, убившего 19 фашистов, и одного узбека из 169-й стрелковой дивизии, всего за три дня «уложившего» пятерых. Снайпер Ковбаса из 64-й армии оборудовал для себя специальную позицию: три окопчика, соединенные ходами. В одном он спал, а два других использовал для ведения огня. Кроме того, Ковбаса устроил ложные позиции перед окопами соседних взводов и устанавливал там белый флаг, закрепленный на рычагах, которыми можно было управлять на расстоянии с помощью веревок. Ковбаса с гордостью утверждал, что, как только какой-нибудь фашист видел поднятый белый флаг, он, не в силах удержаться, вставал в окопе, чтобы было лучше видно, и кричал: «Rus, komm, komm!», то есть «Рус, иди сюда!».[478] Тогда Ковбаса сражал его метким выстрелом сбоку. Снайпер Данилов из 161-го стрелкового полка перенял этот опыт – он тоже оборудовал ложные позиции. Правда, Данилов устанавливал в них чучела, одетые в форму бойцов Красной армии… Он ждал, когда какой-нибудь неопытный немецкий солдат выстрелит в них. Жертвами Данилова стали четверо таких ротозеев. Старший сержант Долынин из 13-й гвардейской дивизии, устроившись на чердаке, уничтожил группу автоматчиков и артиллерийский расчет. Однако самой ценной добычей считались немецкие корректировщики огня. «Двое суток [старшина Студентов] выслеживал офицера-наблюдателя и убил его первым же выстрелом». К годовщине Октябрьской революции Студентов обещал довести счет убитых фашистов со 124 до 170.

У каждого известного снайпера были свои собственные приемы «охоты» и излюбленные места укрытий. Ильин, политрук гвардейского стрелкового полка, который действовал в районе завода «Красный Октябрь», часто использовал в качестве укрытия старые бочки или трубы. На счету этого «почетного снайпера» было 185 убитых врагов. Ильин говорил: «Фашисты должны знать силу оружия в руках советских героев»[479] – и пообещал обучить еще десятерых метких стрелков.

В некоторых советских источниках утверждается, что немцы для охоты на Зайцева пригласили руководителя своей снайперской школы, однако тот его перехитрил. После этой своеобразной дуэли, продолжавшейся семь дней, Зайцев все-таки обнаружил фашистского снайпера, укрывавшегося под толстым листом искореженного кровельного железа, и метким выстрелом сразил его. Оптический прицел с винтовки врага, который якобы Зайцев называл своим самым ценным трофеем, в настоящее время экспонируется в Центральном музее вооруженных сил Российской Федерации в Москве, однако в целом эта история остается неубедительной. Стоит отметить, что в ежедневных донесениях Щербакову о ней нет никаких упоминаний, хотя практически все остальные случаи снайперского мастерства описаны подробно.

Гроссман очень интересовался характерами снайперов. Он был хорошо знаком с Зайцевым и другими меткими стрелками, в частности с Анатолием Чеховым. Анатолий, как и его отец, работал на химическом заводе. Чехов с детства «познал темные стороны жизни»[480] – отец пил. В школе мальчик больше всего любил географию, и теперь, подолгу лежа в укрытии и поджидая очередную жертву, он мечтал о дальних странах и путешествиях. У Чехова бесспорно имелся талант стрелка, и где ему было раскрыться, как не на войне? Анатолий был лучшим в школе снайперов. Этому 20-летнему парню от природы было чуждо чувство страха смерти – точно так же, как орлу чужд страх высоты. Он обладал редким даром маскироваться. Позиции Чехов выбирал, как правило, на верхних этажах высоких зданий. Чтобы вспышка выстрела не выдавала его местонахождения, Анатолий придумал специальную насадку на винтовку, и еще он никогда не стрелял при плохом освещении, в частности в сумерках. Кроме того, этот снайпер предпочитал, чтобы перед ним была светлая стена.