Ничто. Остров и демоны - Кармен Лафорет

— Ну, раз они для тебя такие ненормальные, то не понимаю, голубчик, почему ты вздумал пригласить их сюда; лучше бы ты дал эти деньги мне на платья.

Так в тот вечер заявила Пино. Хосе вышел из терпения.

— Они приезжают, потому что мне этого хочется, понятно? Я рад, что они приедут сюда и увидят, как я живу и что у меня есть. Они всегда говорили, что я ничего не добьюсь и всю, жизнь буду неудачником. Теперь они сами неудачники… Кроме того, их пригласила Тереса. Она сделала бы это, если бы могла. Здесь ее дом, и здесь все поступают так, как того желала бы Тереса.

— Мне это уже слишком хорошо известно. — Голос Пино стал пронзительным. — Я сыта этим, понимаешь? По горло!.. По горло я сыта твоей Тересой.

Раскипятившись, Пино провела рукой по шее. В такие минуты становилось заметно, что один ее глаз слегка косит.

Марта машинально посмотрела на длинный стол, пустой край которого тонул в полумраке. На столе всегда стоял зеленый стеклянный кувшин со свежесрезанными желтыми розами, и Хосе неукоснительно следил, чтобы кувшин постоянно был на месте, потому что когда-то так нравилось Тересе. В усадьбе было много кустов желтых роз. Они цвели круглый год.

В столовой, просторной комнате, куда выходили три двери (одна из них служила парадным входом в дом), мебель стояла в том порядке, в каком ее расставила Тереса, — да так было и во всем доме, переделанном перед свадьбой родителей Марты. В той части комнаты, которая сейчас терялась в полумраке, находилась большая лестница темного дерева с навощенными ступенями, она вела на второй этаж. Марта взглянула и на лестницу. Под ней стояли плетеный соломенный диван и большие часы. «Уже время ложиться», — подумала девочка, глядя на циферблат. Спать ей не хотелось, но она торопилась поскорей уединиться в своей комнате, подальше от семейных дрязг.

Казалось, будто за окном идет дождь, — это ветер стучал о стекла нежными побегами плюща.

— Сыта ты Тересой или нет, тебе придется потерпеть, — сказал Хосе.

Тем и закончился разговор.

Немного погодя все трое гуськом поднялись по лестнице. Марта осталась одна в своей большой спальне, где мебель словно плыла по натертому полу. Красивое окно выходило в самую тихую и жаркую часть сада. Оно было открыто, и покой вливался в комнату. Вдруг раздался приглушенный расстоянием долгий стон пароходного гудка. Марта вздрогнула.

Ей всегда казалось чудом, что пароходные гудки через холмы и долины долетают до ее комнаты. И всегда они волновали ее. Глубокая тоска охватывала девочку, как будто кто-то далекий и любимый звал ее в ночной тишине.

«Я тоже бродяга».

При этих словах она улыбнулась, вспомнив своего деда, отца Тересы. То был человек редкой доброты, благородный и образованный. Тереса была его единственной дочерью, а Марта — единственной внучкой. Много лет прожила девочка в его доме в Лас-Пальмас: с тех пор как умер Луис Камино и заболела Тереса — до самой смерти деда. Именно дедушка и сказал однажды, отвечая на ее вопросы:

— Ты не должна обращать внимания, когда твоего отца называют нехорошим человеком и бездельником. Он был немного неудачником, понимаешь? Застрял тут на острове, а такая жизнь была не по нему. Он был из породы бродяг… Потому-то он и поссорился со своей семьей в Мадриде. Рождается иногда на свет такой человек и не находит себе покоя. Он нигде не может остановиться. И вечно его тянет на новые места.

— А женщины такие бывают?

Дедушка расхохотался и погладил ее по голове.

— Нет, женщин таких не бывает. Я, во всяком случае, не видал. Они пошли бы против своей природы.

Тем не менее Марта была уверена, что, несмотря на слова дедушки, в ее характере таилось что-то от бродяги. Она всегда мечтала повидать далекие страны. Гудки пароходов щемили ей сердце.

Когда дедушка умер, Хосе, назначенный ее опекуном, позволил Марте продолжать занятия; но в течение двух лет она занималась не в школе, а в интернате при монастыре. Ей бы нравилось там — она всегда легко привыкала к новой обстановке, — но ее тяготило сознание, что она заперта. Позже Хосе, постоянно живший в усадьбе, женился на сиделке Тересы. Свадьба состоялась прошлой весной. После этого Марту взяли из интерната, и она вернулась в школу.

Раздеваясь, Марта смотрела на выдвинутые пустые ящики своего письменного стола. В тот вечер она перенесла книги и бумаги в музыкальную комнату на первом этаже, где собиралась ночевать, когда приедут родственники. Свою спальню она уступит тете Онесте. В доме была только одна комната для гостей — в ней поместят Даниэля с женой.

Девочка потушила свет и лежала с открытыми глазами, думая о разных разностях. Она видела, как в прямоугольном окне блестели звезды. Из глубины сада проникал тонкий лучик света. Марта знала, что это Чано, садовник, укладывается спать в своей каморке над гаражом. Свет тотчас погас.

Марта не могла и предположить, что верзила-садовник был отчаянным трусом и перед сном, оставшись один, переживал худшие минуты за весь день. Тщательно закрыв ставни, он прислушивался в темноте к ударам ветра о стены гаража, стоявшего несколько на отшибе. Его комната, увешанная вырезанными из журналов фотографиями киноактрис, в эти минуты казалась ему враждебной. Перед тем как лечь в кровать, он осторожно заглядывал под нее и, потушив свет, с головой залезал под простыни. Но об этих его страхах так никто никогда и не узнал.

Вскоре и он, и Марта, да и все в доме, наверно, уснули.

Приоткрылась дверь в сад, и собаки яростно залаяли. Чано вздрогнул во сне. Но собаки сразу же замолчали, и спящий успокоился.

В этот момент Марта проснулась. Ей не случалось просыпаться по ночам, и она могла бы поклясться, что совсем не спала, — такой бодрой и свежей она себя чувствовала. У нее было ощущение, будто только что вновь прогудел пароходный гудок или кто-то окликнул ее по имени в ночной тишине.

Марта заснула, думая о своих тетрадях, о своих бумагах. Не все отнесла она в музыкальную комнату. Некоторые свои вещи она прятала среди старых книг, забытых в ящике на чердаке. Девочка начала прятать бумаги с тех пор, как узнала, что Пино имеет обыкновение рыться в ящиках ее письменного стола. Кроме того, чердак давно уже притягивал девочку. Она открыла его еще в то время, когда жила у дедушки. Каждое воскресенье старик и внучка в сопровождении дона Хуана приезжали в усадьбу, чтобы проведать больную, и оставались там весь день. Марта обнаружила ящик с книгами, принадлежавшими ее отцу, и принялась тайком читать одну за другой, испытывая при этом настоящее блаженство. Даже своему деду, придирчиво следившему за ее чтением, она не осмелилась признаться в этом. Позже, когда она стала записывать свои фантазии, ей нравилось писать именно на чердаке.

В ту ночь Марта думала о своих «легендах». С того дня, как она узнала об ожидаемом приезде гостей, эти легенды завладели всеми ее мыслями. Она писала о родном острове и о себе самой, вплетая в свои рассказы образы богов и демонов древнего народа гуанчей. Она хотела, чтобы легенды стали ее подарком гостям, ведь для них Гран-Канария была чужой неведомой страной. В конце концов эти рассказы превратились для Марты в тайное сокровище. Она любила их. Ей казалось, что, сочиняя легенды, она, быть может, станет достойной своих родных — людей искусства, творцов прекрасного.

Неудержимое желание писать захлестнуло ее горячей волной. Она спрыгнула с постели и босиком, в одной ночной сорочке, не зажигая света, легкой тенью скользнула в коридор. Два окна пропускали слабое свечение неба. В темном конце коридора винтовая лесенка поднималась на чердак. При каждом шаге ступени громко трещали. Было очень темно. Марта почувствовала легкое головокружение и ухватилась за перила, чтобы не упасть. Но ее стремление не ослабевало. Она поднялась еще выше и вздохнула с облегчением, когда нащупала дверь и большой ключ, торчавший в замочной скважине. Открываясь, дверь заскрипела, и в ночной тишине звук этот показался ей оглушительным. Черный холодный воздух обдал лицо девочки. Она поспешно отыскала выключатель.

Когда-то давно эта комната с четырьмя окнами, расположенная в башенке над домом, приглянулась Луису Камино, и он задумал устроить там библиотеку. Его проект, как и многие другие, не осуществился — в последние годы Луисом овладели безволие и апатия. Книги остались в ящике, среди старой мебели и чемоданов.

Марта подошла к ящику и легко приподняла две доски. Там хранился ее дневник и тетрадь с легендами. Сердце девочки колотилось. Карандаш всегда лежал у нее наготове. Она прикусила его, и через несколько секунд порывисто начала писать:

«Гран-Канария…

Зеленый утренний свет пропитан морской соленой свежестью, как будто каждое утро остров вырастает из волн.

После беспокойной ночи, полной проектов и планов, Марта наконец заснула. Подобно морским волнам, поднимаются складки ее белоснежных простынь и, захлестнув ее, превращаются в океан, сверкающий и бесконечный, каким он был в тот день, когда Алькора, древний канарский бог, извлек из его лазурной глубины семь счастливых островов. Вскипевшая вода скатывается с только что сотворенной тверди. Слепое сердце бешено бьется среди пенного морского тумана. И пляшут в первозданном хаосе духи Канарии.