Шах одноглазому королю (СИ) - Молчанов Анатолий

На этом послание обрывалось, причем я заметил, что последний абзац был написан в крайней спешке и не закончен.

Не так много я и узнал. Уничтожить машину, потому что тогда я не попаду назад? А как я тогда попаду назад? Поговорить с Вебером? О чем?

Опять вопросов больше, чем ответов.

Глава 28. Фальшивка.

Спичек у меня было три. Стрельнул в казарме, купить их все равно было негде, а те, что позаимствовал из запасов Зинаиды как-то быстро закончились.

Кстати, загораются, также хреново, как и спички 2021-го.

Технология, наверное, специальная. Противопожарная.

Зато коробки круть. Фанера.

Вот опять же интересно, а зажигалки zippo же с 32-го или 33-го в Штатах производятся. Их по ленд-лизу поставляли или нет?

Запомнил я текст записочки и сжег ее, попутно прикурив папиросу «Дели». Останки в виде черных лохмотьев пепла утонули в пресловутом граале типа «генуя».

Ну что, товарищ полковник? Ничего интересного и нужного из записки ты не почерпнул, как любил выражаться твой преподаватель по разведывательной и специальной подготовке незабвенный полковник Новиков.

Кроме того, с почерком гражданки Гальперн, она же Гуревич, ты, дорогой мой, не знаком вовсе, зато знаком со своим почерком, который после переселения душ и на почерк-то не похож, разве что, на почерк какого-то сильно пьяного доктора.

В записочке же почерк аккуратный, ровный, каллиграфический, я бы сказал. Для 2021-го слишком старорежимный, а уж для 2120 и подавно, если они там не решили ввести уроки чистописания для нейробиологов, в чем лично я очень сильно сомневаюсь.

В конце автора кто-то поторопил. Автора, но не почерк. Почерк остался ровным с характерным идеальным наклоном вправо. Пунктуация присутствует. Стиль? Стиль обычный. Слова, правда, всякие научные присутствуют «десенситизация», «абреакция», «регрессия». На 41-ый не похоже, но вот почерк и внезапно нашедшийся необходимый реактив...

Несомненно, шифровка — это подделка. Фуфел. Здесь двух мнений быть не может. Возможно никакого послания от Гуревич не существует в природе, а возможно существует, но Томская его скрыла по ей одной известным причинам.

Как там было написано в этой записке: «Не доверяйте ей!». Ну вот и не буду.

На этой мажорной ноте, я закончил свои размышления и вернулся в кабинет к заместителю директора библиотеки товарищу Богомоловой.

Томская что-то писала, сидя за столом. Я вошел без стука. Она оторвалась от своих бумаг и посмотрела на меня поверх очков:

— Ну что? Было там что-нибудь важное?

— Ничего. — ответил я и поставил на стол пузырек с хлорным железом.

— Совсем ничего? — спросила она.

— Совсем. — сказал я просто. Достал вату и положил рядом с пузырьком.

Она достала шкатулку и убрала туда вату с хлорным железом, потом вернула шкатулку в ящик стола.

— Хотите чаю? — поинтересовалась она. — Ваши люди уже заканчивают.

Никакой реакции. Абсолютно. Этого я не ожидал. Как-то она все равно должна была отреагировать на то, что ее фальшивка не прокатила, а тут ни капли ни удивления, ни замешательства. Либо бабуля самая лучшая актриса всех времен и народов, либо фальшивка вовсе не фальшивка.

— Хочу. — решил согласиться я на чай, в горле реально пересохло от дерьмовых папирос с гордым индийским названием.

— Полиночка, сделай, будь так добра, нам с товарищем военным по чашке чаю. — распорядилась Томская и вернулась к своей писанине. — Присаживайтесь, в ногах правды нет.

Я присел:

— Анна Федотовна, не могли бы вы сделать мне небольшое одолжение? — вежливо попросил я.

— Конечно, — сказала она, не отрываясь от своего занятия, — что вам угодно?

— Напишите мне адрес вашего знакомого художника, — сказал я, как можно более, нейтральным тоном, — возможно ваше хлорное железо... — дальше я сморозил чушь, другого выхода я не видел, — утратило свои свойства. Попытаю счастья еще раз.

— Можете купить в аптеке другое, — ответила она, — но, если вы настаиваете, мне не сложно.

Она достала обычную ученическую тетрадку в линейку и с розовыми полями, аккуратно вынула из нее лист и написала на нем перьевой ручкой, предварительно обмакнув ее в чернильницу непроливашку: «Павел Александрович Шиллинговский, Тучков переулок, 11, кв. 15.». После этого она промокнула листок пресс-папье и подала мне:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Пожалуйста. Адрес Академии художеств, где Пал Саныч работает тоже написать?

— Нет. Благодарю вас. — отказался я, забирая листок.

Пока я его складывал и убирал в карман гимнастерки я успел глянуть на почерк Томской. Почерк на лже-шифровке был другой. Может компаньонка-домохозяйка писала?

Количество вопросов увеличивалось не с каждым днем, а практически с каждым часом, а решений у меня пока не было ни одного.

Смысла в лже-шифровке я тоже не видел никакого. Если ее написала старуха, значит она в курсе, что Гуревич из будущего, знает, хотя бы поверхностно о ее миссии, а также о наличии машин по переносу сознания, знает о Вебере. Узнать об этом всем она могла только от самой Гуревич, либо же от Вебера или, что совсем невероятно, от кого-то еще из будущего.

Стоп. А почему это так уж невероятно? Вполне себе рабочая версия. Тогда я самая обычная пешка в какой-то игре. Причем игра должна стоить таких свеч, что мне и представить себе трудно, раз в качестве пешки использован целый полковник.

Я отвлекающий маневр для чего-то более важного? Или обеспечиваю кому-то прикрытие? Меня не раз за время моей службы использовали в темную. Так уж у нас заведено и не только у нас. Это один из столпов любой разведки в любой стране и, я уверен, во все времена.

Я вполне допускаю, что весь наш Главк используют в темную. За сто последующих лет разведка тоже не стояла на месте. Она развивалась, и я даже предположить не могу какими силами и средствами мои коллеги могут располагать там в будущем.

Так эти размышления мне ничего не дадут.

Вернемся к шифровке. Кто-то мне ее подсунул. Кто и зачем? Какую информацию я из нее получил?

Самое основное, что у немцев есть машина по переносу сознания. Этот факт подтверждается ситуацией с сомалийским террористом в моем времени. То есть эта информация мне и так была известна. Аноним мне здесь ничего нового не сообщил.

Из шифровки следует, что Гуревич нейробиолог, работавший над проектом по переносу сознания. Это мне также было известно ранее.

В операции замешаны военные из будущего. Это я тоже знаю.

Следующее, что я должен встретиться с Вебером в Лигово 4 сентября.

Дату и адрес дачи я тоже знал раньше. То, что они в шифровке стоят вместе ничего не добавляет к уже известной мне информации.

Информация о том, что я схожу с ума, мне тоже уже известна.

Методы лечения? Ну возможно. Только они слишком явно намекают на участие в процессе Богомоловой-Томской.

Единственная информация, которая несколько выпадает из уже известной мне картины — это требование уничтожить машину Вебера. Автор шифровки убежден, что она существует и по его утверждению, если я ее не уничтожу, то домой я не вернусь. Но как я вернусь, если я ее уничтожу?

Про причины, вынудившие Гальперн-Гуревич отправиться в руки немцев ни слова, разве что информация о том, что у немцев тоже есть машина по переносу сознания, которая мне ничего не дает.

Еще один незначительный нюанс. По мнению автора записки, мне стоит поговорить с Вебером. Про документы, которые я должен у него забрать ни слова.

Бессмыслица какая-то...

Секретарша Полина внесла поднос с чаем и сахарницей. Поставила перед нами красные в белый горох чашки на таких же блюдцах, а сахарницу оставила на подносе, который тоже оставила на столе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Сахар я положила. — доложила она.

— Спасибо, Полиночка, — поблагодарила ее Томская, — можешь идти домой. Ты мне больше сегодня не понадобишься.

— До свидания, Анна Федотовна. — сказала Полина, изобразила нечто, напоминающее книксен, и ушла.