Судоверфь на Арбате - Владимир Александрович Потресов

Надо сказать, безрадостность этих названий происходит совершенно по разным причинам. Могильцевские переулки, как и само название церкви «на могильцах», показывают, что церковь стояла среди кладбища, как, собственно, все приходские церкви Москвы до указа Петра I 1723 года, запретившего хоронить в городе при церквах, за исключением «знатных персон».

А Мертвый переулок назывался так просто по стечению обстоятельств — от имени домовладельца Мертваго.

Через неделю работа кипела вовсю. Привычно, как для байдарок, строгали рейки для стендов, окрашивали их в черный цвет. Под руководством Александра Сергеевича собирали самые неожиданные конструкции, на которых вскоре возникла яркая схема маршрута с указанием открытых нами исторических объектов. Александр Сергеевич помог Володе и Славе подготовить фотографии. Огромное мозаичное изображение Александра Невского на белом коне, которое выкладывали всем миром, венчало эту необычную отчетную выставку. Филимон все же добился, чтобы на одном из стендов показали результаты раскопок, изобразил контур обнаруженного в кургане воина и украсил его макетами найденных возле него предметов.

Во Дворце пионеров выставка экспедиционного отряда № 532 сорок шестой школы сразу привлекла всеобщее внимание. Во-первых, решетчатые стенды разместились в самом центре огромного фойе, а во-вторых, привлекала совершенно необычная демонстрация всего материала и то, что под стендами стояла одна из байдарок конструкции Александра Сергеевича, изготовленная нами под его руководством и, кстати, побывавшая в эксплуатации.

Когда я с Володей Осадчим вошел в фойе, Слава, совершенно измученный вниманием и вспышками блицев, давал пояснения.

— Слушайте, мужики, поработайте тут немного, а то совсем замучили. И из «Комсомольской правды», и из «Пионерской»…

— А как выставка, нравится?

— Как кому. Одним нравится, другие говорят: формализм какой-то. Но больше все же нравится. И байдаркой интересуются.

— А что байдарка?

— Да вот чертежи просят, телефон Александра Сергеевича…

Вскоре всех пригласили в зал, где в президиуме восседали светила отечественного туризма. Выступали ребята, рассказывали о своих путешествиях, находках. Вначале нам казалось, что интереснее, чем наша экспедиция, просто не бывает, а тут вдруг выяснилось, что большинство отрядов проделало очень интересную и полезную работу: помогали геологам, историкам, ихтиологам. Часть отрядов прошла по пути боевой славы отцов и дедов.

Под конец официальной части специальное жюри подвело итоги соревнования между отрядами, и тут выяснилось, что «за значительный вклад в изучение истории нашей Родины и за подготовку отчетной выставки группа 46-й школы награждается поездкой в город Ленинград во время зимних каникул».

Официальная часть закончилась. Потом показали кинофильмы, слайды, сделанные ребятами разных школ, в большом зале играл оркестр, стихийно состоялся конкурс самодеятельной туристской песни.

— Пошли в зал на танцы, — радостно подскочил ко мне Филимон. — У меня там девочки знакомые из сорок третьей школы. Пошли, а?

— Ребята, я с вами, — откуда-то вынырнул Миша Булдаков. — Ладно?

— Ну, пошли скорее, а то они уже в зале, — торопил Мадленский.

— Вы пока идите, а мы со Славкой вас догоним, — ответил я, — там, в маленьком зале, кажется, Юра Аделунг — давно не виделись.

Юра был прирожденный, вернее даже сказать, потомственный турист. Его отец был большим другом Александра Сергеевича, вместе они организовывали в свое время водную секцию Московского клуба туристов, вместе устраивали традиционные туристские слеты, а на майские праздники регулярно отправлялись на подмосковные реки. Аделунг-старший работал путейцем, но порой с ним происходили самые неожиданные истории. Однажды он принимал участие в съемках увлекательного фильма «Дети капитана Гранта». Пригласили Аделунга в качестве консультанта, когда для каких-то сцен понадобилось монтировать железнодорожный путь.

Сначала он занимался только своим делом, а затем так увлекся, что стал давать советы режиссеру, и тот при этом не возражал и не возмущался, хотя это случается редко. В конце концов он сыграл в фильме роль негра-гиганта, восхищавшего нас совершенно сногсшибательной дракой в кульминационной части фильма.

Что же касается Юры, то путейцем он не стал. Весь его жизненный уклад был подчинен туристскому распорядку: то он отправлялся куда-нибудь с рюкзаком за плечами, то уходил с друзьями на плотах по горным рекам. Когда же настало время выбирать свой жизненный путь, он, не в силах изменить своему увлечению путешествиями, сделался геологом, что, конечно же, было воспринято всеми как нечто само собой разумеющееся.

Тогда еще в долгих туристских подходах у Юры открылся талант к стихотворчеству. Постепенно он научился подбирать подходящую мелодию и вскоре сделался настоящим бардом. Мы любили слушать его лиричные, поистине трогающие душу песни, которые контрастировали с его хрипловатым голосом и грубоватой внешностью, как цветок с замшелыми камнями старого бастиона.

Звучали в Юриных песнях и грусть по уходящей вдаль дороге, и бой курантов в предутренней Москве, и раздумья старого флибустьера, которого ведут на казнь, и лихой ноздревский гонор бывшего актера из цикла «Ночные встречи». Он подбирал мелодии к стихам Грина и сам написал несколько песен об этом романтичном писателе. Юра пел о ковбоях-неудачниках, пиратах, о своих друзьях — байдарочниках, героях старых сказок, сосновых плотах, кораблях в Лиссе и даже восставших из гроба мертвецах, которые до третьих петухов бродят по дорогам и пугают запоздавших прохожих.

Юра, как всегда в торжественных случаях, одетый в линялую и штопаную штормовую куртку и тельняшку, расположился на подоконнике небольшого уютного зала. Вокруг него, приоткрыв рты и устремив восторженные взгляды, скопилась стайка слушателей. Юра не торопясь перебирал струны гитары и явно не спешил радовать своих поклонников очередным произведением.

— Привет, Юрка!

— A-а, ребята. Я слышал, вы нашли клад старика Флинта.

— Ну, клад не клад, а кое-что все-таки, — скромно ответил Слава.

— Банк сорвали — в Ленинград едете, — продолжал Юра.

— Это точно.

Часть восторга почитателей, обращенного к своему кумиру, невольно распространилась и на нас, как из людей, которые вот так вот запросто разговаривают с самим Аделунгом. Не прикрывая удивленных ртов, они, как по команде, вертели головами в сторону говорящего в этой пустой