Суверенитет духа - Олег Матвейчев

Наука основана на самом строгом знании ― на математике

Как не стыдно в зрелом возрасте повторять лозунги, написанные над доской в школьном кабинете математики, про царицу наук и проч. Начнем с того, что всякая наука начинается с того, что определяет свой предмет, то есть поле деятельности, предмет определяется с помощью основопонятий и принципов уже исходя из общей разметки сущего. Но общую разметку сущего дает метафизика. Наука только тогда способна к прогрессу, когда она оставляет все самые сложные свои вопросы метафизике. То есть математика не знает, что такое число, она оставляет этот вопрос философии, как только она задумывается над этим она сама становится философией. Вся дальнейшая работа каждой науки состоит в нарабатывании с помощью специфического для данной науки метода познавательного материала. Согласно критериям научности-ненаучности, которые сформулированы ЗАРАНЕЕ, одно знание отделяется от другого. Строгость математики состоит в том, что ее основопонятия и методы заточены под очень узкий круг феноменов и только под него. Сравните две сети ― в одну попадают и щуки, и караси, и карпы, и плотва, а в другую только ерши. Вот эта ершовая сеть и есть математика. Все другие рыбы ее не интересуют. Но значит ли это что это « царица наук». Любая наука может обрести строгость математики, если устрожит свои основопонятия, в это случае количество наук резко возрастет, так как каждую придется делить на десять или на сто дисциплин. Но что толку, все равно понадобятся междисциплинарные исследования, которые будет объяснять тот или иной феномен в целостности. За пределами математики, в результате ее строгости оказывается практически весь мир. Да, истина о том, что дважды два четыре ― бесспорна, только что толку от этой истины? Не является ли она самой бесполезной в жизни истиной? Самой несущественной для нашей сущности? Науки не основаны на математике, каждая имеет свой предмет и свое поле феноменов. Математика основана на абстрагировании количества от качества.

Два рубля в моем кармане и два мужика на улице, разве это не очевидное сходство? Это сходство, но это и безумие. Я считаю, что качеством и сущностью определяются и количественные параметры. Пропасть нельзя перепрыгнуть в два шага, а улицу можно. Одна женщина за девять месяцев родит ребенка, а девять женщин за один месяц не родят. Бог ― один, а ботинок всегда пара. Даже если это не так (украли ботинок), то это некое уродство, которое стремятся восполнить или уничтожить (выкидывают второй). Когда греки искали меру, с помощью математики, то они искали, какому качеству соответствует какое количество, а во что это превратилось сейчас? В оперирование цифрами в мире цифр. Да, математика нужна и при инженерной работе и в компьютерной отрасли. Так это говорит только о ее практичности, а не о царственности.

Если я вижу в тексте какого-то автора фактические или логические ошибки я просто перестаю читать.

Хорошо хоть не орфографические! А то есть такие уроды, которые перестают читать, видя опечатку или пропущенную запятую. Хотя хрен редьки не слаще. Как в стихе:

― Где ты была сегодня киска?

― У королевы у английской!

― Что ты видала при дворе?

-Видала мышку на ковре.

Хоть при дворе, хоть в подвале ― кошка будет видеть мышь и только мышь, все самое интересное она пропустит. Дашь такому человечку сонет Шекспира, а он и его не будет читать, если там орфографическая ошибка. Кстати, логические и фактические ошибки в сонетах Шекспира тоже есть. Пока вы будете их искать, вы ГЛАВНОЕ ПРОСМОТРИТЕ. Безошибочность вообще не гарантирует истины, безошибочность вообще ничего общего с истиной не имеет. Вы скажите, что одно дело, сонет Шекспира, который не претендует на истину, другое дело публицистический текст, например, о политике, который претендует. Я отвечу: нет. Сегодня любой студент найдет 100 фактических и логических ошибок у Маркса. Особенно, начитавшись критиков, которых за 150 лет было довольно. И что, мы скажем, что этот студент умнее Маркса, коли он видит и знает больше? Или этот студент ближе к истине? Нет! Важно иное, Маркс со всеми своими ошибками и благодаря им, владел умами сначала десятков, потом тысяч, потом миллионов, людей, двигал своими текстами в итоге миллиардными массами и делал историю. Сколько революций и движений произошло под знаменем марксизма! Его призывы , стройность и поэтичность (а не безошибочность) его теории, ее понятность, совпадение с сознанием времени, с мыслями современной ему интеллигенции и пролетариата помогло этой теории распространится как вирус, перевестись на языки, собрать интернационал и проч. Истинно то, что способно двигать историю. А скучные поиски ошибок не способны. Как и «безошибочные тексты». Так что оценивая текст с точки зрения фактов и логики (кстати, какой логики?, я знаю десяток логик), вы промахиваетесь мимо главного в нем. Может случится, что вы будете рядом с великим и пройдете мимо, потому что вы закрыты в своей скорлупе, потому что к вам попадает только то, что вы уже наметили себе отбирать по критериям, сами эти критерии ― уже найденная вами истина, истинность которой вы взяли сами не знаете откуда. На самом деле истина есть открытость бытию, а неистинна это как раз позиция человека в футляре, который пропускает нечто к себе согласно раз и навсегда взятым критериям. Такой человек подобен уже не человеку, чья сущность как раз в открытости, он как раз подобен животному, например, кошке, которая уже «заточена» под мышь. Вы сам свидетель того, что на этом ресурсе недавно было. Некто выложил длинный текст об экономике. И уже первый же знаток нашел на первой же странице ошибку насчет ламповых телевизоров. Другой знаток что-то ляпнул про транзисторы. И началась дискуссия…. Вот пример отцеживания комара, ловли блохи, и невиденья леса за деревьями. Текст вообще был про экономику. И неважно, что там был упомянут телевизор. И любому нормальному человеку это понятно, кроме всех этих любящих точность и аккуратность в фактах блохоловов. На самом деле, это пример незрелости мышления, а не его» строгости» . Это просто инфантилизм, не уметь видеть главное. Помню я преподавал в школе и был такой диалог с первоклассниками:

― Дети, сегодня мы поговорим о хлебе. О том, что он всему голова, о том, как его выращивают, как он попадает к нам нас тол.

Вася тянет руку:

― А у меня мама всегда хлеб ножиком режет!

― Хорошо, Вася, садись..

Руку тянет Петя:

― А мы когда на даче были, я тоже руку ножиком порезал!

Но это дети и это понятно. А тут ведь взрослые люди сплошь и рядом, цепляются за знакомое слово и… алга! И у «великих» так же. Есть одна вещь, которую заставляли раньше читать всех студентов философских факультетов. Это « Философские тетради» Ленина. Вот он их тоже читал как «собака Павлова», науськанная выделять слюну при зажигании лампочки. Видит Ленин слово «Бог», тут же пишет на полях «Сволочь идеалистическая!». Видит слово «материя», тут же пишет: «Гегель хоть и идеалист, а все-таки у него уже были зачатки материализма». А если он не видит знакомых слов, то так прямо и признается на полях «Темна вода!». Самое интересное, что ничуть не лучше были и русские философы, так же инфантильно С.Булгаков читал Маркса. К чему я? А к тому, что все эти знаковые системы, индикаторы ошибок придуманы нами для экономии мышления. Чтобы понять стоить тратить время на текст или нет мы быстро оцениваем его согласно критериям сформулированным заранее, убеждаемся в чем –то и бежим дальше. Так вот! Я утверждаю, что при таком подходе вы всегда будет пробегать мимо. И наоборот, если вы решите прочесть текст любя, понимая, с почтением, то пусть это будет даже глупая сказка про Курочку Рябу вы сможете извлечь из нее больше смысла, чем если прочтете самый толстый и умный том «экономическим способом». Вы обманываете сами себя, торопясь и облегчая себе работу с помощью отбраковки информации. Наоборот, время потраченное на мышление, вдумчивое чтение любого текста даже глупого, вернется сторицей.

Вы хотите сделать царицей наук философию, но философия ― либо выражение чьих–то интересов, либо болтовня, либо обобщение данных, которые получены наукой.

Подлинная философия не может быть выражением чьих-то интересов, поскольку собственная суть философии как раз и состоит в том, чтобы мыслить из самих вещей, если угодно из интересов этих вещей, но не из внешнего интереса. Интерес философии ― дать вещь как она есть, раскрыть ее, а не использовать в каких–то там внешних интересах. В мире все связано, всякая вещь « для чего-то». Но так не может быть до бесконечности, когда т-то необходимо остановиться в череде отсылок. Вот эта остановка, точнее начало, перед которым ничего нет и есть исток философии. Поэтому она ― царица. И не только наук, а всего. Можно развернуть цепочку, идущую от этого началак всему остальному. Когда –то великий аскетичный Э. Кант сидел и писал свои «Критику чистого разума» и « Критику практического разума». и его интересовала только истина. Потом пришли неокантианцы, которые эпигонски по0школьному догматично разъясняли Канта. Потом пришел К. Поппер, который безбожно вульгаризируя неокантианство создал свою «теорию познания» и «теорию открытого общества». Эти теории прочитал молодой эмигрант Дж Сорос, применил теорию познания Поппера к практике, создал практичную «теорию рефлексивности», которая помогал ему заработать миллиарды долларов. Он решил, что и теория открытого общества так же истина, как и теория рефлексивности. Желая быть великим, Сорос решил посвятить жизнь пропаганде идей открытого общества. Деньги ― только средство. Сорос учреждал институты, предоставлял гранты под написание учебников истории и философии в десятках стран мира, финансировал оппозицию. Его ученик Джин Шарп, в свою очередь пишет учебник («От диктатуры к демократии») о том, как надо делать «бархатные революции» и по этим рецептам делалась новейшая история многих стран. Из всего этого два вывода: 1.по мере деградации философия приближается к практике, но она стоит в начале всего; 2. мир движется ею, а не деньгами и экономикой. Сорос хотел свои ценности реализовать, деньги были для него средством, как и массы, которые шли на революции за наживкой в виде колбасы. Те, кто что-то решает в этом мире движимы не деньгами, может быть тщеславием, а самые великие, те от кого все идет и вовсе ничем не движимы, кроме истины. Кант ― образец аскета.