Воспоминания одной звезды - Пола Негри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поезд остановился на пограничной станции Сосновец.
Таможенник резко вернул меня к реальности, хмуро потребовав, чтобы я открыла чемоданы. При виде коробок с кинопленкой он тут же принялся кричать:
— Где разрешение на вывоз? Вы нарушили закон!
Я попыталась объяснить, что не знала, требуется ли такое разрешение. Он раскричался еще больше:
— Незнание закона — это не оправдание!
У входа в купе собралась толпа любопытных. Таможенник невероятно наслаждался возможностью предстать в роли блюстителя закона и заодно унизить меня.
— Это контрабанда, — заявил он. — Вы пытались тайно провезти товар!
Не успела я ничего сообразить, как он уже приказал носильщикам вынести мои вещи и снял меня с поезда.
— Какой вздор! — причитала я сквозь слезы. — Куда вы меня ведете?
— К коменданту!
— Вот и прекрасно, — сказала я. — Уж ему-то я расскажу, как вы обращаетесь с мирными польскими гражданами!
Мы с трудом тащились по глубокому снегу. Тут я услышала писклявый гудок паровоза и скрежет колес. Поезд отправлялся без меня. Я было ринулась к нему, как будто пытаясь его нагнать, но таможенник мигом, стальной хваткой поймал меня за руку.
— Отпусти, идиот! — крикнула я.
Но он уже впихнул меня в ничем не примечательное помещение, обшитое голыми досками. Уходя, он предупредил меня:
— Без всяких штучек тут, ясно? Вон у дверей стражник, ему приказано стрелять без предупреждения…
И исчез, громко хлопнув дверью. Я даже не испугалась — настолько вся кипела от возмущения. В углу была чугунная печь, я подошла к ней, чтобы согреть руки. Тут позади меня раздался голос:
— Ну что, мадам, вот и доигрались?
Я обернулась и увидела перед собою невероятного красавца. Мужчине было лет двадцать пять, живые васильковые глаза, держался он молодцевато, и военная выправка делала его выше ростом, чем на самом деле. Он разглядывал меня, вполне дружески улыбаясь, и я почувствовала, как мое раздражение сходит на нет.
— Я граф Домбский[92], здешний военный комендант. Извольте объяснить мне, в чем проблема.
Тяжко вздохнув, я рассказала ему, кто я такая и почему у меня эта кинопленка. Когда я завершила свое признание, он заметил:
— Ну, не такое уж и страшное нарушение закона…
— Если судить по реакции таможенника, я уже думала, что меня запрут в темницу, а ключ выбросят…
Комендант рассмеялся. Смех у него был очень приятный — смех настоящего мужчины.
— О, если бы у меня был такой ключ, пани Негри, я бы его ни за что не выбросил.
Он вызвал секретаря и поручил оформить нужную бумагу, которая давала мне право вывезти фильм в Германию.
— Ну, а в связи со всеми неудобствами, которые мы вам причинили, можно, по-моему, и оплату пошлины отменить, — сказал комендант.
— Я буду рада заплатить сколько нужно, — отвечала я. — Впрочем, сколько угодно заплачу, лишь бы поскорее отправиться дальше.
— Ну что вы! Я настаиваю на моем предложении, а вот вы сможете меня отблагодарить…
Я резко подняла голову, недоуменно взглянув на него.
— Ну, ну, пани, вы напрасно про такое подумали… Я имел в виду совсем не это. Но следующий поезд только через два часа. Вы наверняка замерзли и голодны, так что я хотел бы пригласить вас отужинать со мною, но на людях, в ресторане.
— Граф Домбский, я бы не хотела так беспокоить вас… — начала было я, однако сама же мгновенно услышала нотку неискренности в собственном голосе. Граф ведь был весьма очарователен, и мне на самом деле очень хотелось его побеспокоить…
— Но мне это доставит большое удовольствие. Работа у меня не самая увлекательная, да и красивые женщины здесь редки. Но если такая попадается, мы пускаемся на любые уловки, лишь бы ее задержать… Пусть даже только ради ужина в ресторане… — А-а, вот оно что, — сказала я, улыбнувшись. — Так у господина графа сегодня нет компаньонки на время ужина…
Мы беспрестанно пикировались, пока шли к ресторану. Я быстро избавилась от настороженности по отношению к нему, хотя некоторые его шуточки были слишком уж прозрачными и двусмысленными… Он относился ко мне, как к светской даме, умудренной жизненным опытом, и я решила подыграть ему, исполнить роль — ну, разумеется, до тех пор, пока в этом не было никакого риска и он сидел за столом напротив меня.
С Домбским было удивительно легко разговаривать, и я вдруг поймала себя на том, что рассказываю ему что-то такое, чего прежде никогда и никому не доверяла. Да что там, я даже принялась критиковать собственную профессию. Когда я вдруг сказала, что мечтаю бросить все и завести семью, стать хозяйкой дома, то сама же поразилась своей искренности. В тот момент я не понимала, что действительно ли влюбилась в него с первого взгляда или только в саму идею о любви, так занимавшую меня на протяжении всей поездки? Евгениуш Домбский произвел на меня столь сильное впечатление или такую же реакцию у меня вызвал бы любой красивый мужчина, который встретился бы мне в этот благоприятный момент?
Когда прибыл поезд, я испытала невероятное облегчение. Мне требовалось какое-то время, чтобы разобраться в своих спутанных чувствах. Мы обменялись адресами, обещали писать друг другу. Все время, пока я ехала в Берлин, твердила себе, что, наверное, никогда больше не встречусь с ним и все это — лишь приятный эпизод, но почему-то не переставала думать о нем.
Назавтра я уже получила письмо от него: он справлялся, хорошо ли я доехала, писал, что постоянно думает обо мне, что через две недели ему предстоит поездка в Варшаву, поэтому хотел бы знать, есть ли хотя бы отдаленная вероятность увидеть меня там. В ответном письме я написала, что такая вероятность возможна… Теперь каждый день от него приходило письмо. Сначала они были просто дружескими, потом более чем дружескими, а в конце концов переполнеными любовью. Когда подошло время его приезда в Варшаву, я отправилась к Давидзону, чтобы сообщить, что уезжаю в Польшу. На этот раз меня ничто не могло остановить, и он после некоторых уговоров согласился дать мне отпуск на три недели.
Мне надо было повидать Евгениуша, чтобы понять,
