Кровавый след - Таня Хафф

class="p1">Полдюжины раз за ужином Питер подумывал рассказать остальным о том, что ему известно. Полдюжины раз передумывал. Они имели право знать. Но если бы он смог представить доказательства… Сказать или не говорить? Не говорить или сказать?

Отчасти ему хотелось просто свалить все проблемы на старших вервольфов и позволить им самим все уладить, но колено Розы, случайно задевая его под столом, вышибало эту здравую мысль из головы.

Питер почти не прикасался к еде, потому что каждый раз, делая вдох, он ощущал только запах своей близняшки, и единственное, о чем он мог думать, это о том, как себя перед ней проявить.

– Питер! Хлеб!

– Извините, тетя Надин.

Он не мог припомнить, чтобы она просила передать хлеб, но по ее тону было ясно, что просила. Передавая тарелку с толстыми ломтями черного хлеба, Питер понял: что бы он ни решил, тете открыться нельзя. Если он скажет: «Я могу выяснить, кто убил твою сестру», но не будет иметь доказательств, это только попусту разбередит ее рану, ведь тогда она не сможет действовать. Кроме того, тетя Надин все еще считала его детенышем и относилась к нему почти так же, как к Дэниелу. Он должен был доказать, что он – мужчина.

Раньше Питер этого не замечал, но от тети Надин сильно пахло розами.

Он не мог открыться и отцу. Отец ранен. И с ним нельзя ничего обсудить еще и потому, что отец ничего не делает, не посоветовавшись сначала с дядей Стюартом.

«Дядя Стюарт. – Питер оторвал кусок мяса, а Стюарт взял у Розы солонку. – Зря он к ней прикасается. Думает, что он такой… чертовски крутой. Думает, что все знает. Что ж, я знаю кое-что, чего не знает он».

– Из-за чего ты злишься, Питер?

Питер свирепо посмотрел на маленького кузена.

– Я не злюсь.

Дэниел пожал плечами.

– От тебя пахнет злостью. Собираешься снова наброситься на папу?

– Я уже сказал, что не злюсь!

– Питер.

Стюарт посмотрел на него, выглянув из-за Дэниела, нахмурив брови и оскалив зубы.

Питер ощутил желание откинуть голову назад и покорно подставить горло. Его уши плотно прижались к черепу, разорванный край уха пульсировал в такт биению сердца.

– Я ничего не сделал! – прорычал он, выскочил из-за стола и выбежал из кухни.

«Ну подожди, – подумал он, сбросив одежду и перекинувшись. – Я тебе покажу!»

Роза хотела последовать за братом, но Надин толкнула ее обратно на стул.

– Нет.

Стюарт вздохнул и почесал шрам над бровью, оставшийся после того боя, когда он впервые встретил вызов как взрослый мужчина. То, что сейчас случилось, должно было случиться, раз в семье появился чужак. Он посмотрел на Селуччи, который спокойно вытирал кетчуп со своего локтя (Дэниел снова слишком сильно сжал бутылочку), а затем – на Надин. Сегодня же вечером надо разлучить Розу и Питера, медлить больше нельзя.

Шторм слонялся по амбару в поисках крыс, на которых можно было бы сорвать досаду, но ни одной не нашел. Это не улучшило его настроение.

Он погнался было за стаей скворцов, заставив их взлететь, но так и не смог вонзить зубы ни в одного и плюхнулся в тень у машины Селуччи. Лизнул спутанную шерсть на плече и решил, что жизнь – отстой.

До наступления темноты оставалось еще два часа. Еще два часа до того времени, как он сможет себя проявить. Два часа до того момента, как он сможет вцепиться зубами в горло человека и вытрясти из него правду.

Питер представил, как отреагирует семья, как посмотрит на него Роза, когда он войдет и заявит: «Я знаю, кто убийца».

А еще лучше будет, если он войдет и швырнет на пол тело виновника.

Сквозь слабый запах стали, газа и нефти Шторм вдруг уловил знакомый запах и поднялся.

Край окна с пассажирской стороны машины Селуччи отчетливо пах человеком в черно-золотом джипе. Шторм нахмурился, облизнул нос… А потом вспомнил. То, что он учуял в гараже, на крышке капота разбитой машины Генри, он чуял здесь и сейчас, только резче.

Это все меняло. Сегодняшняя встреча могла быть только ловушкой.

Шторм поскреб лапой землю и тихо возбужденно заскулил. Здорово! Это убедит всех отнестись к нему серьезно.

– Питер…

Он навострил уши. Рядом с домом раздался голос дяди – он не звал его, а просто о нем говорил.

Шторм начал медленно красться вперед, пока не выглянул из-за машины. К счастью, он был с подветренной стороны.

Его дядя и детектив Селуччи сидели на заднем крыльце.

– С ним все в порядке, – продолжал Стюарт. – Он просто… Ну, еще подросток.

Селуччи фыркнул.

– Я понимаю. Ох уж эти подростки.

Двое мужчин покачали головами.

Шторм тихо зарычал. Итак, они смогли отмахнуться от него всего одним словом, вот как? Сказать «подросток» так, будто это какая-то болезнь. Так, будто это все объясняет. Будто он все еще ребенок.

Его шерсть встала дыбом, губы изогнулись, полностью обнажив блестящие клыки.

Ничего, он им всем покажет! Сегодня вечером.

– …Конечно, вплоть до начала шестидесятых большинство стрелков думали, что никто никогда не наберет на международных соревнованиях больше тысячи ста пятидесяти очков, но в шестьдесят втором году парень по имени Гэри Андерсон выбил тысячу сто пятьдесят семь из произвольной винтовки[22]. В тот день несколько челюстей отвалились, и большинство людей поверили, что результат никогда не будет превзойден. – Берти покачала головой, дивясь тому, во что верило большинство. – Они, конечно, ошибались. Счет тысяча сто пятьдесят был, как говорится, психологическим барьером, и, как только Гэри его превзошел, – что ж, все начали стрелять направо и налево… Фигурально выражаясь. Я заварю еще чая. Вы уверены, что больше не хотите кофе?

– Нет, спасибо.

Уволившись из полиции, Вики стала хуже реагировать на кофеин и уже чувствовала эффект от трех выпитых чашек. Ее нервы были натянуты так туго, что она почти слышала, как при каждом движении они звенят.

Оставив Берти на кухне, она поспешила в гостиную, к телефону.

Вечер пролетел незаметно, пока она сличала списки имен. Солнце – его диск был таким огромным, красным и четко очерченным на фоне неба, что казался ненастоящим, – дрожало на краю горизонта.

Вики посмотрела на часы. 20:33. Осталось тридцать пять минут до заката. Тридцать пять минут до пробуждения Генри. Фицрой сказал, что его рука заживет к вечеру и тогда они с Селуччи, возможно, смогут вдвоем понаблюдать за деревом, поэтому Вики придется попросить Питера ее забрать.

Она хихикнула, представив, как Селуччи с Генри помечают дерево, споря, кто из них главный, села в кресло и включила один из светильников. Она явно переборщила с кофе.

Фамилии одиннадцати олимпийских стрелков совпадали с фамилиями членов местных клубов. Пора сделать следующий шаг.

– Алло, миссис Скотт? Меня зовут Терри Ганновер, я пишу статью об участниках Олимпийских игр. Меня интересует, не родственник ли вы Брайана Скотта, члена канадской команды Олимпийских игр семьдесят шестого года в Монреале? Нет? Но вы ездили в Монреаль… Это очень интересно, но, к сожалению, мне нужно поговорить с самими участниками.

Вики подавила вздох.

– Извините, что побеспокоила. Спокойной ночи.

Одного можно вычеркнуть. Осталось десять. Лги, чтобы добраться до правды.

«Привет. Меня зовут Вики Нельсон, я частный детектив. Стреляли ли вы сами или кто-либо из членов вашей семьи в вервольфов?»

Поправив очки, она набрала следующий номер без большой надежды на успех.

Для Генри миг заката был подобен мигу между жизнью и смертью. Или, возможно, между смертью и жизнью.

Только что его не было. В следующее мгновение пробудившееся сознание начало снимать с его чувств дневную пелену. Он лежал неподвижно, прислушиваясь к своему сердцебиению, дыханию, шороху простыни, задевающей за волоски на груди, когда он вдыхал и выдыхал. Он чувствовал под собой переплетение нитей ткани, матрас, а еще ниже – кровать. Запах вервольфов заглушал его собственный запах, но, с учетом всех обстоятельств, Генри это не удивило.

Полностью придя в себя,